18
Из глаз его забил источник слез обильный,
Он деревянный стол рукою обнял сильной
И голосом, порой ломавшимся от слез,
Склонясь на этот стол, с тоскою произнес:
«Зачем я не погиб с пашою в бранном споре?
Зачем я не нашел свою могилу в море?
И почему стрела господнего огня,
Как молния в скалу, ударила в меня?..»
Прошли часы. Печаль его терзать устала,
Немало потрудясь, кручина задремала,
И он спросил, лицо поднявши от стола:
«Скажи мне: как моя голубка умерла?»
«Бедняжки чистый дух сломили огорченья,
Сердечная тоска и мачехи мученья.
Но та за этот грех ответила сама:
Достались ей в удел лишь посох да сума.
Сиротка вас звала, когда ей было плохо,
И в тяжкий час конца сказала с тихим вздохом:
„Любимый Янчи мой! Когда любовь свою
Не позабудешь ты, мы встретимся в раю!“
Благословивши вас, она глаза закрыла
И тихо умерла. Близка ее могила.
Соседи до глухих кладбищенских ворот
За бедным гробом шли — и плакал весь народ».
И Янчи захотел проститься с гробом милой.
Молодка на погост беднягу проводила
Оставшись там один, от горя сам не свой,
На холмик дорогой упал он головой.
Упал и зарыдал и те припомнил лета,
Когда ее глаза горели чистым светом…
А нынче те глаза в земле схоронены,
Потухли навсегда, навеки холодны!
Уже закат погас, и солнце закатилось,
И бледная луна над миром засветилась,
Печально озарив осенний небосклон,
Когда с сырой земли поднялся тихо он.
Поднялся, постоял, побрел, роняя слезы…
Потом вернулся вновь. Колючий кустик розы
На холмике расцвел и сиротливо рос.
И Кукуруза наш сорвал одну из роз
И прошептал цветку: «Ты поднялся из пыли
Возлюбленной моей, что крепко спит в могиле.
В скитаниях моих не покидай меня!»
И вдаль ушел, цветок на сердце схороня.
19
Два спутника нашлись в дороге у венгерца.
И первый был печаль, что вечно грызла сердце,
И добрый старый меч — товарищ был второй,
Тот меч, которым встарь сразил пашу герой.
И долго по земле скитался он без дела…
Немало раз луна полнела и худела,
Немало раз земля впадала в зимний сон,
Когда свою печаль окликнул тихо он.
Окликнул и, грустя, сказал тоске сердечной:
«Когда наскучишь ты своей работой вечной?
Коль ты меня убить не можешь, то уйди,
Ищи себе приют в иной людской груди.
Довольно! Если ты мне дать покой не в силах,—
Я по миру пойду — и в странствиях унылых
Желанный мне конец найду, быть может, я.
В них оборвется жизнь бесцельная моя!»
Так наш пастух прогнал тревоги и печали.
Лишь изредка они в пустую грудь стучали,
Но крепко заперта была для них она.
Лишь на глазах слеза дрожала, солона.
Потом и со слезой бедняга рассчитался,
У Янчи на плечах лишь жизни груз остался…
Однажды в темный лес забрел он — и вблизи
Телегу увидал, застрявшую в грязи.
Хромому гончару она принадлежала.
Он бил кнутом коня, а колесо визжало,
Злорадствуя: «Ага! Попал, гончар, в беду!
Хоть лопни, никуда из грязи не пойду!»
«Отец! — сказал пастух горшечнику. — Здорово!»
Горшечник на него уставился сурово
И хмуро проворчал, присев на старый пень:
«Небось не у меня, у черта добрый день!»
«Ну, полно, старина! Что с вами? Не сердитесь!» —
Приветливо ему ответил добрый витязь.
«Как не сердиться мне? — за колесо берясь,
Сказал хромой гончар. — Смотри, какая грязь!»
«Я вам, отец, в беде могу помочь немного,
А вы скажите мне, куда меня дорога
Вот эта приведет, коль я по ней пойду?» —
Спросил пастух, коня хватая за узду.
«Приятель! Там лежат неведомые страны,
И населяют их не люди — великаны.
Тебе ходить туда совета я не дам;
Кто в этот край ни шел, все погибали там».
«Ну, вы уж на меня, хозяин, положитесь!» —
Хромому гончару сказал бесстрашный витязь,
Оглоблю ухватил и, даже не кряхтя,
Возок на твердый грунт он выкатил шутя.
Тот онемел, дивясь такой могучей силе!
Его глаза малы для удивленья были.
Когда ж: «Спасибо вам за то, что помогли!» —
Горшечник произнес, уж Янчи был вдали.
Он углубился в лес, и пересек долину,
И скоро подошел к владеньям исполинов,
И стал на берегу их крошки-ручейка,
Который был широк, как бурная река.
На берегу стоял лесничий великанов…
Тут голову задрал, в лицо циклопу глянув,
Наш Кукуруза так, как если бы на шест
Пожарный он смотрел иль на церковный крест.
Увидев под собой прохожего с котомкой.
Циклоп загрохотал насмешливо и громко:
«Вот почему моя чесалась пятка так?!
Постой! Сейчас тебя я раздавлю, червяк!»
Но Янчи раздавить не так-то было просто!
Верзиле под пяту он меч подставил острый,
Ее об этот меч обрезал великан
И с грохотом в ручей обрушился, болван.
Тут наш пастух, взглянув на великана тело,
Понял, что тот упал, как этого хотел он:
«Ведь я по нем пройти, как по мосту, могу!»
Секунда — и герой на левом берегу.
Подняться не успел лесничий исполинов —
Уж Янчи, из ножон заветный меч свой вынув,
Клинок ему в хребет вогнал по рукоять.
И умер великан. Теперь ему не встать
У рубежа своей страны на карауле!
В последний раз глаза громадные мигнули,
Потом навеки в них затмился ясный свет,
И наступила ночь, конца которой нет.
Широкая волна хлестнула через тело,
И синяя вода ручья побагровела…
А Янчи-пастуха что ждало впереди?
Удача иль беда? Узнаем! Погоди!