Они все сидели и сидели на кухне за остывшим чаем. Было уже не до разговоров. Волнение, томительная тревога и тоска расползались по их душам. И каждые пять минут казались непомерно долгими. Словно почувствовав, что ждать осталось недолго, Наталья сорвалась, сходила в отведенную ей комнату, побрызгалась «Ниной Риччи», потом быстренько переоделась во французское белье — тончайшее, с кружевными дырочками на соблазнительных местах. Будь ты хоть сто раз не мужик, а все равно обалдеешь! Совершив все это, она снова села, снова почувствовала себя соломенной вдовой.
Нинель, само собой, услышала запах духов и приготовила шутку очень даже забористую. Но произносить ее сейчас не было никаких сил.
— Нель, а он тебе ничего не говорил? Нинель лишь вздохнула в ответ: Наталья уже спрашивала об этом два или три раза.
Наконец зазвонил телефон. Время перевалило уже за половину третьего. Нинель вспорхнула, как птичка, несмотря на свою не совсем спортивную комплекцию.
— Ну где же ты, Колечка? — кричала она в трубку. И потом Наталье: — Идут!
Ну что тут скажешь — бывает в жизни счастье! И многие, видно, заметили, оно приходит к нам редкими островами в так называемом безбрежном жизненном океане, где нас болтает весьма безалаберно и бессистемно. Но острова эти все же случаются. Будто бы кто-то скажет: «Стоп, все. Сегодня счастье!»
Так было и с ними. Ни слова о делах, о страхах. Ни одного вопроса: как, что да почему. Одно застолье дружное. Только: «Ой, спасибо большое! Очень приятно познакомиться…» И руки, сплетенные под столом. И еда — удивительно вкусная. И выпивка тоже приличная, хмельная!
В какой-то момент Нинель почувствовала, как кто-то наступил ей на ногу. Не больно, но требовательно. Первым делом она взглянула на своего Николая. Никифоров не торопясь и в то же время споро закусывал. Лука бешеными глазами смотрел на Наталью. Наталья улыбалась Луке и бросала осторожные, но очень выразительные взгляды на Нинель. Стало быть, она и наступала на Нелькины выходные, китайские, расшитые золотыми рыбками тапочки.
Опытная Нинель тихо вздохнула про себя, улыбнулась, подняла рюмку.
— Не знаю, как кто, ребятки. А мне завтра раненько подниматься. Давайте по последней: чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось!
Довольная собой и не скрывая этого, она поцеловала рюмку, чмокнула Никифорова и опрокинула коньяк в свой маленький накрашенный рот. Выпить она любила.
Ну что ж, раз хозяевам пора ложиться… Гости не заставили себя ждать. И повторять дважды им приглашение не потребовалось. А что касается Никифорова и его Нинель-Нельки, они без затей улеглись в койку. А почему бы и нет? Они по-своему любили друг друга! Если люди еще достаточно молодые — тридцати девяти и тридцати двух лет — добровольно, без росписи, живут под одной крышей, делятся зарплатой, стирают друг для друга белье, чинят краны и тому подобное, это любовь, можете не сомневаться! Может быть, правда, она не такая уж «пламенная». В тех редких случаях, когда во время выпивки заходил разговор о женщинах, Никифоров всегда рассудительно говорил:
— Не-е, я свою Нельку никогда не обижаю. Отовариваю, как положено!
И что же это на самом деле значило? Да лишь то, что он себя не обижал, себя отоваривал, как положено! И трудно упрекнуть в чем-либо Никифорова. Такова, видно, судьба человеческая. Возьми хоть нас или Ромео и Джульетту, но уже соответственно повзрослевших. И может быть, прав Лермонтов: «На время не стоит труда. А вечно любить невозможно!» А может быть, и не прав…
Словом, отдав должное друг другу в постели, уделив какое-то приличествующее любящим супругам время, они повернулись друг к другу… спинами и уснули. Никифоров сразу, а Нинель еще несколько раз вздохнув.
Нечто иное происходило в другой комнате. Нет, не напрасно Наталья вовремя подумала о духах и о белье! Теперь она стояла в его объятьях, улыбалась с закрытыми глазами и таинственно молчала. Лука жадно целовал ее губы, шею, глаза. Руки его при этом обнимали Натальину спинку поверх платья и никуда в неположенных направлениях не двигались.
Но разве для того надевают женщины французское белье, чтобы мужчины вели себя так? Лука вообще был для Натальи большой загадкой. Но сегодня она рассчитывала получить разгадку — хотя бы частично. Хотя здесь и не все так просто. Надо знать правила игры. Она ведь не такси-гёрл (если выражаться американской терминологией), значит, следует, поломаться, следует поубирать его руки с собственной попки, а уж потом… Но, пожалуй, здесь большое значение имел фактор места и времени. В этих условиях трудно повести себя недотрогой. Но, если уж быть до конца правдивым, у Натальи вовсе не было такого желания. Ей хотелось совершенно обратного. И при этом, не заботясь ни о чем, мяукать все, что придет на душу. В конце концов она так и сделала. Правда, с присущей всем женщинам хитростью устроила так, будто бы не она отдалась ему с огромным желанием, а он на том настоял. Наверное, это умеют все женщины, наверное, это дано им с рождения. И, может быть, поэтому любовь для нас по-прежнему таинство и чародейство, а не упражнение на выносливость.
Иногда Наталье приходилось руководить процессом более явно, и тогда она, задыхаясь от волнения, шептала:
— Ну подожди же ты, ну сейчас… Ну, дай я хоть лифчик сниму…
Это продолжалось довольно долго. Мужики, как известно, приходят в особое неистовство, когда женщина начинает кричать. Сейчас у Натальи не было такой возможности, ибо стена, разделяющая комнаты в этой квартире, проводила звук лучше, чем радио и телевидение вместе взятые. Но выход все-таки был! Можно было орать прямо на ухо партнеру, только шепотом, конечно: «Мама-мама, мамочка-а!» а впрочем, что угодно, любые другие слова…
А еще надо ритмично извиваться, по-разному двигаться — то есть производить все, что соответствует моменту. Иначе тебя полюбят ночи две-три, ну, может, недельку и до свидания. Такова жизнь — теперь развелось слишком много красивых накрашенных дам, которые еще и с этой самой «техникой»…
Потом Наталья взяла вдруг и как бы обо всем забыла. Она стала будто пьянеть и безвозвратно терять все золотые правила интимного поведения. Вела себя буквально, как дура, бесконтрольно билась под Лукой, сто раз повторила, что он самый любимый. Потом она плакала и причитала, говорила, что больше не может, но продолжала отвечать ему и умоляла, чтобы он это продолжал.
Когда наконец через слезы и спазмы ей удалось оттолкнуть его, и она лежала как бы неживая, но безмерно счастливая, а неопытный Лука (а он был совершенно неопытен — это факт) целовал ее грудь, но не для того, чтобы возбудить ее на новое сумасшествие, а лишь потому, что Натальина грудь, тугая и юная, ему безмерно нравилась, так вот, когда она лежала, вся онемевшая от счастья, она подумала вдруг, что было здесь что-то такое, что хотелось устранить, но не нашлось ни секундочки, чтобы отвлечься от главного, испепеляющего ее до дна. Теперь она поняла — это был безумный, абсолютно неприличный скрип кровати, много чего повидавшей на своем веку. Сейчас, когда Наталья повернулась на бок, чтобы впиться губами в губы Луки, она снова услышала этот скрип. Господи! Да ведь он продолжался все то время, пока они мчались друг к другу в своем безудержном марафоне.
Наталья далеко не всю жизнь имела отдельную квартиру и поэтому, понятно, попадала в подобные ситуации со скрипучими кроватями. И она шепнула на ухо Луке:
— Надо матрасик на пол положить…
За всю ночь это была единственная их проблема. Абсолютно нагие, дружно, в едином порыве, они стащили матрас на пол, упали на него и все началось сызнова с таким избытком счастья, какого многие даже и представить себе не могут.
Нельзя сбрасывать со счетов и то, что Наталья не имела с мужчинами никаких дел уже месяца два. Для замужней это и представить себе трудно. А незамужние в таких ситуациях находятся сплошь да рядом.
Да, чаще всего счастье женщинам достается нелегко. Но уж если оно ей досталось, не удерживайте ее. Не удерживайте! Слава Богу, никто в эту ночь не удерживал Наталью. Они с Лукой что-то бормотали невнятное, потом проваливались в небытие, потом снова бормотали. Это было бесконечное наслаждение, когда внутри у тебя все раскалено и хочется все вывернуть наизнанку. И так продолжалось неизвестно сколько, пока наконец они не уснули разом.