Виестуру, наблюдавшему за угасанием Крепости, становилось не по себе. Однако старый дом за долгие свои годы был так запущен, что мелким ремонтом, чисто косметическими мерами ничего не поправишь. Требовался капитальный ремонт, а подвигнуть на это отца не было надежд. В этом году вряд ли получится, надо еще оглядеться, куда жизнь повернет, — такими ответами обычно отделывался Паулис.

Конечно, не все гладко было в жизни. Трухлявые срубы тракторы свозили в колхозный центр, и там они, кривые, скособоченные, стояли никому не нужные. Ходили толки об агрогородах, о взметнувшихся поверх макушек деревьев многоэтажных зданиях. После объединения колхозов переместился и колхозный центр. Планы мелиораторов предусматривали снос многих хуторов. В газетах стыдили, высмеивали живущих на отшибе хуторян. Крупный ремонт Крепости со стороны мог показаться пустым расточительством или упрямством.

Невозможно было не считаться и с доводом, который обычно выдвигала Нания: Крепость непомерно велика, можно концы отдать, прибирая этот несуразный домище. Да и много ли их осталось, Скайдрите на фармацевта учится, едва ли к ним уже вернется. Элмар тем более. Раймонт заканчивал среднюю школу, через два года упорхнет и он. А с Виестуром все та же давняя беда Вэягалов — никак жену себе не подыщет.

Нания работала в полеводческой бригаде, домой являлась затемно, попробуй такую махину содержать в порядке. Нания гордилась своими цветочными клумбами, чисто прополотым огородом, аккуратным газоном; никогда прежде не был так хорош двор «Вэягалов». Зато в доме зачастую беспорядок полный — постели не прибраны, одежда разбросана как попало, повсюду пыль и сор. Иной раз Паулис пытался вразумить жену, а Нания в ответ как топором рубила: «У тебя тоже есть руки, не только язык, с чего ты взял, что постель положено лишь жене убирать».

С годами Нания становилась сварливой, легко раздражалась. Больше других доставалось Паулису. Впрочем, их перепалки и перебранки касались мелочей, что ни говори, а Нания пеклась о семье. Белье всегда чисто выстирано, более или менее даже заштопано. На столе каждый день горячая еда. И скотина на дворе сыта, обряжена. Хлеб, муку, крупу, сахар — все приходилось доставлять из Зунте. На Паулиса ни в чем нельзя положиться, ему всегда куда-то надо идти, вечно у него оказывалось неотложное дело, с кем-то переговорить или где-то играть.

Новый председатель по фамилии Шкинейс, сам будучи горожанином, совещался с Паулисом чуть ли не ежедневно. «Ну, как же, как же, ты для него нечто вроде справочника, — язвила Нания, — он без тебя как без рук…» И все же был свой прок в советах Паулиса. Подобно переменчивой моде на женские юбки, волнами накатывались квадратно-гнездовые способы посева, торфоперегнойные горшочки, кукуруза и еще — попробуй теперь вспомни — какие моды. Невесть откуда принесет такое облако, никто его толком не разглядит, не почувствует. А Паулис всегда что-то знал. Он имел обыкновение копаться в журналах и, бывая в разъездах, держал глаза открытыми, набирался опыта. Во время кукурузной эпопеи он, к примеру, выразился так:

— Королеву полей не след хоронить по укромным полям, королеву вдоль дорог сажайте, где ездят кареты. А клевер, усладу коровьего брюха, вторым рядом сейте, поближе к скотным дворам и молочным бидонам. Это я вам говорю!

Зунтяне сумели сохранить и здравый смысл, и рассудок, а посему не знали, как выглядят пустые кормушки, и не дожили до того, чтобы коровы давали козью долю молока. Кое-кто из соседей пыжился, старался казаться лучше, чем был на самом деле, хозяйствовал на бумаге, раздувал показатели, Паулис же при каждом собеседовании с председателем твердил:

— Как высоко ни подкидывай шапку, все равно наземь упадет. Одними разговорами дела не сладишь, приписками животы не накормишь.

Для затянувшейся холостяцкой жизни у Виестура имелись основания, хотя ни Паулис, ни Нания разобраться в них не могли. В армию Виестура не взяли — вроде бы не хром, а при ходьбе чуточку припадает. Виестур на тракториста выучился, к моторам он сызмала имел пристрастие. Парень он был симпатичный, рослый, светловолосый и, не в пример большинству Вэягалов, имел темные и длинные ресницы. Девчонки о нем сочинили такую загадку: «Угадайте — кто не черен и не бел, не цыпленок и не черт?» Светловолосая голова Виестура как-то особенно выделялась поверх замасленного ватника тракториста. Волосы Виестур всегда содержал в чистоте и порядке. «Он просто помешался на своих волосах, — сказал Паулис Нании, — каждую неделю бегает в парикмахерскую». На самом деле Виестур бегал к Валии, всегда только к Валии.

— Как будем стричь? — спросила Валия с лукавой улыбкой.

— Сделайте покороче, — раскрасневшись от смущения, Виестур тупо глядел в большое зеркало.

Неделю спустя опять явился.

— Да ведь не успели еще отрасти, — удивилась Валия.

— Не беда, сделайте покороче.

Через неделю Виестур снова сидел в ее кресле,

— Еще слегка укоротите.

— Тогда уж под бокс.

— Пусть будет под бокс.

— А в следующий раз что — под гребенку? Волос ваших жалко! — Валия в нерешительности теребила шевелюру Виестура. — Вот что, лучше как-нибудь в выходной день прокати меня на мотоцикле. Говорят, в окрестностях по берегам Светупе так славно поют соловьи.

Виестур катал Валию на мотоцикле всю весну и все лето. Это, разумеется, не осталось не замеченным ни для молодых, ни для старых зунтян. Молодые говорили: «Ты смотри, какие у Валии стройные ножки!» (В ту пору у женщин еще не были в моде брюки, и подол платья Валии на мчащемся мотоцикле развевался где-то на уровне талии.) А старики говорили: «Совсем спятил парень, не сломал бы шею, на дорогу даже не смотрит, все назад, все в глаза ей пялится». Валия, обеими руками крепко обнимая Виестура, за его широкой спиной казалась маленькой, хрупкой и счастливой.

Осенью колхоз послал Виестура на учебу. Школа далеко — на другом конце Латвии, а курс обучения двухгодичный. Что у Валии объявился новый ухажер, обнаружилось несколько месяцев спустя. Эдгар, бурильщик колодцев, тоже парень видный, того никто не отрицал. В противоположность Виестуру он в первые же десять минут умудрился весь выложиться, рассказать с десяток анекдотов, наговорить кучу комплиментов, перебрать все последние местные новости, достоинства любимых эстрадных певцов. Когда Виестур приехал в Зунте на каникулы, Валия была уже замужем. Два года спустя, когда Виестур воротился домой с дипломом в кармане, Валия по главной улице катала детскую коляску с розовыми занавесками.

Такие случаи в Зунте бывали и раньше, никто особенно не удивлялся. Одно казалось странным, что место Валии на заднем сиденье мотоцикла Виестура так и осталось незанятым, хотя хорошеньких девчонок в Зунте хватало. Что-то буркнув Паулису о барахлящем моторе, Виестур закатил мотоцикл в тележный сарай, где он и простоял все холостяцкие годы Виестура. Да и не было нужды в мотоцикле, по своим бригадирским делам Виестур разъезжал на служебном газике, а как частное лицо больше возился по дому или вместе с Волдисом Рудзитом торчал на берегу озера Буцишу, гипнотизируя поплавки своих удочек.

Погожим осенним днем вспахав картофельные грядки на приусадебном участке, Виестур в конце последней борозды объявил Паулису и Нании, собиравшим картошку:

— Значит, так, дорогие родители, я женюсь.

Нания вытерла испачканные землей руки о цветастую юбку, сняла с головы соломенную шляпу, помахала ею перед собой, словно веером.

— Вот тебе раз… И на ком, позволено будет спросить?

— На Валии. Я так считаю: любовь, как смерть, у каждого одна.

— Ну и чудак.

— Чудак иль не чудак, — сказал Виестур, — а готовьтесь к свадьбе.

Должно быть, впервые в жизни Паулис оставил без ответа вопрос Нании, только громко рассмеялся. Какого был он мнения об избраннице Виестура, осталось загадкой. Однако недовольства на его лице не было заметно, удивления тем более.

Месяц спустя Виестур расписался с Валией. Валия перебралась в Крепость. Грузовик, на котором она приехала, был пустоват. Дочке Валии Гуне шел десятый год. Пока Валия помогала Виестуру перетаскивать узлы, Гуна на кухне общалась с Нанией.