На столе сидела красивая женщина. Ноги, как говорят, от ушей, да она их и не прятала под длинной юбкой, выбрав для себя джинсовое мини. Волнистые темные волосы собраны в хвост, но все равно такие густые, что закрывают плечи, длинные ресницы скрывают глаза. Макс не сразу понял, что странная гостья листает его тетрадь.

— Положи, где взяла! — возмутился парень, вмиг забыв, как секунду назад таращился на нее.

Женщина медленно, с чувством собственного достоинства, закрыла тетрадь и положила на стол. Поменяла ноги, сев немного боком, чтобы было видно, что она в дорогих чулках, будто небогатый парень мог знать в этом толк.

— Не нравлюсь? — соблазнительно спросила гостья.

Макс хмыкнул, бросив мокрое полотенце на не застеленную постель.

— Ты откуда взялась? Этаж‑то десятый.

— И правильно, что не нравлюсь, — не обратив внимания на замечание об этаже, женщина спрыгнула на старый, поточенный молью ковер, где еще можно было разглядеть центральный цветок.

Красавица подошла к нему, провела пальчиком с длинным разрисованным ноготком по щеке Макса. Парень вздрогнул.

— Ты холодная, — он отвернулся.

— Потому что я не человек. Я муза. Твои стихи красивы, поэт. Хочешь, я буду твоей музой?

Она отступила, но Макс не решился обернуться, ему казалось, что вместо красавицы он увидит чудовище.

Женщина рассмеялась, совсем не холодно, а даже приветливо.

— Угости гостью чаем, Макс. Я не кусаюсь.

Они сидели на кухне, пили чай с желтоватыми кусочками сахара, из того запаса, который Макс привез от бабушки из села еще мальчишкой. Бабушка уже отправилась в рай, а запас заканчивался только сейчас. Больше к чаю ничего не было.

— Макс, ты талантливый поэт, но слава не осияет тебя, ее подманивают смелостью, а не нытьем, — приветливо заговорила черноволосая красавица. — В тебе есть смелость, но на самом донышке души. Ты слишком редко ее показываешь людям. Здесь счастье не ждет тебя, ты женишься только потому, что почти прошла молодость, у тебя родятся дети, но ты не будешь их любить, ведь телевизор заменит тебе их смех, а игры заменят им твою отцовскую любовь, да и работу ты по душе не отыщешь.

— Зачем ты говоришь мне это? — стукнул кулаком по столу Макс, едва не перевернув чашку с недопитым чаем. — Кто ты такая, чтобы над людьми насмехаться?

Женщина утопила улыбку в глоточке холодного чая.

— А кто ты, что еще не подпустил к себе мысль, будто сошел с ума или видишь странный сон? Кто ты, что запросто со мной разговариваешь, не стараясь понять, как я оказалась в твоей квартире, если этаж десятый, а дверь ты всегда запираешь? Может, проверишь дверь?

— А это что‑то объяснит? — Макс дотянулся до печки, чтобы подогреть чайник.

— Нет, не объяснит, — она задумалась, прежде чем продолжить. — Но есть твое счастье, хоть и не здесь. И женщина, которую ты полюбишь с первого взгляда, Мэри ее зовут, и счастливая, хоть и не богатая семья, и работа, где нет начальника — самодура. Мэри живет в твоем городе в трех кварталах отсюда, но здесь вам познакомиться не суждено.

— И где эта счастливая земля, где я могу встретить свою любовь? — не поверил ей Макс.

— В мечтах или в сновидениях, или в параллельном мире, как сейчас говорят. Какое это имеет значение, Макс, если ты действительно желаешь попасть туда?

Красавица поднялась.

— Ты уходишь? — вскочил Макс. — А как мне попасть в тот… параллельный мир? Что для этого нужно?

— Что для этого нужно? — переспросила женщина, внимательно вглядываясь в его глаза, снимая покровы с души, так старательно сплетенные за годы жизни покровы, до крови срывала, до настоящего естества.

Макс задохнулся, схватившись за сердце.

— Ты поэт, потому я пришла к тебе в реальности, а не намеком интуиции, — властно сказала женщина, тряхнув волосами, заколка упала, освободив темные волны прядей. — У тебя хватит сил пройти осознанный путь. Но в том мире не до стихов тебе будет, ибо мечи там не воображаемые. Да ведь и ты сам, гордясь собой, писал, что слово — это самое острое лезвие.

— Я никогда не держал в руках оружия, — сердце отпустило, даже свободнее дышать стало.

— И стихов ты когда‑то не писал, — усмехнулась женщина. — Выйди в ночь, пройди через город, отринув всю свою жизнь. Это не сложно, когда друзья неискренни, а близких не осталось. За городом есть старое кладбище, пройди через него, а там я встречу тебя, заберу свое украшение.

Макс отшатнулся, подумав, что это смерть к нему заглянула. Женщина засмеялась, снова холодно и безжалостно.

— Боишься! Кого боишься больше: покойников или злых людей, ходящих по ночным улицам, отыскивая жертву для грабежа? Прощай!

Женщина обернулась вороном и вылетела через открытую фрамугу в комнате. Макс побежал за ней, он не помнил, чтобы открывал окно. Дождь заливал в квартиру, по столу текли ручейки, подбираясь к тетради со стихами.

Макс схватил тетрадь, прижав свое самое ценное сокровище к груди. Потом, отойдя от шока, закрыл окно, вытер воду, помыл посуду, а черную заколку, украшенную мелкими синими и зелеными драгоценными камнями, положил на холодильник. Он не знал, как называются эти камешки. Но в ливень через город к кладбищу он не пойдет…

Макс проснулся. Сон во сне. Сон — воспоминание трехгодичной давности…

Он ехал в метро. В поздний час в вагоне, кроме него, домой возвращалось с полдесятка людей, тоже утомленно клевавших носом.

Шуршание метро всегда навевало Максу странные сновидения. Один раз ему даже приснилось, будто в вагоне едут не люди, а призраки в старинных одеждах.

Мигнул желтый свет. Напротив парня сидела черноволосая женщина, держа сову на руке. Но казалось, кроме Макса ее никто не замечает, окунувшись в сон.

— Привет, Макс, — сказала женщина. — А я ждала тебя под дождем до самого рассвета.

— Извини, — скривился Макс.

За три года жизнь очерствила его сердце, да и стихов приходило все меньше. Уже шесть недель он вообще ничего не писал.

— Извиняю, — женщина отпустила сову, и птица перелетела на поручень. — Ты ищешь смерти, Макс, думая, что она — это я. Почему ты хочешь умереть?

— А зачем мне жить? — криво усмехнулся мужчина. — Все так, как ты напророчила: я уже подумываю о женитьбе, но женщины подходящей не нашел, а молодость уходит. Я не умереть хочу, а сбежать. А сбежать можно только через смерть.

— Не только, — она снова заглянула ему в душу, но больше не мучая, не стараясь выведать все потаенные мысли и стремления. — Так потому ты носишь с собой мое украшение? Потому трижды в неделю учишься фехтованию? — грустно улыбнулась красавица. — Есть много путей. Некоторые ведут в прошлое. Ты же не родился в этом городе, родители переехали сюда, когда ты был очень маленьким. Но ты помнишь, каков на вкус полевой ветер, и как бежишь через подсолнухи, закрывающие небо над головой, а тебе кажется, что это много солнц… Неужели ты забыл об этом?

Макс опустил глаза, он не мог на нее смотреть.

— Не забыл. Но разве это все имеет значение? Нашу мазанку сровняли с землей, когда мы продали дедов дом. А речка, где мы с отцом ловили рыбу, пересохла.

— Есть много путей, Макс, — повторила красавица. — Отдай мое украшение, ибо больше я не вернусь.

Макс вытащил из нагрудного кармана заколку, не вставая, протянул ей. Пальцы женщины были по — прежнему ледяными.

— Поезд остановится между станциями. Двери откроются, но того, кроме тебя, никто не почувствует, — быстро говорила красавица. — У тебя будет минута. Сам поймешь, какая из этих дорог — твоя.

Снова мигнул свет. Напротив Макса все сидения были свободны. Поезд набирал скорость, заложило уши.

— Снова сон, — тихо, немного разочарованно сказал парень, закрывая глаза.

Но поезд медленно тормозил перед станцией. Дернуло, поезд стал. Макс открыл глаза, когда с шипением разъехались двери.

За дверями была станция, обычная станция, мощенная гранитом и облицованная розовым мрамором. Колоны из камня цвета спелой вишни подпирали потолок. Тут никто не выходил и не пытался сесть.