Метил одержимый не в Зенобию, стоявшую все-таки чуть дальше, чем оба стражника, и не в самого киммерийца. Один из гвардейцев заорал и отмахнулся мечом. Сталь впустую рассекла воздух, но все же этот отчаянный удар спас стражнику жизнь – острые когти, вместо того, чтобы разорвать яремную вену, полоснули его по предплечью и опрокинули навзничь. Тварь двигалась столь быстро, что глаза Дженны восприняли только какой-то смутный промельк, однако киммериец был не менее быстр. В тот самый миг, как оборотень вновь оттолкнулся от земли мощными задними лапами, Конан обрушился на него всей тяжестью, повалив в дорожную пыль.

Вскипела быстротечная схватка. Чудовище взревело и отчаянно забилось, пытаясь освободиться из железных объятий варвара. Двое блюстителей с мечами наголо бестолково приплясывали рядом, опасаясь поразить не ту жертву, раненый проворно отползал к забору. Внезапно из тучи пыли вырвалось длинное, низко стелющееся над землей тело и метнулось прочь, затем вслед ему сверкнула серебристая молния и раздался короткий оглушительный вой.

Подоспевшие гвардейцы набросили на корчащееся в пыли бесформенное создание сразу две прочных веревочных сети и принялись затягивать узлы, наваливаясь вчетвером – похоже, скогра отличался недюжинной силой. Впрочем, Дженну Канах дальнейшая судьба оборотня перестала интересовать, едва она заметила, как ее героический супруг неловко поднимается с земли, зажимая бок и болезненно морщась.

– Конан! Ты ранен?

– Проклятье, – пробормотал король Аквилонии, ощупывая ребра. В добротном сукне его просторной рубахи зияла здоровенная прореха, но ни капли крови не появилось на плотно утоптанной земле. Конан наконец убрал руку, и из прорехи масляно блеснули звенья тонкой стальной кольчуги, предусмотрительно надетой им перед выходом в город. – Нет, хвала богам. Не ранен… Только староват я уже гоняться за демонами… Ты как, цела? Эй, любезный, какого лешего у вас происходит?

– Что у нас происходит, уважаемый, не твоего ума дело, хотя за помощь благодарю, – неслышно подошедший долговязый тип с бронзовым знаком квартального надзирателя на шее суховато кивнул и рукоятью вперед протянул Конану кинжал. Широкое лезвие было густо вымазано чем-то липким, почти черным. – А у тебя верная рука – прямо под лопатку… Жаль только, просто так эту тварь не убьешь.

Словно в подтверждение сказанного, плотный кокон из сетей задергался, яростно урча и пытаясь вырваться из рук блюстителей, на всякий случай окручивавших добычу еще и широкими полосами холста. На миг сквозь паутину веревок протиснулась растопыренная когтистая пятерня, больше смахивавшая на лапу хищной кошки, тщетно пытаясь если не проложить путь к свободе, то хотя бы вцепиться в кого-нибудь из пленителей.

– Грузите его, – распорядился дознаватель. Завывающего оборотня поволокли к фургону, и тут спешно листаемая незримая книга памяти аквилонской королевы наткнулась на требуемое имя, почти исчезнувшее со страниц за давностью лет. Разве можно позабыть это выражение лица – морду старого гончего пса, повидавшего за свою долгую жизнь такое количество удирающих зайцев и грозно фыркающих кабанов, что теперь любая дичь вызывает только сдержанное отвращение – или эту скучающую манеру говорить, глядя куда-то сквозь собеседника?

– Рэф, – Дженна неуместно хихикнула, чувствуя несказанное облегчение от того, что маленькое происшествие благополучно завершилось. – Ну конечно, ты Рэф из… как его… из Ильгорта! Ты меня не узнаешь? Я Йен, Йенна Сольскель, дочка купца Стеварта. То есть уже давным-давно не Сольскель, – поправилась она, уловив мрачно-намекающий взгляд супруга. – Это ведь ты сопровождал тогда отца и меня до немедийской границы, я помню! Неужели я настолько изменилась, что в родных краях меня совсем забыли?

Меланхоличная физиономия на миг стала озадаченной. Светлые, точно выцветшие глаза быстро оглядели Зенобию с ног до головы, уделили такое же внимание ее спутнику и пришли к совершенно правильному выводу:

– Ваше ве…

– Обойдемся без ползания на коленях и долгих извинений, – махнул рукой правитель Аквилонского королевства. – Сколько я понимаю, вы повезете его в замок? Тогда нам по пути.

Лошади, недовольно фыркая и опасливо косясь в сторону громыхавшей за ними повозки, откуда продолжали нестись сдавленные вопли пленника, трусили в сторону коронной цитадели. За фургоном шли гвардейцы, в очередной раз обсуждая подробности удачной охоты и ковыляла пегая гончая. Замыкал шествие дознаватель Восходного квартала, известный почти всему Вольфгарду Рэф и странноватая парочка варварского обличья, с двух сторон осаждавшая дознавателя настойчивыми расспросами. Отвечать Рэфу, похоже, не хотелось, но выбора ему не оставили.

– Скажи-ка мне, служивый, – допытывался киммериец, – ширриф вот хвалился, будто твоими стараниями этих самых скогров, то бишь одержимых, вскорости переловят. Много их уже набралось?

– Восемь, включая того, что убили в «Короне и посохе», – последовал лаконичный ответ. – Этот девятый. Последний.

– Да ну? – поразился варвар. – С чего ты взял?

– Просто знаю, и все, – пожал плечами дознаватель. – Можно сказать, я их чую, Ваше величество. Я даже знаю, о чем эта тварь сейчас думает.

– И о чем же? – спросила Дженна.

– О том, как славно было бы кого-нибудь загрызть, – ответил Рэф.

Беспечный тон его слов обманул киммерийца, все еще разгоряченного схваткой, и Дженну, думавшую о чем-то своем. Однако ни тени улыбки не промелькнуло на узком лице их собеседника, а взгляд сделался на миг странно ожесточенным.

Глава шестая

Безмолвные голоса

25 день Первой летней луны. Поздний вечер.

Нейя Раварта шла по галерее, ведущей к личным покоям короля Пограничья, неся в руках серебряный поднос и настойчиво убеждая себя: она не имеет права взять и снова разрыдаться. Собственно, она уже успела вволю похныкать – когда с четверть колокола тому умудрилась споткнуться на лестнице и выронить этот распроклятый поднос. Королевский ужин частью разлетелся по ступенькам, частью украсил подол юбки, а в довершение несчастий на это зрелище снисходительно взирала парочка случайно оказавшихся поблизости молодых людей из свиты Аквилонца.

Было бы смешно надеяться на их помощь, но благородные месьоры заодно воспользовались случаем от души посмеяться над безрукой девицей, которую они именовали «премилой служаночкой» и пару раз чувствительно щипнули таковую за задницу.

Разумеется, они отлично знали, кто такая госпожа Раварта, но не идти же жаловаться на каких-то не в меру резвых оболтусов? И не объяснять же им, что порядки Вольфгардского замка вполне допускают, чтобы подруга короля сама относила ему ужин по вечерам, а не доверяла эту простую обязанность слугам. Эртель тоже полагал, что все правильно и сообразно: сперва устраивать малую парадную трапезу для друзей или гостей, а потом, поздним вечером, еще одну – только для них двоих.

Нейя вернулась в кухни, велела сготовить еще один ужин, а потом села в углу на косоногий табурет и разревелась в три ручья. От обиды, от злости и еще от страха. В последнее время она вдруг стала постоянно бояться. Не того, что ей вдруг придется покинуть замок и вернуться домой, не насмешек со стороны гостей, но чего-то иного, чего и словами-то не высказать.

Казалось бы, откуда взяться такой беспричинной боязни? Нейя прожила на свете достаточно, чтобы навидаться пугающих вещей – голодные зимы, тревожные времена затяжной войны с мятежными баронствами в Восходных землях Пограничья, и те события, что произошли два года назад – тогда довелось испытать едва ли не самое худшее. В стычке на границе с Гипербореей погиб Веллан, лучший друг и кровный брат Эртеля, наравне с ним считавшийся едва ли не приемным сыном старого короля Эрхарда. Спустя две или три седмицы отошел и сам Эрхард – сохранив ясный ум до последнего мгновения и публично назвав племянника новым правителем страны. Немедля вспыхнула такая свистопляска, до сих пор вспомнить жутко. Нынешние невзгоды – ерунда по сравнению с теми.