— Брюки хорошие положу, — вроде не слушает его Клавдия. — В кино когда пойдешь или собрание какое. А, Егорушка?

— Какое тебе кино? Знаю я, как ее матушку прессуют. За день навалохаешься — сапоги снять силы не хватит.

— Не велик груз, не затянет.

Несмотря на все, что случилось этим летом, Клавдия обрела давно жданную успокоенность. Это не замедлило отразиться на ее душевном и внешнем виде. Раньше и говорила, что попадя, и ходила в чем попадя, наивно считая, что все годится и все сойдет, коли жизнь у нее такая распроклятая — быть в доме и за бабу и за мужика. Теперь из дома не выйдет, не глянув прежде в зеркало: какая она из себя. Она уже не молчит, как бывало прежде, когда женщины на ферме начинают перебирать достоинства и пороки своих мужиков. Теперь и она с полным основанием вставляет свое словечко и даже может похвалиться миром и благодатью в своей семье. И когда по деревне теперь говорили, что вон сколько камыша к зиме наворочено, и хвалили при этом Егора, она гордо вскидывала голову и поясняла:

— Не из последних выбирала.

Если говорить высокими словами, Клавдия с честью выполняла свой бабий долг. Ее будто и не касалась усталь. Только редко-редко, присев на минуту, она говорила не удрученно, а скорее удивленно:

— Чёй-то уморилась я…

Но тут же вскакивала, подгоняемая новой и новой работой. Все бегом, все на лету. Ест и то на ходу, приткнувшись к краешку стола.

Чемодан собран, стоит у порога. Кажется, покачивается, постукивает в нетерпении железными уголками. Ему ноги — сам убежал бы, не дожидаясь хозяина.

Закончился еще один день. Солнце зашло, серо-мглистое небо сделалось как неживое, тронь его — оно и осыплется трухой.

Егор Харитонович вышел за ворота, где для сиденья приспособлено старое бревно, источенное временем. Сидел, курил, глазел по сторонам. Мимо, направляясь в Дом культуры, ковылял Кутейников. Остановился, присел рядом.

— Готов, солдат, к походу? — спросил Егора Харитоновича.

— Да изготовился, долго ли.

— С охотой едешь, Егор? — опять допытывается Николай Петрович.

— А что? Нам, между протчим, не привыкать.

— Это хорошо, — Николай Петрович помолчал. — Просьба к тебе, Егор Харитонович и поручение от партийной организации. Ты человек бывалый, виды видавший. Приглядывай там за ребятами. Чтобы питались нормально и вели себя, как в гостях положено.

— Я тут при чем? — удивился Басаров. — Саша Иванович за старшего, его голове и болеть.

— Он сам собой, а ты все ж постарше, поопытнее. Считай, что это моя личная просьба.

Хотелось Басарову сказать в ответ какую-нибудь шуточку-прибауточку, но не получилось. Вместо этого сказал:

— Ты не беспокойся, Николай Петрович.

— Вот и договорились, — Кутейников довольно засмеялся и добавил, обращаясь к вышедшей за ворота Клавдии. — Не боишься, Кланя, отпускать Егора Харитоновича?

— Пускай кто другой боится, а мы привыкшие. Кому-то ведь надо ехать?

— Правильно рассуждаешь, Кланя, — одобрил ее слова Николай Петрович.

Когда он ушел, Клавдия, поглядывая ему вслед, сказала:

— Как только нервы у человека выдерживают! На меня доведись, так лучше камни ворочать, чем с народом говорить… Нынче пришел утром на дойку, ничем ничего, а бабы давай орать. У некоторых чё-то с оплатой не так получилось. Сидит, слушает, головой качает. Я уж не выдержала и говорю: чё поднялись, чё слова сказать человеку не даете? Откуда ему, бабам говорю, про нашу зарплату знать? Накричались, разошлись, а в обед экономистка тут как тут. Николай Петрович, говорит, велел срочно все проверить и доложить вам. Обсказала, чё к чему, всем ясно, всем понятно…

Загустела темнота, поднимаясь от земли все выше и выше и сливаясь где-то с угасшим небом. В ней вязнут и глохнут звуки. Егор Харитонович обнял Клавдию, она придвинулась, привалилась к плечу.

До Кубани хомутовцы добрались благополучно, если не считать одного происшествия. На какой-то остановке, позарившись на дешевизну, Иван Скородумов купил за рубль ведро отменных яблок, умял их в охотку и до самого места маялся животом, сделался аж зеленый. Он пластом лежал на вагонной полке и в ответ на советы, как избавиться от неприятной хвори, только рычал и матерился слабым голосом.

Выгрузились на маленькой степной станции, провозились с этой непривычной работой почти всю ночь и свалились — кто в кузове автомашины, а кто прямо на земле.

Утром Рязанцев собрался ехать вперед, чтобы представиться руководству рисоводческого совхоза, а потом встретить свою колонну на дороге и вести ее на место.

— Куда же ты один! — испугался Егор Харитонович. — Тут тебя живехонько охмурят, моргнуть не успеешь.

— Не волнуйся, — Саша Иванович воинственно поблескивает стеклами очков.

— Нет, одного не пущу, ни под каким видом! — стоял на своем Басаров.

— Егор верно говорит, — поддержали мужики, не очень-то доверяющие организаторским способностям инженера. — Вдвоем поезжайте.

— Ты, Егор, вот что, — подал совет Костя Петраков. — Попробуй уговорить кубанцев, может, они сами напрессуют нам соломы, а мы тем временем позагораем.

— За это ручаться не могу, — ответил Егор Харитонович, — но остальное провернем как надо. Валюту счас брать? — шепнул он Рязанцеву.

— К-какую еще валюту? — Саша Иванович сразу начал заикаться.

— Не кричи… Я банку груздей из дома прихватил. Прошлогодний засол. Во! — Егор Харитонович поднял большой палец. — К ним берем пару пузырьков водки, и Егор хоть с турками договорится.

— Не в-выдумывай! — возмутился Рязанцев. — Поехали!

Местное начальство в лице усатого, но совершенно лысого директора совхоза встретило их хоть не объятиями, но довольно приветливо. Переговоры о жилье, продуктах, местах прессования соломы, горючем, взаимных расчетах и еще о многом другом прошли быстро и плодотворно. Егору Харитоновичу не пришлось использовать свое красноречие. Слушая Сашу Ивановича, он только дивился, как дельно, разумно и убедительно тот говорит с директором совхоза. После, когда остались вдвоем, Басаров грустно заметил:

— Нет, дураку до умного шибко далеко.

Под жилье хомутовцам отвели бригадный клуб, под столовую — домишко по соседству с клубом. Басаров сразу облюбовал себе место на сцене, заявив, что в свободное время будет развлекать народ песнями и плясками. Он быстро заправил раскладушку, торчком поставил набитую мелкой рисовой соломой подушку и только собрался пройтись по небольшому хутору, посмотреть местные нравы и обычаи, как прибежал Рязанцев и всем нашел работу. Трактористам — сволакивать солому, остальным — оборудовать заправку и столовую, Ивану Скородумову, еще слабому здоровьем, — ремонтировать туалет. Сам же Рязанцев вместе с Басаровым отправился настраивать пресс-подборщик, уже увезенный к месту работы, километра за полтора от хутора.

Пресс выглядел игрушкой рядом с огромными ворохами светлой рисовой соломы.

— Н-да, между протчим! — Егор Харитонович снял фуражечку и в задумчивости поскоблил затылок. — Это сколь же тут куковать нам придется? А, Саша Иванович?

— Сколько надо, — ответил Саша Иванович. — Пока норму не выполним. Ничего, — подбодрил он не столько Басарова, сколько себя. — Нам бы только начать.

— Начать да кончить, вся и работа, — согласился Егор Харитонович.

Они занялись прессом — сложным и капризным агрегатом, требующем точной настройки. Рязанцев раскрыл книжечку-инструкцию и начал читать вслух:

— Перед началом работы, — монотонно забубнил он, — необходимо проверить затяжку гаек главной передачи, кривошипа, втулок, коромысел и зубьев упаковщика, крепление ножа поршня и противорежущего ножа.

— Как в телевизоре, между протчим, — заметил Егор Харитонович.

Из всех машин и приборов самым сложным он считал один телевизор. Однажды сам взялся ремонтировать. Через минуту после включения телевизор вспыхнул и его пришлось заливать водой.

— Ты не перебивай, а слушай! — строго сказал Саша Иванович. — Пошли дальше… Чтобы добиться синхронности работы игл с ходом поршня, следует включить вязальный аппарат в работу и, поворачивая за маховик, следить, чтобы иглы вошли в пазы прессовальной камеры до совмещения оси роликов с верхней кромкой направляющих дна прессовальной камеры. Затем отсоединяют три болта на розетке у вязального аппарата, ставят поршень до необходимого перекрытия игл и устанавливают болты розетки в новые три отверстия. Чтобы не пересекало проволоку в момент ее закладки, зазор между боковыми неподвижного ножа и валиком привода ножа…