Саша была близка к тому, чтобы застонать в голос от отчаяния. Но вместо этого свернула к западному крылу, где располагалась палата офицера Владимирцева.

– Ваш друг уже ушёл? – спросила она, заглянув внутрь после короткого стука, но ответа так и не получив.

– Я разрешал тебе входить? – сухо поинтересовался Владимир.

– А я и не вошла, только заглянула одним глазком.

– А если бы я был не одет?!

– Господи, можно подумать, я увижу что-то новое! – Александра оглядела комнату и, убедившись, что Владимирцев один, тяжело вздохнула. А сама подумала – к лучшему. Не собиралась же она и впрямь отдавать эти бумаги "его величеству"?

Или собиралась?

– Зачем тебе понадобился Мишель? – вдруг спросил Владимирцев, когда она уже практически закрыла за собой дверь.

– Собиралась признаться ему в любви, зачем же ещё! – огрызнулась Александра. – Неужели не заметно, что мы без ума друг от друга?! Не знаете случайно, где он живёт?

– Здесь, совсем рядом, на углу Садовой и Басманной, – машинально ответил Владимир Петрович, прежде чем успел подумать о том, что совсем не собирался с ней разговаривать. Но было уже поздно. – Нет, а если серьёзно? Что-то случилось? Я слышал в коридоре шум… то есть, я хочу сказать, это странно, обычно до меня шумы не доносятся, спасибо Мишелю, помог с палатой. Но нынче кричали так, словно немцы добрались до Москвы и задумали с боем отобрать больницу у Воробьёва!

– В таком случае вам не о чем беспокоиться, Викентий Иннокентьевич скорее отдаст им своего сына или дочь, но больницу – ни в коем случае!

– Что ж, хорошо.

– Хорошо. И, пожалуйста, простите, что потревожила! Вы и впрямь могли быть неодеты, я как-то про это не подумала, – сама не зная, зачем любезничает, сказала Александра. И повторила ещё: – Извините.

Чем повергла Владимирцева в глубочайший шок. Он хотел ответить, что – ничего страшного, так уж и быть, но не успел, потому что Саша ушла, притворив за собой дверь. Вот это метаморфозы! С утра была как кремень, а ныне нерешительная, расстроенная чем-то, да ещё и подозрительно вежливая… что это с ней?

"Волконский живёт на углу Садовой и Басманной, в двух шагах отсюда", – повторяла про себя Александра. Эта информация не давала ей покоя. По-хорошему, идти-то тут всего пять минут, и время её практики давно закончилось – она была свободна как ветер, так почему бы не наведаться в гости к дорогому брату?

«У тебя совсем нет чувства собственного достоинства! – кричала её задетая гордость. – Этот негодяй хамит тебе, игнорирует, унижает, а ты, вместо того чтобы послать его к чёрту, возьмёшь и принесёшь ему эти бумаги на блюдечке?!»

«А что мне ещё с ними делать? – тут же возражала Саша самой себе. – Воробьёв скорее всего уже обнаружил пропажу, и странно, что он до сих пор не вызвал меня, чтобы спросить, что всё это значит! Стало быть, на меня он не подумал, да и с чего бы? Он же не знает, что я слышала их разговор с Гордеевым! Но рано или поздно они догадаются!"

И тогда она закончит так же, как и Юра Селиванов. С тремя пулями в груди и переломанными пальцами.

«Ты всё равно не должна идти к Волконскому! Пусть он за тобой бегает, чёрт возьми, это в его интересах, а не в твоих!»

Да, но…

"Господи, раз уж я взялась за это, нужно доводить до конца! Украсть такие бумаги, за которые меня вполне могут убить, украсть – и не использовать их против этого негодяя, да это верх глупости!"

«Так давай, иди к нему! Нет, а что такого? И посмотрим, через сколько секунд он выставит тебя за дверь? Две? Три?»

– Саша, ты ещё не ушла? – окликнула её Вера. – Заходи к нам, мы как раз собирались пить чай! Присоединяйся, мы будем рады! Если никуда не спешишь, конечно.

О нет, она не спешила. Сейчас это было как раз то, что нужно!

Посидеть, отвлечься немного, успокоиться и ещё раз хорошенько всё обдумать.

А компания для этого собралась самая что ни на есть подходящая: три молоденькие практикантки-медсестры, с одной из которых флиртовал смазливый красавчик в белом халате – видимо, тот самый Семён – а также тётя Клава и низкорослый старичок, доктор Макаров, похожий на гнома из сказки.

– О-о, наша сегодняшняя героиня! – приветствовала её одна из медсестёр, а Семён рассыпался бисером перед новенькой, которую он ещё не успел очаровать.

– Мадемуазель! Позвольте вашу ручку! Как вы прекрасны! Я – Семён Петраков, из травматологии. Будем знакомы!

– Саша, сядьте, расскажите про сегодняшний случай! – попросила другая медсестра.

– Какая же вы молодец! А я-то совсем растерялась…

– Как это у вас всё так ладно получилось!

– А давно вы в медицине?

– А много ли на вашей практике подобных достижений?

На все эти вопросы Александра отвечала с дружелюбной улыбкой, стараясь каждому уделить внимание и никого не обидеть. Пришла Вера, села рядом и велела не утомлять чересчур её дорогую подругу, и сама же, вопреки собственным словам, начала расспрашивать пуще их.

Знакомство с коллективом прошло хорошо: все были в восторге от новенькой, особенно Петраков, имевший, как поняла Александра, репутацию местного ловеласа. Старенький Макаров от всей души похвалил, а тётя Клава даже извинилась, что не сразу решила доверить пациентку в её руки.

Чаю было испито немерено, и когда Саша опомнилась, часы уже показывали семь. Все разошлись, кто домой, кто на дежурство, а она решила остаться с тётей Клавой ещё ненадолго, чтобы помочь убрать со стола.

– Как тебе у нас, дочка? – спросила тогда пожилая женщина. – Нравится? Или, небось, думаешь: сплошной бедлам, в прошлой больнице поспокойнее было?

– Что верно – то верно, поспокойнее, – не стала спорить Александра. – Но мне куда больше по душе суета, нежели затишье. Конечно, поменьше бы таких случаев, как сегодняшний, но всё же любое дело лучше, чем безделье.

– Справедливо, – пробормотала тётя Клава. – А Сидоренко наш тебе как?

– А что Сидоренко? Врач как врач.

– Видела я, как он на тебя сегодня глядел.

– Как? – Александра рассмеялась. – Как на Марфушу Нифонтову?

– Господи, да нет же! – тётя Клава тоже улыбнулась. – Слава богу, пока ещё не так! Но всё-таки, что-то такое в глазах у него мелькнуло… я его раньше таким и не видела, а уж скоро тридцать лет будет, как вместе работаем!

– Не знаю, – пожала плечами Александра. – Говорят, он сложный человек, но у меня с ним пока ещё конфликтов не случилось.

– И вряд ли случатся, после сегодняшнего-то.

– Вы про Нифонтова?

– Про него, любезного! Он бы ведь убил бы его, коли ты не вступилась! Экая молодец: да что вы, дяденька Савелий Савелич, наш доктор сегодня всю ночь в больнице был, жизни пациентам спасал! Ох, и умница ты, Сашка! И ведь не растерялась, гляди ж ты!

Александра смущённо улыбалась, молча вытирая чайные ложечки и аккуратно складывая их в ящик стола. И размышляла над словами тёти Клавы: а ведь она права, если бы не тот утренний случай, вряд ли Сидоренко стал бы за неё заступаться перед самим Воробьёвым, у которого и он был в немилости. Она помогла ему, а он помог ей.

И, конечно, ещё это чудесное спасение Караваевой, во время которого Сашенька показала себя. Тут-то Ипполиту Афанасьевичу стало окончательно ясно, что перед ним не обычная простофиля, выбравшая медицину по ошибке, или ради красивого белого халата. А то, что он ругал её при Воробьёве – так это исключительно для большей правдоподобности, на то можно было не обижаться.

Когда они с тётей Клавой закончили прибираться, пришла Вера и осторожно сказала, что княгиня Караваева просит Александру к себе. Это было удивительно, но Вера объяснила, что первый раз Любовь Демидовна пришла в сознание ещё после обеда – князь был с ней, он-то и рассказал, кому она обязана своим чудесным спасением, и теперь женщина хотела лично видеть ту самую медсестру, которую ей послал не иначе сам Господь Бог.

"Если начнёт предлагать деньги – я не стану больше обижаться", – пообещала себе Александра и направилась к своей пациентке.