— Мы, Кузьма Кузьмич, слыхали и вот сами…

Ярошенко встал, взял лист, на котором писал письмо Рясному, и сказал:

— Я буду зараз читать, а вы слушайте и на ус мотайте.

Смотрел на листок и читал:

«Протокол заседания правления. Слушали: посылка юношей в чабанскую бригаду в помощь чабанам на летний период. Постановили: командировать, как лучших и надежных, Олега Гребенкова и Алексея Завьялова, направив их в полное распоряжение товарища Корчнова в Сухую Буйволу…» Понятно, ребята?

Олег тихонько толкнул Леньку и сказал:

— Понятно, Кузьма Кузьмич! Когда выезжать?

— Торопитесь?

— А чего медлить? Мы такие: ехать так ехать!

— Может, сперва подумаете?

— Чего тут думать!

— Дело это, ребята, не пустяковое. Не на лодке кататься по Егорлыку. Сумеете пасти овец? — спросил Ярошенко.

— А что там хитрого? — смело отвечал Олег. — Положи… это, как его… такую палку на плечо и гуляй себе по вольному воздуху.

— Какую палку? Как же эта палка называется?

— Позабыл! Помнил, и вот вылетело из головы.

— Забыл? — Ярошенко рассмеялся. — Беда! Нет хуже, когда не знаешь и забудешь. Запомните: ярлыгой та палка называется. — И строго: — Предупреждаю: за овцами ходить нелегко! Это со стороны кажется, не жизнь у чабанов, а курорт — ходи себе по траве, природой наслаждайся. А на деле, хлопцы, не так. Чабану надо иметь собачьи по крепости ноги. Сила чабана в ногах. Да и погода бывает разная. То днем жара, небо над головой раскалено, печет как в пекле, а кругом одна степь. Ни тебе кустика, ни деревца, ни речки, ни родника. Ноги ломит, сон одолевает. То ночью, глядишь, гроза разыграется, ливень на отару свалится. Овцу в любую непогоду надо сберечь. Кто сберегает? Чабан с подпасками. Бывает, мокнешь всю ночь. Или волки отару подкарауливают. Так что, ребята, заранее не радуйтесь, а то как бы опосля плакать не пришлось. Но правление вам доверяет, мы верим вам и ручаемся за вас. И комсомол за вас поручается и дает вам путевки. Так что собирайтесь.

— А когда выезжать? — снова спросил Олег. — Завтра можно?

— Можно бы, но все машины зараз в Псебае, уехали за лесом, — спокойно ответил Ярошенко. — Недельки через две вернутся, и тогда мы вас переправим в Сухую Буйволу.

— Документы когда получим? — спросил все время молчавший Ленька. — Сегодня можно?

— Приходите через час, — ответил Ярошенко, с улыбкой глядя на серьезные лица ребят.

Глава X

Последняя ночь в Грушовке

Какие это хорошие слова: «Получите документы»!

С виду будто обычные, простые, а сколько в них теплоты и какую гордость они вселяют в сердце!

Не подавая виду, что их это сильно обрадовало, Олег и Ленька из правления вышли не спеша, степенно, а на улице побежали наперегонки. Олег так разогнался, что не мог остановиться и наскочил на Леньку, толкнул его в спину.

— Сумасшедший! — обиделся Ленька. — Чего толкаешь?

— От радости, Лень! Документы! Ты это понимаешь?! Замечательно получилось! Вот какой хороший у меня дядя Гриша! Но почему он нам в ту ночь ничего не сказал? Наверно, решил сперва с Ярошенкой посоветоваться, кого взять. Это дело не шутейное. Абы кого не пошлют. «Придите через час и получите документы». Здорово! И поедем мы по путевкам. Так что, Лень, надо оправдать доверие.

— Оправдать надо, согласен, а только радоваться нам рано. — У Леньки помрачнели глаза. — Еще неизвестно, когда из Псебая вернутся машины. Может, и через месяц. До Псебая отсюда тысяча километров. Так что жди. А я знаешь как не люблю ждать!

— Смешно! — И Олег рассмеялся. — Ты не любишь? А ты думаешь, я люблю ждать? У меня этого терпения меньше, чем у тебя. Я хоть и тренирую себя на выдержку, а толку из этого пока мало. А мы, Лень, не будем ждать машин. Зачем нам машины? У нас же есть «Нырок». Он давно в полной готовности стоит в пещере. Так что пошли побыстрее. Будем весь день готовиться к отплытию, а ночью отчалим от грушовских берегов. Это наша последняя ночь в Грушовке! Как получим документы, так и уплывем.

— Почему ночью? — удивился Ленька. — С документами — и ночью! Есть решение, а мы будем прятаться? От кого?

— Оно-то так, — рассудительно ответил Олег, — и документы есть, а все ж таки тайно лучше. Красивее получается. Ты только подумай! Были мы в Грушовке, и нет нас в Грушовке — исчезли. А куда? Один Егорлык знает! — Олег обнял Леньку, понизил голос: — Смотри, дома не проболтайся! Скажешь, что уедем машинами недели через две. Будут машины через неделю или через две — это еще неизвестно. А мы уплывем сегодня ночью и дня через три заявимся в Сухую Буйволу.

— Это что ж, — спросил Ленька, — опять врать родителям?

— Зачем же? Скажи им правду, как есть. Скажи, что нас вызвал к себе Ярошенко.

— Не вызвал, а сами пришли!

— Ну, пусть сами. Какой ты, Лень, во всем точный! И сказал Ярошенко, что правление и комсомол доверяют. «Слушали». «Постановили». И все! А когда и на чем мы отправимся в Сухую Буйволу, это наше личное дело.

Так они, обнявшись, подошли к навесу. И сразу же начали переносить в «Нырок» продукты и одежду.

Крадучись, ходили через огороды, по балке. В середине дня Олег сбегал в правление и получил документ.

В нем говорилось:

«Заведующему Сухобуйволинской овцеводческой фермой Г. А. Корчнову. Правление и комсомольская организация колхоза «Власть Советов» направляют в ваше распоряжение школьников Олега Гребенкова и Алексея Завьялова. Правление и комсомольская организация выражают уверенность, что тт. Гребенков и Завьялов с порученной им работой справятся и наше доверие оправдают.

Председатель К. Ярошенко».

К вечеру «Нырок» полностью был снаряжен в дорогу. Олег и Ленька пришли в Грушовку, когда начинало смеркаться. Олег поджидал мать с фермы. Ему было грустно. Все же как-то странно и непривычно было уезжать из дому. Когда мать вошла в хату и сняла халат, Олег подошел к ней, насупив брови. Он показался Анастасии и подросшим и повзрослевшим.

— Ты чего такой хмурый? — спросила она. — Или рыбы не поймал?

— С рыбой, мамо, все покончено. Есть, мамо, новость.

— Что еще?

— Меня и Леньку сегодня утром вызвал Ярошенко.

— И что? Отругал?

— Не-е… Наоборот! — Олег мялся, не зная, что сказать. — Меня и Леньку, как самых надежных, правление и комсомол посылают в Сухую Буйволу в распоряжение дяди Гриши. Все документы готовы.

— И ты согласился?

Голос у Анастасии дрогнул. Олег понял, что мать не одобряет его поездку. Будут слезы. Он посмотрел матери в глаза и сказал:

— Как же я мог не согласиться? Дисциплина, мамо, тут ничего не поделаешь.

— Кто тебя этому научил? — сквозь слезы говорила Анастасия. — Ты еще дите, какая в тебе дисциплина? — Она обняла сына, прижала к себе. — Не поедешь! Ни за что не отпущу! Пропадешь в той степи. А ты у меня один-единственный. Это я знаю, чьи тут хитрости! Не правление и не комсомол тебя туда командируют, а братушка мой, твой дядя. Это его затея. Захотел-таки забрать тебя, вот и дисциплину придумал. А я не отпущу, и все! Тебя, Олежка, не отдам! Зараз же побегу к Ярошенке. Почему тебя? Разве нету в Грушовке других мальчуганов?

— Есть, конечно! — согласился Олег, тихонько освобождаясь из материнских объятий. — Но не всем можно доверять. — Тут Олег пошел на хитрость: — Мамо, ты не волнуйся и не ходи сегодня к Ярошенке, Его нет в Грушовке. Уехал в шестую бригаду. Да и сказал он нам, что отправит в Сухую Буйволу недели через две, когда машины придут с лесозаготовок.

И Анастасия согласилась пойти к Ярошенке не сегодня, а завтра.

В доме Завьяловых разговор был короче. Ленька сказал, что его и Олега колхоз посылает к чабанам в Сухую Буйволу. Мать улыбнулась.

— Молодец! Давно пора! — сказала она. — Нечего бить баклуши в Грушовке. В комсомол записался, а бездельничаешь!

Трифон привлек к себе сына, спросил:

— Плакать там не будешь, орел?

— Сын я ваш, а плохо, батя, вы меня знаете.