– Твоя просьба услышана, – ответила богиня. – Встань и отведи меня к ложу.

Когда я поднялся, богиня протянула руку. Я помог ей встать с трона и отвёл к ложу. Мы сели друг напротив друга и стали, не мигая, смотреть друг другу в глаза. Вскоре между нами появилось что-то вроде облака из густого золотого света.

После этого богиня села на меня, и мой член очутился у неё в вагине. Мы обняли друг друга и, продолжая смотреть друг другу в глаза, замерли.

Тогда она и заработала своими вагинальными мышцами. Оставлю свои ощущения без комментариев. Скажу лишь, что тем, кто этого не испытывал, никакие описания не помогут ощутить весь кайф процесса.

Внешне я оставался неподвижным, а внутри… внутри назревал взрыв сверхновой. И когда она взорвалась, я сначала на мгновение ослеп от вспышки внутреннего света, а потом почувствовал, как по телу струятся языки пламени огненного тела.

И тогда, помимо своей воли, я закричал:

– Свершилось!

– Свершилось! – повторила богиня.

– Свершилось, – констатировал человек в плаще и ударил посохом об пол.

– Свершилось, – повторили все.

– Свершилось, но не всё! – торжественно произнесла Марта. На этот раз она говорила громко, чтобы услышали все. – Богиня оказалась настолько милостива к кандидату, что наполнила священный Грааль хлебом и вином, или кровью и плотью. И теперь кандидат может испить священный напиток.

После этих слов богиня слезла с меня и легла на спину. Мой член, пах и простыня были в крови. «Менструация», – понял я. И догадался о том, какой дар преподнесла мне богиня. Я слышал об эликсире стыда или эликсире бессмертия. Читал, что его вкушали Агриппа и Алистер Кроули, и вот теперь высокая честь вкусить эликсир из чаши самой богини предоставлялась мне.

– Благодарю тебя за столь драгоценный подарок, – сказал я богине, и впился ртом в вагину, стараясь вкусить как можно больше драгоценного напитка.

Не забывая и о том, чтобы доставлять удовольствие богине. Я пил, пил жадно, пил, наслаждаясь каждым глотком, и во мне просыпалась изначальная звериная сущность. Я пил, а во мне просыпался Минотавр, и с каждым глотком он становился всё сильнее и сильнее. Я пил, пока она не кончила мне в рот.

После этого я вспыхнул и сгорел окончательно в пламени огненного тела, и это сожжение человека старого ради рождения человека нового было чертовски приятным делом.

И когда моё тело догорело без следа, дракон хлопнул в ладоши, и этот мир тоже рассыпался на мелкие осколки.

Митота шестнадцатая. Жертвенный огонь

Теперь мы оказались на поляне в лесу. Была ночь. Но огромная, как на фентезийных картинках, луна, прекрасно всё освещала. Посреди поляны горел здоровенный, с меня ростом, костёр. Вся публика, что наблюдала за нашим совокуплением, тоже очутилась здесь. Но только теперь одежды не оставалось ни на ком. Был здесь и прежний мужик с посохом, но теперь в роли водочерпия. Несмотря на то, что прежде я видел его в плаще с закрывающим лицо капюшоном; несмотря на то, что посох он сменил на странной формы черпак, которым черпал воду из бьющего на краю поляны родника, я сразу понял, что это он. Ему было под шестьдесят. Крепкий, с мужественным лицом и сиянием мудрости в глазах, похожий на бога какого-нибудь племени воинов.

Не было среди нас только богини.

Я подошёл к нему, и он наполнил мою чашу водой.

– Слава богине! – сказал я.

– Слава прекраснейшей из женщин! – ответил он.

Я залпом выпил воду. Она сразу опьянила меня намного более приятным опьянением, чем те, что бывают после алкоголя или наркотиков. Кровь в моих сосудах превратилась в свет, а мысли сменились пониманием без слов.

Откуда-то из бесконечного простора осознания приплыли строки моего юношеского стихотворения:

Поведал старый винодел за чаркою-другой:

Лишь то вино пьянит сердца, что стало вновь водой.

Приплыли, посмотрели на меня, и поплыли дальше.

Между тем люди вокруг занимались, кто чем хотел: кто танцевал под звучащую в их сознании музыку; кто беседовал, сидя на траве; кто ударно поглощал воду, не забывая славить богиню и объясняться ей в любви.

Богиня не приемлет рабов, она принимает только возлюбленных, понял я.

Другие прославляли богиню, занимаясь любовью прямо на поляне, и в любовном экстазе были великолепны.

А я был пьян. Пьян от эликсира, пьян от любви, пьян от происходящего. Я был пьян и счастлив, и я впервые чувствовал себя дома. Эта поляна, этот костёр, эта луна, эти люди или нелюди… всё это было домом моей души, местом, по которому я тосковал всю жизнь, и куда временами приходил в снах, после которых так тоскливо просыпаться.

Как же я был пьян! Всё плыло перед глазами. Луна вместе со звёздами отплясывала канкан, а земля рвалась из-под ног, как дикий, необъезженный конь. А из сердца лилась песня. Это было бессвязное бормотание почти без слов, но в нём выражалась вся моя безграничная любовь к богине, чьим возлюбленным я был несколько мгновений или несколько кальп назад. Да разве время здесь имеет значение!

Богиня появилась почти под утро. Она вышла прямо из костра. Всё ещё обнажённая. Увидев её, присутствующие радостно закричали:

– Слава богине! Да пребудет с нами её любовь!

Народ столпился вокруг, соблюдая почтительную дистанцию. Даже те, кто занимался любовью, прервали занятие, чтобы поприветствовать богиню. К ней приблизился водочерпий с чашей и, преклонив колени, произнёс:

– О, прекраснейшая из женщин, благослови праздник наш, и наполни бокалы своим великим даром.

Богиня взяла чашу и подмыла себя так, чтобы окрашенная менструальной кровью вода вернулась в чашу. Затем, намочив в чаше пальцы, брызнула в лицо коленопреклонённому водочерпию, и торжественно произнесла:

– Благословляю. Да пребудет с вами моя любовь.

Все вновь закричали «ура» и «слава богине», затем встали в очередь к водочерпию, который стал ловко наполнять бокалы благословенной водой. Когда вода была разлита по нашим бокалам, мы встали перед богиней на колени, и водочерпий произнёс тост.

– О, величайшая из богинь! В знак нашего преклонения, из любви к тебе, пьём за тебя коленопреклонёнными. Слава богине!

– Слава богине! – повторили все, и выпили залпом.

После этого встали с колен.

Затем кто-то выкрикнул из толпы:

– А теперь, несравненная, просим танец!

Все тут же подхватили просьбу. Долго упрашивать богиню не пришлось. Она подняла руку, и все замолчали.

– Хорошо, – сказала она, – я станцую для вас, мои возлюбленные. Пойте.

Присутствующие запели очень тягучую и, я бы сказал, бездонную песню, и богиня начала танец.

Не знаю, на кого, а на меня её движения оказывали гипнотическое воздействие. Каждое движение вызывало резонанс в глубинах сознания, и вскоре там, в бездонном океане бессознательного, танцевало отражение богини. Сначала это было любовью в её наиболее мистическом проявлении, и любовь вызывала небывалое даже по сравнению с тем, что я испытал, блаженство. Затем, по мере того, как ритм танца начал ускоряться, мне стало плохо: потемнело в глазах, стало трудно дышать. Живот сводили непрекращающиеся спазмы, а в голову словно вбили огромный гвоздь. Мне стало страшно. В голову полезли мысли о бессмертной душе, о шабаше ведьм и о коварстве дьявола. Кто-то внутри меня кричал, что надо бежать; что ещё немного, и моя бессмертная душа навсегда перейдёт к дьяволу; что сейчас ещё можно всё спасти, всё исправить, что господь милостив, что он простит… Этот кто-то убеждал, что я прохожу испытание дьяволом; что он искушает меня; что я должен быть твёрд, и, подобно тому, как Спаситель отверг предлагаемое Сатаной, я тоже должен оставить адские блага и отречься от них во славу господа… Мне стало настолько страшно и плохо, что я готов был послушаться говорящего, но вдруг сошедшее на меня понимание осветило его лицо, и я понял, что говорит мой тюремщик, что это его страх и боль, что он боится меня, боится Минотавра, боится, что мы вырвемся на свободу, и тогда ему несдобровать.