Мать недоуменно покачала головой.

— Какие еще спортивные? Вот городит. Нy-ка, что он там натворил — проверю.

Тетка Анюта слов на ветер не бросала. Она действительно решила посмотреть, что задумал Сашка. Если уж наседку сажать, то нужно было это раньше. Ну, в мае или июне. Но не в конце же июля. Разве успеют цыплята к зиме подрасти? Одно горе будет, а не цыплята. А Семен тоже хорош! Надоумил ребенка. Разве будет смотреть он за наседкой! Мальчишка и есть мальчишка.

Так думала Анюта, входя к Шумбасовым в сени. На притолоке нашла ключ, открыла дверь, прошла в переднюю. То, что она увидела, сильно озадачило женщину. Посреди комнаты стоял длинноногий петух и одичало смотрел по сторонам. Заметив вошедшую, он загоготал и хотел шагнуть к ней, но веревка, привязанная одним концом к ноге, а другим к ножке деревянной кровати, сильно дернула его. Петух отпрянул назад. В следующее мгновение он снова рванулся вперед и, если б хватило сил, потащил бы за собой и кровать. Но где взять новые силы? И бедняге ничего не оставалось делать, как подчиниться злополучной веревке.

Офтина глянула под кропать. В корзине, наполненной сухой травой, лежали яйца. Они были холодные, но пригретые теплым телом наседки. И, вспомнив вчерашний переполох в шумбасовском курятнике, женщина ясно представила себе, как попал сюда длинноногий петух вопреки своей воле, как Сашка насильно хотел заставить его высиживать яйца. Тетя Анюта тут же отвязала веревку и выпустила петуха во двор.

— Иди гуляй… Свою клушку придется принести. Не пропадать же яйцам!

ГОВОРЯЩИЕ КУКЛЫ

Дед Митрий говорил правду: в Ковляй в самом деле приехал кукольный театр. Сашке рассказали об этом ребята, когда ходил на речку. Он хотел уже идти в Ковляй, да вспомнил: нужно взять с собой Машу.

Она ведь тоже, наверное, не знает, как играют настоящие куклы. Пусть посмотрит. И пусть увидит, что Сашка тоже умеет отвечать добром на добро, что не забыл он о «марсианской» помощи в огороде.

Маша обрадовалась приглашению. Надела новые туфли, которые доставала из шкафа только по праздникам. Стала вертеться перед зеркалом. Ох, эти девчонки! Просто умора. Другое дело — мальчишка. Никакой канители. Да и не любит Сашка в зеркало глядеться. Как-то один раз засмотрелся — семнадцать веснушек на лице насчитал. С той поры больше не подходит к зеркалу. Ну его! Вот, правда, чуб не мешало б поправить. Непослушный у Сашки чуб. Торчком торчит. Будто корова лизнула. Послюнявил пальцы, пригладил чуб, уложил на голове. Потом посмотрел на ботинки. Один ботинок скоро каши запросит. Ну ничего! Можно еще поэксплуатировать. А девчонки есть девчонки. Сашка в этом еще раз убедился, когда пошел с Машей через лес в Ковляй. Увидит она одинокое дерево и начнет: «Ах, клен, ты мой клен, не скучно ли тебе одному?..» Выдумает же! Скучно! И так без конца крутится возле каждого дерева. А в лесу деревьев столько, за целый день не пересчитаешь. Ну, сказала бы: «Здравствуй, друг!» — и все! А то целый разговор заведет. С этими разговорами чуть не опоздали в кукольный театр. Ребятня уже в Дом культуры хлынула. И пожилые идут. Всем хочется посмотреть. Когда были маленькие, они ведь тоже в куклы играли.

И тут Сашка неожиданно увидел деда Митрия. Он был одет в серый костюм, ворот рубашки вышит мордовским орнаментом с кубиками посередине. Рядом со стариком стоял какой-то мальчишка, наверное внук. Он глазел по сторонам и чему-то улыбался. Как показалось Сашке, мальчишка был повыше его ростом, хотя в плечах, пожалуй, Сашка ему не уступал. Вот парень повернулся к деду и что-то сказал ему. Дед Митрий заулыбался. С того дня, как плотницкая бригада закончила коровник и перешла на другой объект («объект» — это так бригадир говорил), Сашка больше не ходил туда на работу и старика не видел. Потому и обрадовался встрече.

— Здравствуйте, дед Митрий! — сказал он.

— A-а, друг мой, плотник! Здорово! — радостно приветствовал его старик. — Как живешь-поживаешь? На кукольников пришел полюбоваться? А это что за голубоглазое диво с тобой? Дочка Офтиной, говоришь? А я сразу-то и не признал. Вон какая вымахала! Любо-дорого! Ну что же мы стоим?! Пойдемте! А это — мой внук, Павлик… Познакомьтесь!

Ребята вошли в зал и уселись рядом с дедом Митрием. Разговорились. Оказалось, Павлик будет учиться тоже в шестом классе. Он умеет играть на баяне. Ему и баян купили. А еще у него есть кролики. И уж что совсем сразило Сашку с Машей: этим летом он ездил с дедушкой в Саранск. Ходили там в картинную галерею, смотрели скульптуры Эрьзи. И по правде сказать, про Эрьзю ни Сашка, ни Маша ничего не слыхали, и Павлик рассказал им, что Эрьзя — это знаменитый мордовский скульптор. Долго жил он в чужих странах. А больше всего в Аргентине. И нашел в этой самой Аргентине такие деревья, твердые, как камень, — квебрахо и альгоробо. Из них-то и вырезал свои скульптуры. Лица, лица, много разных человеческих лиц, и все они будто живые. Кричат, радуются, ужасаются. Даже шепот изобразил Эрьзя.

— А как может дерево шептать? — недоуменно спросил Сашка.

— Дерево шептать не может, да скульптор его заставит, — пояснил Павлик и посмотрел на деда, словно ожидая от него поддержки. — Скульптор резцом его обработает тонко-тонко, и дерево сразу повеселеет.

— Это точно, — подхватила Маша. — Из дерева все делают: и балалайки и гитары. Играй на них хоть громко, хоть шепотом.

Но Павлик не поддержал Машу.

— Балалайка — не скульптура. Балалайка только бренчит струнами. А скульптура, если долго смотреть на нее, будто начинает с тобой разговаривать, как человек. И почему ей больно — расскажет, и почему радостно. Только у Эрьзи мало радостных лиц. Больше всего задумчивых и грустных.

— А почему — задумчивых и грустных?

— А потому, что он долго в чужих странах жил. И тосковал по дому. По России.

— А потом?

— Что потом?

— Так и тосковал?

— Ну, нет. Потом домой вернулся. В СССР. Тоска, она туда зовет, где человек родился.

Разговор ребят прервал артист с голубым галстуком. Он вышел на сцену, весело посмотрел в зал и объявил:

— Начинаем спектакль Мордовского кукольного театра «Аннушка»…

И рассказал, что спектакль этот подготовлен по народной сказке, действие которой происходит в давние-давние времена. Сказка дошла до нас из старины глубокой и до сих пор преподносит добрым молодцам урок, учит жить.

Открылся занавес, и ребята увидели игрушечную комнату. На стуле сидела толстая кукла-тетка в юбке. Глаза сердитые, а нос длинный. Напротив на трех кроватях спали ее толстощекие дочери. А сбоку, опустив голову, стояла худенькая девочка с челкой надо лбом. Это была Аннушка — сиротка. За кусок хлеба Аннушку заставляли таскать дрова, стирать белье, мыть посуду. А чтобы быстрее работала, били. Вот злая хозяйка приказывает ей соткать за одну ночь своим ленивым дочерям шерстяные платки. Аннушка плачет. Как за одну ночь сделать это? Но ей помогают добрые звери. В другой раз хозяйка приказала за ночь сшить три платья, а потом — три шубы. Звери сделали и эту работу, но здорово рассердились на злую хозяйку и помогли Аннушке бежать от нее. Пусть ее толстые дочери сами работают!

Куклы неуклюже, по-чудному передвигались по сцене, будто не шли, а плыли, размахивая руками. А когда какая-нибудь из них раскрывала рот, то слышался человеческий голос. Куклы разговаривали. Все это было так необычно и интересно, что ребята сидели словно завороженные.

Машу возмущало поведение злой хозяйки. Какое право она имела бить беззащитную девчонку? Будь это в наше время, злюку сразу привели бы в сельский Совет. А то и в суд. Отвечай за свои злые дела! Но это ведь сказка. А что, разве не бывает бессовестных людей в жизни? Конечно, бывают. Хоть бы Сашкиного отца взять. Сына за уши дерет? Дерет. За Машей с прутом гнался? Гнался. Из-за своей несознательности и в больницу попал. Выпьет, и смотрите: «Я герой!» Полез на коровник и — бац оттуда. Жалко, конечно, особенно из-за Сашки. Как-никак отец он ему…