У опушки леса заприметил зайца. Стоял косой под березой, навострив уши. Такой глазастый — просто загляденье! Семен даже дышать перестал, стал пятиться, боясь вспугнуть зайца. Косой, однако, почуял человека и дал стрекача.

«Улизнул! — с сожалением покачал головой Семен и погрозил пальцем в ту сторону, куда скрылся беглец. — Счастье твое — нет у меня с собой ружья». Но не успел Семен пройти и сотни шагов, как тот же ушастый снова стоял перед ним. Вылупил глаза и смотрит.

Прихрамывая, Семен побежал домой. Сиял со стены ружье. Стал искать патроны. Куда же они подевались? Открыл стол — нет. Переворошил в шифоньере все содержимое — нет.

— Сашка! — крикнул Семен и только теперь вспомнил, что сына дома нет.

Шумбасов-старший разозлился не на шутку. Первым делом попало клушке. Схватил ее за крыло и выбросил на улицу. Нечего зря глотку драть!

Затем вызвал на допрос Йондола:

— Где патроны?

«Гав! Гав!» — ответила собака.

— Не знаешь? А кто же знает? Вот и доверь вам с Сашком охрану дома! Кто стащил патроны?

Йондол заскулил, поджав хвост, закрутился на одном месте и вдруг, присмирев, посмотрел прямо в глаза хозяину.

Семен дал собаке понюхать ствол ружья. И, открыв дверь, попытался вытолкнуть пса из дома.

Но собака не послушалась. Она забегала взад-вперед и затем кинулась к печке, встала на задние лапы, нюхая воздух.

Семен залез на печку. Патроны были завернуты в тряпку и лежали в углу у стены. Но это были уже не патроны, а пустые гильзы. По обожженным краям Семен понял, что стреляли совсем недавно. И он разозлился пуще прежнего. Чтобы как-то успокоиться, открыл шкафчик, хотел глотнуть из длинношеей бутылки, но ее не было. Это окончательно вывело из себя Семена. Он схватил кочергу и хотел огреть ею Йондола, но тот быстро понял, чем дело пахнет, и юркнул в открытое окно.

«Это они, соседи, натравили Сашку против меня, — думал Семен, гневно сжимая кулаки. — Обождите, я проучу вас, проучу…» Постояв немного, он закрыл шкаф и отправился к соседям.

Анюта Офтина была дома, сидела за машинкой, что-то шила. Дочка ее Маша на диване читала книжку.

Не поздоровавшись, Семен сердито бросил:

— Не вы ли это научили моего Сашку патроны попусту транжирить? А? Меня дома нет, так вам все можно?! На огороде вон картофельную ботву скосил. Всю подчистую! Это вы надоумили? Сашке не пришло бы в голову… Чего смеетесь? Как только положили меня в больницу, стали командовать парнишкой. Не позволю! Понятно?

— Семен Григорьич, вначале поздоровался бы. А ты сразу ругаться, — сказала Анюта Офтина, оставив машинку. — Сядь, Семен Григорьич. И давай говорить спокойно. Без крику.

Шумбасов-старший растерялся. Не знал, куда девать свои большущие руки. Опустил их вдоль туловища, как провинившийся ученик. Сколько помнит он себя, все называли его просто Семеном. А тут, смотри-ка: «Семен Григорьич!» И кто так сказал? Та самая соседка, которой он столько злых слов наговорил!

Семен недвижно стоял посреди комнаты, а соседка рассказывала ему, как Сашка жил у них, пока он лежал в больнице. По ее словам выходило: мальчишка ничего плохого не сделал и против отца его никто не настраивал. А о патронах она ничего не знает.

Маше не нравилось, что Сашкин отец так грубо разговаривал с матерью. Хотела за это обозвать Семена Бармалеем, да сдержалась и сказала, как и мать:

— Семен Григорьич, Сашка сам пострелял патроны. Никто его не заставлял. С каким-то парнем в овраге бабахали.

— С каким парнем?

— Не знаю я его. Должно быть, Сашкин дружок.

Мать и дочь Офтины не ругали Сашку, но и не хвалили за озорство. Они согласились с Семеном Григорьевичем, что, мол, напрасно Сашка картофельную ботву скосил, да и патроны без разрешения отца не следовало бы расходовать.

Семен пришел домой растроенный. Когда появился Сашка, набросился на него, стал ругать и за патроны, и за то, что он выбросил его бутылку. А еще сказал, чтобы поменьше слушался чужих людей, таких, как соседка Анюта. Раньше, пожалуй, он задал бы сыну трепку, а теперь ругать ругал, а рукам воли не давал. Изменился Сашка. Смотрит строго, глаза сверкают. Видно, там внутри у него все перечит отцу.

— Папа, прошу тебя, тетю Анюту не трогай, — говорит, — она хорошая. А если обижать будешь, то…

— То — что?

Сын не ответил. Но Шумбасов-старший понял, что с нынешнего дня с соседкой ему бороться придется одному.

После крутого разговора с сыном Семен вышел из дома хмурый и злой и, прихрамывая, зашагал куда-то по тропинке. А к вечеру вернулся пьяным. Подходя к дому, погрозил кулаком в сторону Офтиных.

ОДНАЖДЫ УТРОМ

Сашка во дворе учил своего Йондола ходить на задних лапах, а Маша в это время сидела дома за столом и пила молоко. Поэтому Сашка первым увидел машины. Впереди шла «Волга», а за ней грузовик. Машины остановились у дома Анюты Офтиной, из «Волги» вышли двое мужчин. Один из них был дед Митрий, а второй — Сашка сразу узнал — был председатель колхоза Иван Семенович. Из кабины грузовой машины вылез Павлик.

Маша выскочила на крыльцо.

— Мать дома? — спросил Иван Семенович.

— Дома…

— Позови-ка ее!

Анюта Офтина вышла и с удивлением посмотрела на приехавших.

— Заходите, заходите! Чего на улице стоите?

— Вот что, Анна Даниловна, — сказал председатель и снял шляпу, хотя на улице и не было жарко. — Мы не в гости приехали, мы приехали за вами. Собирайтесь…

— Куда собираться?! — еще больше удивилась Офтина.

— В Ковляй. В новом доме будете жить.

— Как это в новом доме?

— А вот так, собирайте вещи…

— Поможем вам погрузиться… — вмешался в разговор дед Митрий. — Барахло ваше быстро перетаскаем.

Пока мать раздумывала, Маша сбегала домой за учебниками. Сашка и Павлик вынесли к машине ее пальто и картину «Аленушка и Серый волк».

Семен появился, когда на грузовую машину уже поднимали шифоньер Анюты Офтиной. Шумбасов-старший отсутствовал с самого утра и вот теперь, придя домой, никак не мог понять, что происходит у соседей.

— Помоги же! — крикнул дед Митрий.

Семен схватился за шифоньер, помог водрузить его в кузов, но продолжал смотреть на всех с недоумением.

— Прощай, Семен Григорьич, — сказала ему Анюта Офтина, проходя мимо. Она несла к машине какой-то узел.

— Как прощай? — не понял Шумбасов.

Ему ответил председатель:

— На центральную усадьбу Анну Даниловну забираем. Там жить будет. Ты тоже с сыном собирайся, скоро переселяться будете. Дом готов…

Семен запротивился:

— Я никуда отсюда не уеду.

Иван Семенович усмехнулся:

— Не можем вас одних оставить. Куда все — туда и ты должен. Радоваться нужно: в новом доме и водопровод и газ. Короче, завтра ваш черед. Будьте наготове.

Семен ничего не ответил.

Сашка поехал провожать соседей. Он вместе с Павликом сидел в кузове грузовой машины, среди вещей семьи Офтиных. А впереди ехала «Волга», в которой были председатель Иван Семенович и доярка тетя Анюта с дочерью Машей. Маша грустно махала вслед родному старому дому, деревьям, которые убегали от нее все дальше и дальше назад, шептала про себя: «Прощайте, когда-то теперь увидимся с вами».

В НОВОМ ДОМЕ

В новом доме для Маши все было непривычно. На землю смотри сверху, со второго этажа. На улицу выходи только через дверь. Через окно нельзя, а то полетишь. А как дядя Виктор Петрович в городе на седьмом этаже живет? Пожалуй, и птица не всегда долетит до седьмого. Здесь вот ласточки так и кружатся, так и кружатся перед окнами. А вот чья-то коза по улице идет. Если с седьмого этажа на козу посмотреть, пожалуй, не больше таракана показалась бы. А со второго коза как коза. Что ни говори, а второй этаж лучше — он ближе к земле. Две лесенки перебежишь, и дома, в своей квартире. Комнаты не сравнить с деревенскими. В одной на стенах обои синего цвета, в другой — зеленого. А кухня — просто чудо! Повернешь ручку плиты, поднесешь спичку, синий огонек вспыхнет. Кипяти, вари чего хочешь! Вымыться нужно — включай газовую колонку и лезь в ванну. Горячая вода как родник зажурчит.