«Открою, — молвил он, — вставая перед ними, —

Откуда получил я Кукурузы имя.

В ее густой листве меня в степи нашли

И Кукурузой в честь находки нарекли.

Средь поля кукуруз на маленькой полянке

Однажды в летний день сидела поселянка.

Вдруг слышит, что дитя блажит бог знает где.

Взглянула — и меня нашла на борозде.

Так горько плакал я, что в ней проснулась жалость,

Она взяла меня и накормила малость,

И с поля принесла в свою избушку: ей

И старику ее не дал господь детей.

Но этот злой старик меня сердито встретил:

„Нам голодно вдвоем, а тут еще и дети!

Чем этот лишний рот кормить прикажешь мне?

Неси его назад!“ — он закричал жене.

„Хозяйство от него не обеднеет наше, —

Сказала моему приемному папаше

Она. — Когда б дитя я бросила, тогда

Что отвечала б я в день страшного суда?

К тому ж он подрастет и в доме пригодится,

У нас овечки есть. Они начнут плодиться.

Нам выгодно вдвойне: во-первых, нет греха,

И мальчик, во-вторых, заменит пастуха“.

Крестьянин уступил. Но, хоть играл я рядом,

Ни разу на меня не глянул добрым взглядом.

Когда ж у чудака неважно шли дела,

В ответе у него моя спина была.

Я сиротою рос. Меня держали строго:

Работа да битье, а радостей немного.

Все радости мои, пожалуй, были в том,

Что девочка одна к нам приходила в дом.

Мать Илушки моей давно слегла в могилу,

А старику вдовцу без женки скучно было,

Женился снова он, да вскоре и помри.

Дочь круглой сиротой осталась года в три.

Та девочка была тиха, как луч вечерний,

Как роза, для меня полна цветов и терний.

Мы с Илушкой в пыли играли у ворот,

Нас знало всё село — двух маленьких сирот.

Хоть я ребенком был, но милую подружку

Не променял бы я на сладкую ватрушку.

Я всю неделю ждал, чтобы воскресным днем

На лавочке в саду с ней посидеть вдвоем.

Когда ж я в первый раз поцеловался с милой,

Кровь сердца моего забила с чудной силой,

С такой, что думал я, один его удар

Способен в пустоту земной обрушить шар!

А мачеха ее частенько обижала…

И лишь одна боязнь в узде ее держала:

Свирепую каргу я укрощал, как мог,

Пускай за сироту накажет ведьму бог!

Но вот и у меня настала жизнь собачья.

Однажды в честный гроб мы положили, плача,

Кормилицу мою, ту, что меня нашла

И, как родная мать, ко мне добра была.

Едва ли кто видал, чтоб Кукуруза плакал!

Я грубоватым рос, был крепок. И, однако,

На этот бедный холм среди других могил,

Как дождик в серый день, я горько слезы лил.

Со мной моя любовь стояла у могилы.

Видать, не только мне, — ей тоже горько было:

Покойница ее ласкала, как могла,

И, добрая душа, сиротку берегла.

Бывало, лишь вдвоем увидит нас — и скажет:

„Постойте! Дайте срок! Вас узы брака свяжут,

И пара хоть куда получится из вас!

Лишь надо потерпеть: уже недолог час“.

Как верили мы ей! Как терпеливо ждали!

Друг друга берегли, друг другу слово дали…

Когда б ее не взял господь в свои края,

Наверно, веселей была б судьба моя.

Но прахом всё пошло. Она глаза сомкнула.

На счастье, на любовь надежда обманула.

На нас дохнуло зло дыханием зимы,

Хоть, вопреки всему, нежней любили мы.

Что делать? Знать, судьба в руках у высшей власти!

Господь нам не судил и маленького счастья:

Однажды я в лесу не уберег овец —

И выгнал вон меня приемный мой отец.

Я горькое „прости“ сказал моей любимой

И по миру пошел, бездомный и гонимый.

Немало обошел я городов и стран,

Покуда в полк меня не принял капитан.

Я Илушку мою не убеждал нимало,

Чтоб сердце никому она не отдавала,

Об этом и она не говорила мне.

В свою любовь, король, мы верили вполне.

Кончая речь свою, прошу вас, королевна:

Мой дерзостный отказ не осудите гневно.

Я буду верен ей до смерти, как жене,

Хотя бы даже смерть забыла обо мне».

Он кончил и обвел собранье пылким взглядом…

Как он растрогал всех! Катились слезы градом

По лицам короля, принцессы и других.

И жалость к пастуху была колодцем их.

Король ему сказал: «Дружище! Без сомненья,

Я применять к тебе не стану принужденья.

Когда принцессу ты не можешь взять женой,

То я тебе, сынок, подарок дам иной.

Не наградив тебя, не буду спать ночей я…» —

Король сошел в подвал и крикнул казначея,

И Кукурузе тот мешок червонцев дал.

Бедняга отродясь их столько не видал!

«Ну, витязь Янош! Ты теперь жених богатый.

Пусть будет этот дар моей неполной платой

За мужество твое с османами в борьбе.

Дарю его твоей невесте и тебе!

Хоть сладкое вино еще осталось в кубке,—

Я вижу: ты мечтой летишь к своей голубке.

Ты таешь! Ты горишь… Ступай, дружище, к ней.

Гусары ж в замке пусть кутят хоть десять дней…»

Как говорил король — так точно всё и было:

Пастух спешил к своей голубке сизокрылой.

Он счастья пожелал двору и королю

И в гавань поспешил к большому кораблю.

Хмельная рать гусар счастливца проводила,

Спокойного пути счастливцу посулила

И долго вслед ему смотрела… Пал туман

И скрыл корабль от глаз, окутав океан.