— Ждать будем! — уже из кабины закричал дядя Костя.

Андрейка думал сейчас только об этом «строгом мужчине» Василии Ивановиче.

Завтра чуть свет он приедет в Пронькин лог на Рыжике. Приедет и сразу заберётся на комбайн. Он начнёт привыкать к комбайну. Потом окончит десять классов и будет как Василий Иванович.

Андрейка шёл, на ходу откусывая хлеб. Радость переполняла его сердце. Он отломил ещё кусочек хлеба и бросил Няньке.

Он ещё не знал, что назавтра не сможет приехать в Пронькин лог.

Нe знал наш Андрейка, что случатся такие события, которые заставят его надолго забыть о своём обещании дяде Косте, о комбайне и даже о «строгом мужчине» Василии Ивановиче.

Кто стрелял?

То правильно сказал дядя Костя Суворов, что степь для Андрейки — родной дом. Ездить по степи верхом на Рыжике, ходить пешком, бегать с Дулмой, смотреть, как косят траву, объезжать отару, сидеть в кабине трактора рядом с дядей Костей, кормить кургашек-ягнят — всё интересно Андрейке.

Он шёл сейчас к своим юртам и всё думал о Василии Ивановиче и о комбайне. Может быть, он и совсем бы позабыл о Лебеде-Лебедине, если бы в небе не раздался знакомый крик.

В Индию улетала стая лебедей. Андрейка вспомнил своего чудесного Лебедя-Лебедина, и сердце его затосковало с новой силой.

Он вспомнил, как Лебедь-Лебедин спал, изогнув калачиком шею и уткнувшись ярким клювом в белую грудь.

Вспомнил, как лебедь не спеша разгуливал за загородкой, чуть припадая на раненую ногу. Вспомнил, как он просил еду, если забывали вовремя принести её…

Не кричите, лебеди! Не зовите. Сарайчик уже пустой. Улетел Лебедь-Лебедин в Индию. Оставил Андрейку.

Нянька подбежала к Андрейке и пошла с ним рядом, поглядывая в небо.

— Где Лебедь-Лебедин? — спрашивал её Андрейка.

Нянька начала подвывать, скулить. Хоть Лебедь-Лебедин и не любил её, но Нянька-то его любила.

И вдруг Андрейка вздрогнул: один за другим где-то совсем близко раздались три выстрела.

Лебеди закричали громко, надрывно, и словно там, наверху, рванул сильный ветер: один лебедь отделился от стаи, его понесло в сторону, потом он стал отвесно падать вниз.

Однажды Андрейка уже видел, как падал мёртвый лебедь. Это было в прошлом году. Тогда рядом ехала мама. И всё равно было очень страшно. Теперь же, когда любой лебедь для Андрейки был не просто незнакомым лебедем, а его Лебедем-Лебедином, мёртвая птица будто оторвалась не от стаи, а от сердца Андрейки.

Стая лебедей заметалась, ровный строй её сломался, и она стала забираться в вышину. Только ещё один лебедь замер на месте, повис, совсем недвижимый. Андрейка смотрел на него, и сердце его бешено колотилось.

Пока подстреленный мёртвый лебедь падал вниз, этот второй, отставший от стаи, начал кружить и спускаться.

Нянька уставилась мордой в небо и скулила. За ближней сопкой упал лебедь. А второй кружил, кричал, звал. И стая отвечала ему, но поднималась всё выше и улетала всё дальше.

Андрейка уже знал, что всё равно второй лебедь не полетит за ними. Как и в прошлом году, он упадёт вниз и разобьётся.

Нянька всё скулила. Андрейка и не заметил, как сам стал кричать. Он не понимал, что кричит и кому.

Там, за сопкой, находились люди, которые стреляли в лебедей. Ах, если бы Андрейка был верхом, он помчался бы за сопку. Он бы…

Нянька вся напружилась, шерсть у неё на спине поднялась дыбом. Она слушала, как кричит Андрейка. Оскаленная морда с налитыми кровью глазами стала страшной.

Опять из-за сопки выстрелили. В воздухе повис дымок. Но в лебедя не попали. Он всё так же плавно кружил над степью.

И тут Андрейка понял, чего он хочет от Няньки. Показывая рукой на сопку, он закричал:

— Возьми! Возьми! Возьми!

Нянька сорвалась с места и, подхлёстываемая выкриками своего хозяина, понеслась в сторону сопки. Скорей, скорей. Нянька! Возьми его! Схвати! Повали на землю! Рви зубами его дэгыл! Покусай его руки!

Нянька взлетела на сопку и скрылась за ней. Вскоре оттуда донёсся её лай. Еле слышимый, он так взбудоражил Андрейку, что тот уже не мог оставаться на месте. Это был такой лай Няньки, когда она бывала особенно сердита и грозна. Перед ней был враг. Андрейка бросился бежать к сопке. Но там опять раздался выстрел, Андрейка остановился и посмотрел в небо. Лебедь продолжал лететь.

Андрейка прислушался. Няньки не слышно. Лай прекратился. Зато слева раздались ржание и глухой топот копыт.

Андрейка обернулся и увидел Рыжика. Верхом на нём сидела Дулма. Андрейка сразу узнал её по яркому праздничному дэгылу и малахаю с пушистой красной кисточкой.

— Ду-улма-а, скорей! Ско-орей! — завопил изо всей силы Андрейка.

Дулма взмахнула плёткой, и скоро Рыжик домчал её до Андрейки.

— Там… Нянька… Лебедь… — бессвязно повторял Андрейка, показывая рукой в сторону. — Скорей, скорей! Нянька там!

Он заставил Рыжика лечь, велел ничего не понимающей Дулме слезть с седла и пересесть на круп Рыжика, сам же забрался в седло. Через минуту они скакали на сопку.

Когда Рыжик вынес их на вершину, первое, что они увидели, — это была удаляющаяся легковая машина. Андрейка натянул повод и стал спускаться с сопки. Он искал глазами Няньку. Где же она? Ведь Нянька, завидя Рыжика, сама бросилась бы ему навстречу.

— Ня-анька! Ня-а-анька! — позвал Андрейка.

Что же это такое? Куда делась Нянька? Неужели её увезли в машине?

— Нянька, Нянька! — тоненьким голоском повторяла за Андрейкой Дулма.

Но всё молчало кругом, только дальше и дальше уходила машина. Вот Рыжик уже спустился в падушку. Андрейка погнал его по низине. Няньки нигде не было.

— Ня-анька!.. — призывал Андрейка.

Далёкое эхо, словно дразня, доносило протяжное «а-а-а-а!..». И снова становилось тихо.

Андрейка остановил Рыжика.

— Нянька! — позвал он уже негромко и совсем безнадёжно.

— Нянька-а-а! — жалобно, плачущим голосом вытягивала Дулма.

И вдруг справа от себя они услышали вздох и стон. Они сначала не поняли, кто это. Вечер совсем уже спустился в падушку. И всё же шагах в десяти от себя Андрейка и Дулма увидели Няньку. Нянька лежала на боку, вытянув ноги, — очень большая рыжая собака в некошеной траве.

Не помня, как это произошло, Андрейка оказался рядом с Нянькой. Она не шевелилась.

— Нянька, ты что. Нянька? — не веря своим глазам, прошептал Андрейка. Он быстро ощупал её мокрую голову и грудь.

На его руках алела кровь. Нянька была убита.

— Но-ока! — горько, не в силах сдержать ком, подступивший к горлу, позвал Андрейка и упал рядом с собакой.

Нока, Нока! Так звал тебя Андрейка, когда почти ничего ещё не умел говорить. Кто убил тебя, Нока? Кто, кто? Кто стрелял в лебедей? Кто уехал на машине? Кто этот человек?

Нока, Нока! Как теперь будет жить без тебя Андрейка?

— Андрейка! Андрейка же! — Дулма тормошила его. — Не надо, Андрейка!

Но он лежал на траве вниз лицом. Он тоже умер. Зачем ему жить без Няньки! Только сейчас он понял, что Няньку он любил больше всех. Умерла Нянька, и он, Андрейка, умер. Вот, оказывается, как умирают. Плачет Дулма. Тяжело дышит в затылок Рыжик. Андрейке жалко Андрейку. Но ещё больше ему жалко Няньку.

Что ты плачешь, Дулма? Разве ты можешь понять, как любил Андрейка свою собаку?

И вдруг сквозь всхлипывания Дулмы Андрейка снова услышал тяжёлый вздох и стон.

Он быстро, словно его кто-то с силой подбросил, вскочил на ноги и нагнулся над Нянькой. Она открыла один глаз, и — о чудо! — Андрейка увидел, что по её морде катятся живые слёзы.

— Пока! Нока! Пока! — несколько раз повторил Андрейка, гладя Няньку по голове.

Она не умерла! Она живая!

— Не плачь, Дулма, — сказал Андрейка твёрдым голосом мужчины. — Видишь, Нянька живая.

— Живая! — обрадовалась Дулма.

Андрейка подставил свою ладонь, и Нянька лизнула её. Это было так неожиданно, так хорошо, будто Нянька впервые за всю жизнь это сделала.