— Она меня за руку держала, — вспомнила девушка, — тогда, в то первое утро, утешала, по голове гладила…Господи, да что же он делает?

— Не надо! — крикнула Юджиния, — пожалуйста, хозяин, не надо, оставьте ее!

— Пошла вон отсюда, — Кинтейл поднялся и, не успела девушка увернуться, — разбил ей кулаком нос. "Сиди у себя, и чтобы слышно тебя не было".

— Бежать, — велела себе Мирьям. Сжав зубы, встав на четвереньки, она попыталась отползти. Кинтейл обернулся, и, оскалил зубы: "Мы только начали, милая". Он схватил ее за волосы. Мирьям, задыхаясь, стараясь вывернуться, горько подумала: "Вот и все. Надо было тогда…, с Дэниелом. А сейчас я умру и так и не узнаю — как это, когда любят".

Она почувствовала резкую, раздирающую все тело боль. Кинтейл рассмеялся: "Не шлюха. Ну, так на виселицу шлюхой отправишься".

Потом он поднялся, и, застегнувшись, глядя на рыдающую девушку, крикнул: "Эй, кто там!"

— Да, ваша светлость! — вытянулся на пороге часовой.

— Оденьте ее и доведите до гауптвахты, — велел Кинтейл. "Завтра днем ее повесят, а пока, — он махнул рукой, — меня не интересует, что там с ней будут делать. Главное, чтобы не сбежала".

Солдат рванул Мирьям за руку: "Сама свои тряпки подбирай, мистер Майкл, а то я тебя голышом по лагерю вести буду".

Кинтейл полюбовался изумрудными глазами рыси: "Виселицу строить не будем, незачем время терять, вздернем ее на дереве".

Мирьям, сжав зубы, неловко оделась и вдруг обернулась на пороге: "У меня отмщение и воздаяние, — говорит Господь. Помните это, лорд Кинтейл".

Джон выглянул из своей палатки и спросил солдата, что проходил мимо: "Что там за шум-то?". От большого шатра, где помещалась гауптвахта, доносились какие-то крики.

— А ты что тут сидишь, Холланд? — удивился солдат. "Ты же первым этого Ягненка заметил, первым доложил — тебе и первым быть. Ну, — он рассмеялся, — после его светлости, конечно".

— Не понимаю…, - недоуменно сказал юноша, вылезая из палатки. "Что такое?"

— Ягненок этот девчонкой оказался, — пояснил солдат, переминаясь с ноги на ногу. "Пошли, — он кивнул в сторону гауптвахты, — она уже там".

— Зачем? — Джон внезапно побледнел: "Но как, же так? Я ведь не хотел, я просто действовал согласно приказу".

— Зачем, зачем, — ворчливо передразнил его солдат и подтолкнул в спину: "Пошли!"

Из шатра были слышны возбужденные, грубые голоса. "Обмазать смолой и в пухе обвалять, — предложил кто-то. "Нет, Сандерс, ее и так — вешают завтра, — второй голос добавил что-то неразборчивое. Толпа расхохоталась.

Джон пробился к центру, и увидел коротко остриженную, кудрявую, каштановую голову. Девушка сидела, сжавшись в комочек, обхватив колени руками, не поднимая глаз.

— Холланд, тебя мы и ждали! — крикнул кто-то. "Не начинали без тебя. Давай, покажи этой шлюхе, что такое британский солдат!"

— Это бесчестно! — твердо сказал Джон, берясь за мушкет. "Есть законы обращения с пленными. Если эту девушку приговорят к смертной казни, то так тому и быть. А пока отойдите от нее, нельзя себя так вести!"

— Его светлости это посоветуй, — раздался ленивый, хриплый голос, — он ее уже распробовал. Пусти, — солдат постарше толкнул Джона, — как был сопляком, так им и останешься, даже этого не можешь сделать!

Ее синие глаза, — один уже почти заплыл, расширились от страха, солдат, рванув девушку, перевернул ее на живот. Сам не понимая, что делает, Джон приставил дуло мушкета к затылку мужчины.

Раздался сухой треск, толпа ахнула. Джон увидел, как льется кровь из разнесенного его пулей черепа.

Кинтейл оглядел избитое лицо юноши и процедил сквозь зубы: "Я с тобой, Холланд, церемониться бы не стал. Но в армии его Величества не расстреливают без суда и следствия, поэтому завтра пойдешь под трибунал".

Джон пошевелил разбитыми губами: "Все зря. Их же не остановить было, оттащили меня, и все равно…, - он пошевелил связанными руками и заметил, как в темноте, в дальнем углу палатки зашевелился полог. Оттуда блеснул один большой глаз. Девочка стояла тихо. Джон вдруг, сам не зная почему, — улыбнулся.

— Он еще и смеяться будет, — Кинтейл засучил рукав рубашки и хлестко ударил юношу. Золотой перстень рассек кожу. Джон отвернулся: "Вы имеете право меня судить, ваша светлость, — за убийство, но не можете меня бить. Этого нет в уставе".

— Уставы, — сказал Кинтейл, разглядывая кинжал, — тут пишу я, рядовой Холланд. Уведите его, — он кивнул солдатам.

На улице было уже почти темно, над лесом повисла большая, призрачная луна, горели костры, пахло жареным мясом и табаком. Джон, прислушавшись, уловил конское ржание и скрип тележных колес.

— Артиллерия к Бостону пошла, — подумал он. "Завтра появится еще один полк, и пехота тоже — двинется. Надо бежать. Что я тут делаю, это не моя война. А куда? К патриотам? — он тихо вздохнул.

— Не хочу я во всем этом участвовать, надо вернуться домой. А дома тоже — отдадут под трибунал, я ведь получаюсь дезертир".

Его втолкнули в палатку. Джон, устроившись в углу, вздрогнул — из-за полога доносился чей-то смех.

— Да оставь ее, Джимми, — лениво сказал кто-то из мужчин, — что за удовольствие, лежит, будто труп, раньше хоть стонала, а теперь замолчала.

— Сейчас она у меня очнется, — вмешался кто-то, — помогите мне ее перевернуть.

— И это уже делали, — сплюнул какой-то солдат, — посмотри, она же избита вся. Не помогает. Давай, Джим, поторапливайся, а то к ужину опоздаем.

Джон уронил голову в колени и заставил себя не слышать эти голоса и тяжелое дыхание — совсем рядом, руку протяни.

Он и не понял, как заснул — измучено, вздрагивая. Очнувшись от боли в затекшем теле, юноша поежился. Ночь была неожиданно прохладной, в палатку задувал легкий ветерок.

Джон поднес связанные запястья к зубам и начал перегрызать веревки — медленно, стараясь не шуметь. Он потер покрытые ссадинами руки, и застыл:

— Там двое на карауле. Я тут сам стоял — один спит, а второй сторожит. Потом меняются. Надо на запад уходить, — Джон вспомнил карту, — там никого нет, ни патриотов, ни британцев. Патриоты меня, кстати, тоже расстрелять могут, а уж наши, тем более, после этой ночи — точно. На запад, а потом разберемся.

Он откинул полог. Девушка лежала, не шевелясь, кто-то, уходя, набросил на нее рваную куртку. "Я ведь даже не знаю, как ее зовут, — подумал Джон. Он опустился на колени и, наклонившись к ее уху, шепнул: "Мисс…, Мисс, нам надо бежать".

Ресницы даже не дрогнули. Джон вздохнул. Оглянувшись, он стал натягивать на нее одежду. Девушка внезапно стала подниматься. Юноша отпрянул: "На ней ведь живого места нет, как она пойдет?"

— Кто это? — Мирьям вздрогнула. "Я помню, это мальчик, что на карауле стоял. Потом он сюда пришел, застрелил солдата, его начали бить…Дальше, ничего не помню, только чернота какая-то. Господи, да что же он хочет?"

— Мисс, — Джон потянулся к ней, — они были одного роста. "Бежать, прямо сейчас".

Она только кивнула головой. Джон, посмотрел на заплывшие, в синяках глаза: "Господи, а во всем — я виноват, не пришел бы я к полковнику, — ничего этого не было бы".

— Подождите тут, — велел он Мирьям и высунул голову из палатки. Один караульный спал, укрывшись с головой одеялом, второй — сидел спиной к нему, глядя на костер. Джон неслышно набросил на его шею обрывок веревки, и, не успел солдат схватиться за горло — резко, изо всех сил потянул.

— Сломать шею быстрее, чем задушить человека, — вспомнил он смешок отца. "Но для этого нужны сильные руки".

— У меня сильные, — подумал Джон, забирая мушкет, мешочки с порохом и нож. Второй солдат так и не пошевелился. "Стрелять нельзя, — Джон растерянно оглянулся, — а ножом его бить опасно, проснется еще".