Маркелл Мерлин

Творец (рассказы)

Оглавление

Жил-был Бог…

Ашрам Люциана Светозарного

Совершенство в простоте

Харон

Творец

Голубые небеса, зеленые лужайки

Белая мгла

Эссе о гляссе

Избранный Сетом

Разговор с Богом

Октеракт

Щупальца

Вознесение

Вкус свободы

Neowave и его реальность

Атлантида, или День жизни на обычном космическом корабле

Зима пришла

Возлюбленный смерти

Мы всё время спим

Жил-был Бог, скучающий и оттого печальный. Жил он средь безбрежного пространства, созданного когда-то им самим, а может, кем-то до него - это было так давно, что Бог и сам позабыл, с чего всё началось. В пространстве этом плавали галактики с планетами и звёздами, но за миллиарды лет даже такое чудесное произведение, как космос, может надоесть.

Стало ему однажды совсем невмоготу, взял он планету, на которую однажды случайно пролил свой суп (как убеждённый холостяк, он его так и не вытер) и изрёк: "Да оживёт сей первичный бульон!". Зашевелился бульон, начал радостно плодиться и размножаться. Бог, как явление в своём роде единственное и неделимое, размножаться не умел, посему действо ему было внове и оттого интересно.

Но вот бульон тоже надоел ему, и отправиться бы остаткам божественного супа в не менее божественную мусорницу, если б не пришла Богу одна идея. Бульон был хорош, но с ним не поговорить, не обменяться мыслями. Почему бы не вырастить из него собеседника? Да будет эволюция!

...Прошли миллионы лет на Планете-1, Бог смотрел на её жителей и недоумевал. Гигантские амёбы, передвигавшие гигантскими ложноножками, обладали наиразвитейшей культурой, но с наукой у них было туговато. Они не осознавали ничего, кроме поверхности Планеты, и даже не помышляли о том, что над головами у них есть звёзды. Обессилев в попытках сделать из амёб что-то толковое, Бог забросил планету на задворки галактики и принялся за следующую... Разумные рептилии Планеты-2, ориентированные на прогресс, в итоге завершили свою историю техногенным катаклизмом. Жители Планеты-3, которым Бог привил любовь к природному, в итоге ушли в леса и одичали.

Проект тысячи планет, благословленных пряником, успешен не был, и настало время приниматься за кнут - ведь только невзгоды могли заставить жителей шевелиться и совершенствоваться. Пока подопечные вменяли происходящее - болезни, войны, катастрофы, произвол - Богу в вину или представляли это как прямое доказательство его отсутствия, он лишь добавлял новые испытания. И существа десятков планет начинали учиться стойкости, состраданию, не забывая при этом совершать новые открытия, чтобы преодолеть задуманное великим экспериментатором... Но сами не становились ничем большим, кроме как результатом эксперимента или занятными питомцами.

Цель изначальная, создание собеседников, достигнута так и не была. Ведь кому захочется говорить с обвинителями? Или с теми, кто только что с пеной у рта доказывал твоё несуществование? С теми, кто гонится за саморазрушением? С теми, кто несмотря на все пряники и кнуты, так ничему не научился?

Неисчислимое число экспериментов, а результат - всегда один. Это занятие начало казаться ему бесполезным, и он собрался уж было бросить его, но...

"Ладно, ещё одна планетка. Последняя!" - подумал Бог и сел наблюдать пред небесным телом, которое впоследствии его жители назовут Землёй... в надежде, что хотя бы здесь оправдаются его ожидания.

2014

Солнце уже взошло, а гуру всё не появлялся. Толпа на площади скандировала его имя, изнывая от нетерпения. Я стоял, держа наготове карандаш и блокнот, готовый записать малейшие подробности того чуда, свидетелем которого мне доведётся стать.

Как же иначе назвать возможность увидеть вживую самого Люциана Светозарного, если не чудом? Что там Иисус, Будда или Джон Леннон. Вот Люциан – это да. По слухам, увидев его, немые начинают говорить, хромые – ходить, а одна бесплодная женщина родила тройню в тот же миг, как прикоснулась к ступне Великого. Я-то прибыл сюда не за исцелением, а материалом для новой статьи, но возможность вылечиться от застарелой чахотки левого полушария мозга не могла не прельщать.

Вдруг загремели тамтамы, загудели горны, запели фальцетом специально обученные мальчики. Луч Солнца упал на золочёные врата. Недалеко от меня раздалось несколько нечленораздельных воплей, порождённых не то религиозным, не то сексуальным экстазом.

Врата раскрылись, и те, кто стоял поближе, смогли узреть Его. Некоторые безуспешно пытались приблизиться к Люциану, но охрана отгоняла недостойных резиновыми дубинками, приговаривая заклинание усмирения «Пшёл вон, баран».

Процессия во главе с доблестным начальником охраны, продолжаемая непосредственно паланкином и замыкаемая небольшим отрядом слуг с опахалами, медленно двинулась вперёд, к границе территории ашрама, дабы обойти его по периметру и снова вернуться в храм.

Наконец и я смог увидеть Его Святейшество, прямое воплощение Бога на грешной нашей земле. Люциан, как говорится, улыбался и махал, через каждые тринадцать метров бросая в толпу горсть каких-то мелких предметов из корзинки. Мне посчастливилось стать мишенью для его божественной длани, и стоящие рядом чуть не разорвали меня на части. Правда, когда я вечером того дня наконец-то добрался до постели и снял одежду, то стряхнул с себя немало рисовых зёрен. Попали они на мою куртку из божественной корзинки Люциана или во время стояния в очереди в общественной столовой, определить не удалось.

Итак, пока блаженные запинывали меня, борясь за частичку брошенной в мою сторону благодати, я пропустил остаток обхода. Чахотка моя не исцелилась. Наверное, я смотрел на Люциана слишком мало, чтобы его святость могла успеть дойти до такой грешной души, как моя. Поэтому я твёрдо решил, что должен добиться аудиенции.

К сожалению, охрана не разделила моё мнение, и к уже полученным синякам добавился ещё десяток. Вне себя от горя я приполз в барак, чьи милосердные жители поили меня зелёнкой и смазывали спиртом.

Я поделился с послушниками своим намерением встретиться с Его Святейшеством лично, и они принялись меня отговаривать, приводя всё более веские доводы против моего замысла. Я не отступался, пока мне не рассказали, что от переизбытка святости на кубический сантиметр человеческого тела погибло немало посетителей ашрама. Тогда я всё-таки согласился, но только для вида.

Я оделся в чёрное, чтобы раствориться в ночи, и тенью прокрался к обители Люциана, держа в руках подношение для стражи – свежий номер «Плейбоя» и пиво. Я положил вещи недалеко от входа, отошёл подальше и бросил в мои скромные дары камнем. Пивные банки звякнули, обратив на себя внимание охранников. Громила с дубинкой оторвал свой зад от скамейки и направился к моему подношению, подсвечивая дорогу фонариком. Моё сердце забилось, пятки вспотели, а ужин в желудке чуть не катапультировался наружу от страха.

Как оказалось, я напрасно боялся. Охранник забрал дары и вернулся к своим коллегам. Пока хранители порядка прикасались к искусству и релаксировались, я тенью проскользнул в особняк Люциана. То есть, храм Люциана.

Побродив по коридорам и комнатам, я услышал голоса. Я прильнул к замочной скважине ближайшей ко не двери и оторопел – в той комнате находился Люциан Светозарный своей персоной. На столике перед ним были рассыпаны карты (я мысленно окрестил их Картами Судьбы), в руках он держал ещё три штуки. Перед ним сидел мужчина в светло-сером костюме, и был он настолько толст, что Люциан совсем затерялся бы на его фоне, если бы не аура божественной власти.