Внезапная тихая дробь снаружи едва не застала брата Бомбаха врасплох. Оцепеневшая в своей печали – женщина встрепенулась, подняв голову. Кто-то вытащил засов и толкнул створку – к счастью, пока не шевельнувшуюся. Монах потянулся за палашом, мысленно убеждая того, кто скребся под дверью, бросить это занятие и приискать себе иную добычу.

Интересно, сколько времени понадобится одержимому оборотню, чтобы одолеть преграду и ворваться внутрь? Или он догадается сбегать за помощью?

Стук стал настойчивее, затем оборвался, заглушённый новым звуком – отчетливым топотом многих бегущих ног и встревоженными голосами. Да, в коридоре разговаривали – отчетливо и внятно. Значит, это не околдованные: у тех дар разумной речи отнимался напрочь, заменяясь звериным ворчанием, скулежом и воем. Неужто в небесах вняли отчаянным призывам скромного служителя Всеединого и решили даровать спасение?

Толстенная дверь содрогнулась под увесистыми пинками. Подпиравшие ее доски и обломки опасно зашатались, угрожая вскоре рассыпаться. Вделанные глубоко в камень железные петли поскрипывали, и в узилище проник требовательный оклик:

– Есть кто живой? Отзовитесь! Эрт, ты там? Открой! Отопри немедленно, я тебе говорю!..

– Впусти их, – сказала женщина, но брат Бомбах не успел последовать совету.

Как завороженный, митрианец следил за возникающими на темном дереве белыми разбегающимися трещинами, зарождению каждой из которых предшествовало глуховатое размеренное уханье и свист летящего железа.

Трещины скалились острыми щепками, хлипкий завал из былых предметов обстановки караульной окончательно развалился, но непонятное оружие продолжало крушить дверь, пока та не превратилась в чудом удерживавшиеся на петлях обломки.

Высокая, на удивление крупная фигура, нагнув голову, боком пробралась внутрь, оглядела учиненный разгром, пустующие клетки с дверями нараспашку, мертвых надзирателей и присвистнула. Следом неуклюже протиснулся второй человек – долговязый, в белом одеянии, немедля кинувшийся к свернувшейся под стеной женщине и удрученно зацокавший языком.

Спустя миг в камере стало тесно от прибывавших из коридора людей. Брата Бомбаха увесисто хлопнули по плечу, спрашивая, не видел ли он короля Эклинга и как им посчастливилось уцелеть?

– Загляните туда, – наконец связно выговорил монах, показывая на дверь в соседнее помещение. – Остальные удрали… Вы, собственно, кто будете, добрые люди?

– Все бессмысленно, – бормотала Ренисенб эш'Шарвин в ответ на настойчивые расспросы Озимандии. – Мы не успели. Они на свободе. Им не помочь, нам не спастись… а мне теперь все равно.

Она пыталась сказать еще что-то, но замолчала и болезненно съежилась, пережидая очередную судорогу, холодным огнем сжигавшую ее правую руку – от ладони до запястья. Особенно доставалось безымянному пальцу, охваченному черным, словно проржавевшим ободком кольца.

В начале нынешнего дня колечко светлой меди привычно и отчасти легкомысленно поблескивало на положенном месте, свидетельствуя о том, что его владелица посвящена в тайны магии, а ее обучение начиналось в прокаленном солнцем городе, отстоящем за много лиг от столицы Пограничья. Ренисенб получила это кольцо в возрасте тринадцати лет, одолев первые ступени крутой и длинной лестницы, ведущей к недоступным прочим смертным тайнам.

Символическое украшение тогда оказалось слегка великовато и болталось на пальце.

С каждым прожитым годом оно становилось все теснее и теснее, срастаясь со своей хозяйкой и становясь ее неотъемлемой частью. У воинов – мечи, у менестрелей – лютни, у волшебников – кольца, так повелось и так будет всегда. Что случится, если оно потеряется или его отнимут? Конечно, если ты – настоящий маг, то сумеешь обойтись и без помощи кольца, но это будет напоминать попытки хромого обогнать скаковую лошадь, причем отказавшись от костылей. Да, есть магические школы, применяющие вместо колец иные талисманы или пытающиеся обойтись вовсе без оных, но особенных успехов они пока не достигли…

Магичке в жизни не приходилось отвечать на столько вопросов сразу, а любознательность младших отпрысков Аквилонца, похоже, не имела пределов. Оставалось только посочувствовать тяжкой доле наставников Лаэга и Ричильдис, если им приходится каждый день выдерживать подобный напор двух подростков, желающих знать все обо всем. Терпение стигийки оказалось не столь крепким, и, воспользовавшись случаем, когда Лаэг вновь предложил прокатиться на каруселях, она сослалась на головокружение и улизнула.

Ярмарка Ренисенб понравилась, несмотря на постоянный гул, пеструю толчею и мелькание лиц. Она побывала на церемонии открытия, поглядела на вручение даров, и, беззастенчиво воспользовавшись положением придворной магички, не обязанной никому давать отчета в своих действиях, присоединилась к свите аквилонской королевы. Разгуливать по Торжищу в одиночестве стигийка поначалу не рискнула, но, рассудив, что черно-лиловая хламида волшебницы наверняка охранит ее от любых возможных опасностей, отправилась на прогулку по торговым рядам. В глубине души Ренисенб надеялась столкнуться где-нибудь с ширрифом, хотя понимала – Грайтису сейчас не до нее. Они и виделись-то всего два или три раза: он пропадал в Управе или на застраивавшемся Торговом Поле, она – в замковой библиотеке и в подвалах, где содержали заговоренных.

По молчаливому уговору происшествие в усадьбе на Ольховой улице старались не вспоминать. К тому же скоро в Вольфгард вернется Тотлант, которому совсем не обязательно знать о мимолетных увлечениях своей ученицы. Темвик не проболтается, значит, ничего и не было. Всего лишь полуденное наваждение. Вроде того, что охватило город в последние дни: странное затишье, предвещающее бурю. Ренисенб никак не могла отделаться от мысли, что она упустила нечто важное. Нечто, касающееся скогров, заклятых оборотней, расплывчатое ощущение ошибочности всех ее выводов. Она ухватилась не за ту нить, сбилась с дороги и заплутала, а вместе с ней – те, кто положился на ее знания и опыт. Раз она колдунья, значит, обязана разбираться во всяческих заклятиях и уметь с ними справляться. А она, сколько не старается, не в силах даже пробиться к от природы скудному разуму девчонки Мави! Да, не будем еще забывать про Рэфа с его внезапно прорезавшейся способностью слышать мысли одержимых!..

Между прочим, сам месьор дознаватель – из народа Карающей Длани или нет?

Столь простой вопрос заставил стигийку остановиться прямо посреди прохода между лавками. Толпа обтекала ее с двух сторон, а женщина стояла, глубокомысленно изучая песок и камешки под ногами, пока не услышала:

– Госпожа Ренисенб! Эй, Рени! Ты что, уже вернулась?

– Не припоминаю, чтобы я куда-то уходила, – проворчала волшебница, щурясь против солнца и выискивая взглядом окликнувшего ее верхового. Тот подъехал ближе, раздвигая конем глазеющих и приценивающихся к выставленным товарам обывателей, и оказался Грайтисом Дарго.

– Я тебя уже полдня ищу, – поделился бритуниец, спрыгивая с лошади. – Хотел задать тебе два очень простых вопроса. Во-первых, зачем тебе понадобился Рэф? Я поручил ему распределять посты стражи на Ярмарке, и без него все вот-вот начнет трещать по швам, – он скривился и с легким раздражением в голосе добавил: – Второе: я знаю, вы там чего-то колдуете в подземельях, но неужели нельзя было выбрать другое время?

– Прости, я не понимаю, о чем ты говоришь, – дернула плечом Ренисенб. – Я не видела Рэфа с прошлого утра. Кроме того, мне бы в голову не пришло отвлекать его от дел службы.

– Стало быть, ты за ним не посылала и в Цитадель за какой-то надобностью не отправляла? – уточнил Грайтис, и невесело засвистел сквозь зубы. – Тогда и я ничего не понимаю…

– А что случилось-то? – магичка поневоле забеспокоилась.

– Рэфа нет на положенном месте, – коротко объяснил ширриф. – Он ушел, сказав помощнику будто должен вместе с госпожой королевской волшебницей срочно наведаться в крепость, но постарается обернуться к пятому дневному колоколу. Сейчас уже шестой заканчивается, от Рэфа – ни слуху, ни духу, а Рени эш'Шарвин, как я вижу, преспокойно разгуливает по Ярмарке и не собирается никуда уходить.