Но моё движение начало замедляться, и спустя каких-то несколько кальп сознание остановилось, а потом начало двигаться назад, навстречу всё ещё мощному энергетическому потоку. По мере приближения к эпицентру встречный энергетический ветер становился всё сильнее и сильнее. Постепенно он достиг такой силы, что мысли не могли удерживаться в сознании. Они устремились прочь, вместе со звуками. Моё сознание стало пустым, и энергетические потоки легко проходили сквозь него. Ему больше ничто не мешало войти в эпицентр взрыва, и там растаять. Моё сознание умерло, а вместе с ним и я. И ничего чудеснее не было той смерти! И если бы я был твёрдо уверен, что реальная смерть хоть отдалённо напоминает пережитую, я бы убил себя, не задумываясь. Вот только настоящая смерть вполне может оказаться не такой. И, что самое отвратительное, есть вероятность столкнуться после смерти с боженькой, наверняка припасшим каких-нибудь пакостей, чтобы отравлять нам и посмертное существование! Как я ненавидел его, думая, что он может испортить мне не только жизнь, но и смерть, лишив блаженства абсолютного небытия.
К сожалению, смерть оказалось не вечной, и сознание вернулось в привычный мир, а событие, всё перевернувшее во мне, кануло в вечности прошлого.
Прошло сколько-то минут, часов, дней или лет. Мне не спалось, и я привычно вслушивался в ночные звуки. А что ещё делать? Я лежал, слушал звуки и… поймал себя на том, что они свободно проходят сквозь сознание, как раньше проходили энергетические потоки. Звуки приходили, были какое-то время во мне, а потом уходили… И это было… прикольно. Хотя бы потому, что было чем-то новым. Я наблюдал, как звуки проходят сквозь меня, не оставляя в сознании даже ряби; и явилась мысль: а что, если взять и оседлать какой-нибудь звук? И сразу же звуки подхватили меня и понесли.
Вырвавшись из плена собственной вселенной, я очутился в океане сознания, который философы называют коллективным бессознательным, а эзотерики – коллективным разумом. Отдельные сознания, которые мы воспринимаем в качестве своих «я» являются не чем иным, как волнами этого океана. Я стал его глубинным обитателем. Я предпочитал плавать там, где живут такие твари, о существовании которых мы даже не подозреваем. Там я встретил и боженьку. Он оказался одним из тех паразитов, которых порождает в своём невежестве толпа, питая вожделениями и страхами. При ближайшем рассмотрении он оказался трусливым и жалким. Единственно, что его волновало – поток энергетической жратвы, которым его кормят толпы верующих: своими молитвами, мыслями, страхами… Но единственный ли это бог?
А ещё там были твари, которые забрели в океан сознания откуда-то извне. Но рассмотреть их не удалось – при виде меня они стремительно исчезали в тёмных водах…
Признаюсь, мне было не до них. В этом океане я был нормальным, полноценным существом, так как сознание моё не было повреждено в аварии, а тело здесь не играло никакой роли. Даже более того, нормальному человеку, чтобы сюда попасть, требовалось прежде всего отключить ощущения тела, что за меня сделала авария.
Но и это не всё. Однажды, как обычно, в палату забрела очередная парочка, воспользоваться тем, что соседняя кровать пустует. Самец, судя по наглому поведению, был или хотел казаться бывалым гостем, а вот самка…
– А он точно не соображает? – робко спросила она.
– Да какой ему соображать! – ответил он. – Это же овощ, кабачок. Смотри!
Наверно, он сделал что-то нехорошее, потому что после короткой паузы она воскликнула:
– Прекрати! Это же живой человек!
– Только юридически, – ответил он, – я вообще не понимаю, зачем таких держат. Усыпляли бы, да и дело с концом.
О, как я был с ним согласен! Ведь всего один укол отделял меня от того блаженства, которое я испытал, умерев на время.
– Нельзя так говорить, грех! – возмутилась она.
– Хорошо, давай грешить по-другому.
– Я не могу при нём, он смотрит.
– Да ничего не смотрит! А так и тем более.
– Какой же ты! – в её голосе прозвучало наигранное негодование. На самом деле ей чертовски понравилось, что он вытворил на этот раз. Что-что, а когда у тебя есть только слух, хочешь не хочешь, а начнешь улавливать малейшие нюансы.
– Давай, или я трахну его.
– Прекрати…
Послышалась обычная в таком деле возня, затем ритмичные поскрипывания, стоны…
И вот пока они занимались своим делом на соседней кушетке, я случайно нашёл его волну. В ней не было ничего особого, никаких отличий от других, но что-то внутри меня подсказало, что эта волна и есть его сознание, и если я всплыву…
И я всплыл. И всплыв, получил такой удар по сознанию, что оно на какое-то время полностью дезориентировалось. А потом, придя в себя, я понял, что произошло. Я смог войти в его сознание, и ощутить всё то, что он ощущает.
Представьте, что несколько лет вас держали в темном подвале, а потом выпустили на яркий солнечный свет. Таким сенсорным ударом меня наградили все органы чувств, за исключением слуха.
Поняв это, я решил в следующий раз во время исповеди попробовать войти в чужое сознание медленно. И у меня получилось! Я не только забрался в сознание Наденьки, но и смог видеть её глазами, чувствовать её руками, дышать её лёгкими… И только обретя это, понял, чего был лишён, и, поняв, возненавидел тех, кто лишает таких несчастных, как я, а особенно тех, кто осознаёт, в каком чудовищном положении они находятся, права на быструю смерть. По сравнению с этими гуманистами даже нацистские преступники, даже палачи инквизиции, да любые палачи, кажутся ангелами! Надеюсь, для них, для этих гуманистов, кто-нибудь придумает ад, в котором они смогут испытать все те радости, на которые обрекли несчастных вроде меня. Ну, да бог им судья.
Обретя способность чувствовать чужими органами чувств, я легко научился тому, чего не удавалось никому из нормальных людей. Я смог воспринимать мир всевозможными органами всех мыслимых и немыслимых существ. Я мог стать кем угодно: человеком, собакой, кошкой, летучей мышью, муравьём, червём, амёбой… Единственно, кем не мог, так одновременно несколькими существами. Но другие не могли и этого. Правда, я был всего лишь наблюдателем, пассажиром, шпионом в чужом сознании.
А вскоре я научился управлять.
Я был в сознании Наденьки. Мы шли по улице, заходили в магазины, смотрели на кучу всяких красивостей… Нам было хорошо, пока не пришли домой. Там был муж, пьяный. Не помню, что ему не понравилось, но он начал орать во всю глотку, а потом не столько больно, сколько унизительно хлестать воняющими какой-то гадостью руками по щёкам. Она же просто стояла перед ним и покорно сносила издевательства… И тогда я схватил её рукой что-то тяжёлое с тумбочки или стола, и со всей силы ударил его по голове. Сначала он от неожиданности опешил, а потом… Уж лучше бы я этого не делал. Правда, когда Надя в следующий раз пришла ко мне на исповедь, я понял, что она довольна, что смогла хоть раз дать этому уроду отпор. Довольна, несмотря на последствия.
И тогда я решился. Я нашёл его волну. Он снова был пьян, и снова искал повод над ней надругаться, вот только на этот раз его ждала совсем другая забава. Я привёл его на кухню, положил его руками на стол разделочную доску, нашёл кухонный топорик, затем спустил штаны, положил член и яйца на разделочную доску… и изо всей силы ударил топором.
Так я узнал, что боль бывает настолько сильная, что теряешь сознание.
В следующий раз надо выскочить за мгновение до финала, – решил я, придя в себя.
Так началась эпоха игры с людьми. Я чувствовал себя если не богом, то дьяволом. Я мог, например, вселиться в пилота, и кайфовать, понимая, что одно моё движение-и эти люди пополнят собой статистику погибших в несчастных случаях. Я мог сколько угодно участвовать в войнах, – для меня они были чем-то вроде компьютерных стрелялок, – и буквально купаться в адреналиновом море без малейшей угрозы для себя. Я ел самые изысканные кушанья во всех ресторанах мира; охотился на антилоп, находясь в шкуре льва, исследовал океанские глубины в теле глубоководных чудовищ… А как я занимался любовью! Вы даже представить себе не можете, каково трахаться, будучи слизнем, или майским жуком, или богомолом! По сравнению с этим пресловутые ёжики отдыхают. Кстати ёжиком я тоже побывал во время секса, так что ответ на извечный вопрос мне известен, причём не со стороны.