— Боюсь, что мне придется уволить тебя, дитя мое, — сказала мне мадам Бланшар однажды утром, едва я успела переступить порог.

Я уже давно ожидала нечто подобное, но тем не менее это известие потрясло меня, как удар.

— Работы у нас становится все меньше и меньше, и я не могу допустить, чтобы ты каждое утро рисковала, приезжая сюда.

Она сжала губы. Все-таки она что-то скрывала.

— Немцы вынуждают вас сделать это? — спросила я. — Если нет, то я могла бы просто приезжать сюда и работать без оплаты.

Мадам Бланшар покачала головой:

— Нет, так нельзя. Это слишком опасно.

— Ну, это продолжается уже долгое время. Я не думаю, что они будут разыскивать таких людей, как я.

— Они ищут всех! — взволнованно воскликнула она. — Всех, кто не соответствует их дурацким идеалам! Они схватили и увезли евреев, а вскоре займутся теми, кто не похож на них. Неграми, азиатами… Тебе нельзя здесь оставаться, Ханна. Прошу тебя, уезжай!

Дрожа всем телом, она схватила меня за руку. Ее ладонь была холодной как лед. Я еще никогда не видела, чтобы она кого-то умоляла так, как меня в этот момент.

— Что случилось, мадам Бланшар? — Мой голос превратился в шепот.

Мадам Бланшар некоторое время выдерживала мой взгляд, но затем отпустила меня, села на стул и посмотрела в сторону.

— Вчера ночью… — Она запнулась и закрыла лицо руками. — Я направлялась к месье Дюшампу, и там я увидела…

Страх заполнил мой живот ледяным холодом.

— Что вы увидели? — настойчиво спросила я.

— Они повесили девочку прямо у дороги. Это была… У нее были такие же глаза, как у тебя. Я не знаю, была это китаянка или вьетнамка. Мало того, они еще прицепили к ее телу плакат…

И мадам Бланшар расплакалась. Я не хотела спрашивать, что было написано на плакате, но могла себе это представить. Вероятно, это была проститутка из парижского борделя, которая связалась с одним из этих убийц.

Я осторожно обняла мадам Бланшар и, успокаивая ее, погладила по спине. Все эти годы она заменяла мне мать, и меня очень тронуло то, что она за меня волновалась. Ведь даже спрятавшись за стенами замка, я не могла быть уверена в том, что нацисты меня не убьют.

— Ты должна уехать отсюда, Ханна, — всхлипывала мадам Бланшар. — Тебе нельзя здесь оставаться! Если они схватят тебя и твою девочку…

— Они меня не поймают, — решительно сказала я. — В случае необходимости я спрячусь в лесу и, кроме того…

Я чуть не проболталась о том, что видела вещи и похуже. Но и у торговцев людьми, и в «Красном доме» мне везло. Мне всегда сопутствовала удача.

— Моя свекровь ненавидит немцев. Особой любви ко мне она не испытывает, но Мария — ее внучка, и она, конечно, ее не выдаст.

Я протянула мадам Бланшар носовой платок, стараясь не показывать, какой страх и отвращение я испытывала к тем, о ком она рассказала. Почему людям так нравится угнетать друг друга?

— Пожалуйста, береги себя, Ханна. Когда война закончится, обещаю тебе, что ты снова сможешь здесь работать. Я никого не буду принимать на твое место. Только держись подальше от Парижа, уезжай в деревню или еще куда-нибудь. И не попадайся этим выродкам на глаза.

— Не попадусь. Вы тоже берегите себя, мадам Бланшар. Если с вами что-нибудь случится, кто тогда возьмет меня на работу?

Шляпница рассмеялась:

— Ну, девочка, ты теперь сможешь работать где угодно! А в случае необходимости даже сумеешь открыть свое ателье. Я так и не поняла, почему ты этого до сих пор не сделала. Если эта дверь после войны останется закрытой, прошу тебя, открой собственный магазин. Ты сможешь достичь очень многого, если захочешь.

— Я обещаю вам это. Но все же берегите себя.

Мы обнялись в последний раз, и я покинула магазин. На улице пошел снег. Белые хлопья медленно падали на дорогу. Скоро наступит Рождество — праздник, который не отмечали в Индокитае, но на праздновании которого настаивала Мадлен, пока Дидье был еще с нами. Вернется ли он когда-нибудь? Он ни разу нам не написал. Может быть, он погиб смертью храбрых? Такая смерть пользовалась уважением в семье де Вальер. Я молилась всем богам, чтобы скорее получить известие о том, что мой муж жив.

Следующие несколько недель я оставалась в замке. Даже если бы мадам Бланшар не уволила меня, я бы все равно не смогла ездить к ней, потому что дороги покрылись льдом и кое-где по ним нельзя было проехать. Я нашла себе другое занятие. Я не хотела думать ни о Дидье, ни о мадам Бланшар и старалась не попадаться на глаза своей свекрови.

Как бы там ни было, у нас была служанка, которая могла относить ей еду и вообще находилась в ее распоряжении. Мария навещала свою бабушку каждый день, но рассказывала об этом немного. Либо ей было страшно бывать у пожилой дамы, либо же Мадлен не разговаривала с ней. Мы с Марией старались как-то отвлекать друг друга, рассказывая разные истории. Однажды ночью, когда я в очередной раз не могла уснуть, потому что в голове у меня роилось слишком много мыслей, я встала с постели и села за письменный стол.

Завтра мне нужно сочинить для Марии новую историю. Я решила рассказать ей о Тхань и обо мне, о том, как мы когда-то ходили в храм Семи Солнц. Я всю ночь писала эту историю и даже заснула за письменным столом.

Луиза, последняя служанка, которую мы смогли оставить у себя, утром с удивлением разбудила меня, но она была достаточно сдержанной и не посмотрела на то, что я написала.

Моей дочери очень понравилась новая история, и она требовала, чтобы я рассказала ей, что было дальше с «жасминовыми сестрами». Однако я до сих пор в долгу перед ней. Продолжения не последовало, и постепенно Мария забыла об этом…

Шло время, и я все сильнее убеждалась в том, что Дидье не вернется. Мадлен, казалось, тоже так думала, потому что ее настроение портилось все больше. Мне уже не надо было бояться, что я встречу ее где-нибудь в коридоре, потому что она не выходила из своей комнаты. Все текущие вопросы должна была решать я. Когда я заходила к свекрови, чтобы спросить, как сделать то или это, она лишь молча жестом высылала меня из комнаты. Таким образом, мне приходилось действовать по собственному усмотрению.

Мне становилось ясно, что замок, если так будет продолжаться и дальше, станет обузой для семьи де Вальер. Собственно говоря, западное крыло нуждалось в ремонте, но не было никого, кто мог бы это сделать. Мужчины либо погибли на войне, либо же их забрали немцы, чтобы строить Атлантический вал. И даже если бы удалось найти мастеров, у нас все равно не было денег, чтобы им заплатить. Таким образом, я решила, что мы поселимся в нескольких комнатах, которые еще не пострадали от сырости, а остальные помещения просто закроем на ключ.

Однажды ночью зимой 1943 года на дороге, ведущей наверх к замку, показалась машина. Ее фары осветили мое окно, когда она свернула на ротонду и затем остановилась.

Я тут же вскочила на ноги. Страх, что к замку приехали нацисты, которые будут искать евреев и других неарийцев, постоянно преследовал меня, даже во сне. Я подошла к окну и осторожно отодвинула занавески в сторону.

Возле лестницы замка стояла большая черная машина. Из нее вышли двое мужчин. На них были пальто и шляпы, и они, казалось, очень торопились. Я окаменела. Может быть, это были те самые гестаповцы, которые с некоторых пор наводили ужас на всю округу?

Я слышала разговоры о том, что французы, которые были не намерены терпеть вражеское владычество, объединились в Движение Сопротивления. С тех пор немцы искали этих людей. Они не щадили даже женщин и детей.

Когда раздался звонок в дверь, я вздрогнула. Что мне делать? Спрятаться? Луиза, конечно, ничего не слышала, она спала как сурок. А моя свекровь не выйдет из своей комнаты, что бы ни случилось. Мне не оставалось ничего иного, как набросить на себя зимнее пальто и спуститься вниз.

Мое сердце билось так, что его стук казался мне громче, чем мои шаги, и когда я спустилась вниз, в холл, я чуть не повернула назад. За́мок был большой, и, возможно, немцы меня не найдут. Но, может быть, это обычная проверка…