— На запад, — Юджиния поцеловала ее: "Тут безопасно. Поляну издалека не видно, да и сидит она в самой норе. Я и вернусь сейчас".

Она помахала Мэри рукой — та возилась с кинжалом, и, раздвинула кусты: "Там индейцы, на западе. Я слышала — они никого не щадят, всех убивают, без разбора. Ерунда, ребенка же они не тронут. Все равно — хуже, чем здесь, уже не будет".

Юджиния подставила лицо нежному, утреннему солнцу, и улыбнулась: "Как хорошо на свободе. Все, сейчас поедим, и дальше пойдем, нечего время терять. Мэри я в шали понесу, так быстрее".

Она раздавила губами малину. Облизнувшись, девушка сердито сказала себе: "Еще чего вздумала! Там дитя голодное сидит, а ты тут прохлаждаешься".

Юджиния потянулась за ягодами и застыла — в шею ей уперся штык. "Так вот она где, — холодно сказал сзади мужской голос. "Беглянка, значит, нашлась. Только без дочки. Бросила, конечно, чего еще от негров ждать? Но мы ее отыщем. Ребята, — офицер, на мгновение, опустил мушкет, — руки ей вяжите, в лагерь поведем".

— Мэри, — обреченно, горько подумала Юджиния. "Она же там совсем одна, не выживет без меня. Господи, будь, что будет".

Она бросилась бежать и еще успела услышать: "Огонь!"

Юджиния почувствовала страшную, обжигающую боль в спине, и упала, вытянув руки вперед. Малина рассыпалась. Лейтенант услышал ворчание сзади: "По патриотам лучше бы так стреляли, чем по беззащитным бабам, в спину-то каждый мастак попасть".

— А ну тихо! — прикрикнул британец и наклонился над Юджинией. "Она еще жива, — он оглядел солдат, — несите ее в лагерь. Пять человек, — он посчитал по головам, — останутся тут, со мной, мы весь лес обыщем, но найдем ее отродье".

Юджиния даже не пошевелилась, когда ее укладывали на холщовые, мгновенно набухшие кровью носилки.

Мэри услышала выстрелы. Отложив кинжал, склонив набок изящную, кудрявую голову, девочка обиженно позвала: "Мама!"

Она оглянулась — вокруг был только лес, огромный, уходящий вверх, пахло цветами, на солнце было совсем тепло. "Мама придет, — уверенно сказала себе Мэри. "Я подожду, и она придет". Девочка завозилась. Вздыхая, она заползла вглубь норы, накрывшись шалью, положив кинжал рядом со щечкой.

— Зверь, — она погладила голову рыси. "Тут, в лесу живет. Поесть бы. Сейчас посплю, а потом мама меня покормит".

Мэри закрыла глазки. Зевнув, свернувшись в клубочек, она не заметила, как мимо норы прошли солдаты.

Девочка спала, и ей снилось что-то странное — высокая, красивая, темноволосая женщина, совсем незнакомая. Женщина стояла в воротах замка — каменного, серого, под низким, набухшим дождем, северным небом. Ветер раздувал подол платья, трепал выбившиеся из прически волосы — с заметной сединой. Она стягивала шаль на выдающемся вперед животе.

Мэри увидела несколько всадников, что приближались к замку, и закрытую холстом телегу, что ехала за ними.

Мужчина, — тоже высокий, с глубокими морщинами, с черными, побитыми сединой, длинными волосами, спешился. Подойдя к женщине, он остановился рядом. Опустив голову, он что-то сказал и та, взяв его за руку, — пошатнулась.

Женщина подошла к телеге. Подняв холст, она долго всматривалась в лица мертвецов.

— Полли, — услышала девочка шепот мужчины, — Полли, прости меня, это я виноват, я не уберег их.

— Наши дети, — сказала женщина глухо, коснувшись черной пряди, отведя ее с бледного лица девочки — лет десяти. "Все наши дети, Кеннет. Мальчики, — она сглотнула, но справилась с собой, — мальчики хотя бы погибли с оружием в руках, а Мораг…, - женщина согнулась, как от боли: "Надо было заплатить выкуп, Кеннет, когда ее похитили, может быть, ее бы вернули живой…"

Мужчина все стоял, глядя на трупы: "Не вернули бы, Полли. Это же ирландцы, ты сама знаешь…"

Губы женщины искривились, и она положила ладонь на свой живот. "Он, — сказала Полли, — вырастет и зальет кровью эту страну, Кеннет. Он сделает то, чего ты, — женщина откинула голову назад, — пока сделать не смог".

Мужчина долго молчал: "Я сделаю, Полли. Теперь сделаю. Пойдем, — он вздохнул и поправил холст, — надо похоронить наших детей".

Мэри проснулась и долго лежала, глядя в темноту норы. Мамы не было. Девочка, всхлипнув, положила руку под голову: "Она придет. Просто надо подождать еще немного. Я закрою глаза, а когда открою, — увижу маму. И не хочу снов, они плохие".

Девочка спала, чуть вздрагивая, сопя носиком, на поляне было уже совсем сумрачно. Самка койота, остановившись перед входом в нору, заворчала, велев детям подождать. Волчица обнюхала все вокруг, и, вздохнув, загнала детей в нору.

Мэри почувствовала какое-то тепло и улыбнулась: "Мама!". Она, не открывая глаз, подползла поближе. Самка койота осторожно взяла ее зубами за платье. Устроив ее рядом со своими детьми, у живота, она опустила голову в лапы.

Над лесом стояла тихая, пронизанная светом звезд ночь. Только откуда-то с востока были слышен скрип колес, и виднелись огни факелов, двигающиеся, исчезающие во тьме.

— Как больно, — поняла Юджиния, открыв глаза. "Даже двинуться не могу. Мэри, бедная Мэри, кто же о ней позаботится? Господи, прости меня, это я виновата, что ее оставила одну".

Она повернула голову и увидела, что носилки стоят под высоким, мощным дубом, у самого края лагеря.

— Не нашли? — услышала она скрипучий, знакомый голос и похолодела. Он стоял спиной к ней. Юджиния увидела, что его голова — забинтована.

Кинтейл повернулся, и, наклонившись над носилками, процедил: "Сучка!". Его лицо было закрыто повязками, один голубой, холодный глаз блестел в свете факела. Пахло смолой и кровью.

— Думала, ты меня убила? — Кинтейл сомкнул пальцы на ее горле. Юджиния захрипела. "Нет, мерзавка, только изрезала всего. Я буду жить, а ты сейчас — он указал на веревку, что лежала на земле, — сдохнешь. Где твое отродье, куда ты его дела?"

Девушка молчала, закрыв глаза. Кинтейл разъяренно сказал: "Ты хуже волчицы, что ты за мать, если бросила своего ребенка умирать?"

Он увидел, как дрожат длинные ресницы. Юджиния едва слышно прошептала: "Пусть…Моя дочь умрет свободной".

Кинтейл выругался. Ударив ее по щеке, — голова девушки бессильно дернулась, — он велел: "Кончайте с ней".

— Она стоять не может, ваша светлость, — растерянно сказал лейтенант.

Кинтейл взял веревку. Накинув петлю на шею Юджинии, он крикнул: "Тяните!"

— Мэри, — еще успела подумать девушка. "Господи, ну ты же можешь, — убереги ее от всякого зла".

Кинтейл услышал хруст позвонков. Брезгливо поморщившись, отвернувшись, он приказал: "Все, снимаемся с места, и так уже — много времени потеряли, надо догонять полки".

Он прошел туда, где стояла командирская палатка. В сердцах пнув валяющийся в грязи сундучок Юджинии, Кинтейл вскочил на коня.

Уже выезжая на северную дорогу, Кинтейл обернулся, — тело раскачивалось под резким, прохладным ветром. Вдали, над холмами в чистом, темном небе были видны собирающиеся облака.

— Поехали, — сказал он лейтенанту. "Если сейчас будет гроза, то мы все в грязи застрянем, особенно — артиллерия".

Всадники пришпорили коней и стали догонять хвост обоза.

Джон прислушался: "Подождите тут, Мирьям, мало ли что". Ночью шел дождь. Лес был прозрачным, умытым, пахло ягодами, вокруг щебетали птицы. Он раздвинул кусты и, выглянув на поляну, застыл — самка койота лежала у норы, глядя на своих волчат. Те носились по траве, а девочка — в грязном холщовом платьице, с растрепанными волосами, — весело бегала за ними.

Она подняла зеленые глазки и засмеялась: "Собачки! Папа!"

— Она же всех папой называет, — горько подумал Джон. "Господи, а где миссис Юджиния, она бы никогда не бросила Мэри". Он нагнулся и поднял с травы маленький, как раз под детскую ладонь, кинжал, с золотой фигуркой рыси на рукоятке.