DE FRATRICIDIO PERPETRATO A MAGNO DUCE 1570

Frater germanus magni Ducis immerito ac perfide delatus fuerat a quodam consiliario, cui nomen erat Trzeciak Wiskowati. Audita hac injusta accusatione Princeps, nullam fecit potestatem fratri falsum crimen diluendi, atque quam ingentes cruciatus excogitare potest, illios adhiberi jubet ad excarnificandum et torquendum fratrem. Dumque est in mediis cruciatibus, exegit ac extorsit ab eo omnes illius thesauros, et bona omnia tam mobilia, quam immobilia sibi vendicat, atque cum prae magnitudine tormentorum vix semivivus esset, tum jussu Principis securi illum ferit carnifex. Deinde fratriam suam, quae ante conspectum ejus procumbebat in terram, facie demissa, implorans misericordiam, arripi jubet a satellitibus omnibus, vestimentis exui, et turpissime nudam constitui. Ita diutissime illa miserrima femina nuda omnium oculis exposita fuit. Deinde quidam miles jubente Principe eam funi alligat, et conscenso equo, velocissimo cuisu sine ulla misericordia pertrahit illam in flumen, et aquis submergit ac perdit. Sic iste magnus Dux tam astorgos et impius extitit in fratrem et fratriam.

женщины, видя близко перед своими глазами страшную смерть, проливая обильные слезы, умоляют государевых слуг дать им сколько-нибудь времени, чтобы они могли исповедать свои грехи великому и всеблагому Господу и умолять его о милосердии: не пожелает ли он в своей снисходительности ко всем заблудшим кротко простить их. Приспешники разрешили им это. Поэтому они два часа предавались благочестивым молитвам, с горячими обетами умоляя пощадить их в своей божественной доброте и кротости и допустить их к себе. Пропев религиозные гимны, они поручили свои души Христу-искупителю и приготовились к предстоящей смерти. Обменявшись взглядами, они утешились и решили, что перенесут все храбро и терпеливо. Когда все это было сделано, их ведут к реке; одни из них держат детей за руку, другие прижимают малышей к груди. Так они пришли на берег этой стремительной реки. Тут по врожденной женской привычке, а отчасти из-за необычного рода смерти, они поднимают такой ужасающий вопль и плач, что он достиг самого неба. Бесчеловечные же приспешники начали им угрожать, заставляя их самих броситься в воду. Когда же те отказались от такого недостойного поступка, приспешники начали насильно сталкивать их вместе с детьми в воду этой реки, уже покрытой льдом. Разумеется, при виде такого печального и жестокого события народ московитский не мог удержаться и обливался слезами от глубочайшего сожаления: столь незаслуженно эти безвинные женщины с детьми подвергались такой ужасной смерти, проклиная лютость своих палачей. Когда приспешники услышали печальные слова народа, тяжело переносившего такой род казни, они с угрозами стали избивать народ палками, приговаривая: «Ах вы, бунтовщики против великого князя! Мы ясно видим, что вы оплакиваете этих казненных пленников, но знайте, что скоро и вас постигнет такая же судьба!».

О БРАТОУБИЙСТВЕ, СОВЕРШЕННОМ ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ В 1570 ГОДУ

Родной брат великого князя был незаслуженно и вероломно оклеветан неким советником по имени Третьяк Висковатый. Услышав это несправедливое обвинение, государь не дал брату своему никакой возможности оправдаться в ложном преступлении, но приказал подвергнуть его самым жестоким мучениям и пыткам, какие только мог измыслить⁹⁷. Среди этих пыток он вымучил у него все его сокровища и присвоил себе все его движимое и недвижимое имущество. Когда от страшных мучений он был уже еле жив, тогда палач, по приказанию государя, поразил его топором. Жена этого брата лежала перед ним на земле, скрыв лицо, моля о сострадании; он приказал своим приспешникам схватить ее, содрать одежду и позорно обнажить. Эта несчастная очень долго стояла обнаженная перед глазами всех. Потом какой-то солдат, по приказанию государя, связал её веревкой, посадил на лошадь и быстро погнал ее, без всякого сожаления, в реку, свалил ее в воду и погубил. Так безжалостно и нечестиво обошелся великий князь с братом и невесткой.

QUO AMORE MUTUO SE PROSEQUI solent Moscovitae

Hoc genus hominum, Moscovitae, est adeo barbarum et perfidum, ut nihil synceri sit apud eos, nec se unquam vero ac naturali amore prosequuntur, alter alterum impudentissime et confidentissime, sic sunt perfrictae frontis, criminis alicujus insimulare non veretur, sive palam sive clam: aut aperte, aut per insidias invicem perniciem sibi machinantur: mutuisque convitiis lacessere se soliti sunt. Familiare est apud eos, patrem filio insultare, et filium in patrem irruere, ac fratrem perfide deferre, sic ut nulla apud eos fides, et sanguinis reverentia sit, etiam in conspectu magni Ducis se proscindunt contumeliose. Itaque accidit semel ante Principem, anno 1570 quosdam duos fratres germanos et nobiles istius rei luculentum documentum edidisse, horum unus vocabatur Mikieta Obolinski, qui malo genio preditus, familiae gentisque nomen patrium suum commutaverat: idque audiente ipso Duce, excogitaverat aliud cognomen, nempe Powrozowski, ac si diceres funigerum aut furciferum, et patibulo dignum hominem. Alter autem suae nobilitatis haud immemor, gentileque nomen retinens, eum fratrem alloqueretur, compellare coepit nomine gentili Obolinski, qui velut furens et atroci injuria a fratre affectus, magnum Ducem adit, et ad cum sic fratrem defert. Princeps serenissime, peto abs te, ut jus mihi administres de fratre, qui infami nomine me contaminavit. Vocor Powrozowski, et me contemptim appellavit Obolinski. Idcirco supplex te oro, ut meritas ille luat poenas; non enim levem ab eo mihi factam injuriam censeo. Tum magnus Dux evocat consiliarios, quasi de re maximi ponderis consultandum fuisset, inquiens: Necesse est, ut vos hanc contentionem et gravem controversiam inter istos duos fratres exortam adhibito summo judicio, et magna cum aequitate dijudicetis. Fratres itaque ille, qui ita turpiter abnegaverat suam nobilitatem, accessit ipsos consiliarios, ut rem totam enarret, et sibi jus reddi postulet adversus fratrem: atque cum jam venisset frater alter, qui merito suam nobilitatem intuebatur, en in caput illius involat, iste perfidus, et objicit urso, qui eum unguibus dilaniare incipit, crudeliterque dilacerat. Et cum immanis iste frater videret quodammodo feram bestiam lassari, ense ferit alterum fratrem in pede, et statim magna vis sanguinis profluxit, quo ille inunxit os ursi, qui cum primum lambendo cruorem humanum iterum degustavit: et sic animatus ursus secundo apprehendit illum miserum nobilem, et horribiliter deformem reddidit. Quare jam iste impius frater, videns sibi pro injuria scilicet esse satisfactum, voluit feram abstrahere et arcere, ne amplius saeviret, neve fratrem mactaret: at ursus ita aestuabat et ad mactandum accensus erat, ut nec ab illo, neque a multis aliis posset difficulter ab illo dilaniando abstrahi, tandem ex faucibus ursi, et carnificina illa ereptus est ille nobilis.

КАКОЙ ВЗАИМНОЙ ЛЮБОВЬЮ ОДАРЯЮТ ОБЫЧНО друг друга московиты

Московиты до того грубый и вероломный народ, что никакой искренности в их взаимоотношениях нет, и никогда они не чувствуют к друг другу настоящего естественного расположения, но не боятся бесстыдно и дерзко обвинить один другого в каком-нибудь преступлении, нимало не смущаясь, открыто или тайно. Явно или коварно они попеременно готовят гибель друг другу и то и дело осыпают друг друга взаимными оскорблениями. Семейные отношения у них таковы, что отец насмехается над сыном, сын клевещет на отца, брат вероломно доносит на брата; между ними нет никакого доверия, никакого уважения к кровному родству. Даже перед лицом великого князя они бранятся и оскорбляют друг друга. Так однажды случилось при дворе, что в 1570 году два родных брата из знати дали прекрасный пример этого: одного из них звали Никитой Оболенским; он, одержимый злым духом, изменил свое отцовское имя рода и племени. Когда услышал это сам князь, он измыслил другое имя, именно Поврозовский⁹⁸, что означает висельник или колодник и человек, достойный петли. Другой же брат, не забывший о своей знатности и сохранивший родовое имя, когда разговаривал с братом, начал называть его родовым именем Оболенский; а тот, взбесившись и разобидевшись на брата, является к великому князю и доносит на брата: «Светлейший государь! Прошу от тебя управы на брата, который запятнал меня бесславным именем: меня зовут Поврозовский, а он презрительно назвал меня Оболенским. Поэтому смиренно прошу тебя, чтобы он получил заслуженную кару, ибо я считаю, что он нанес мне тяжелую обиду». Тут великий князь призывает советников, как будто бы предстоит совещание по делу великой важности, и говорит: «Необходимо, чтобы сей спор и великую распрю, возникшую между этими двумя братьями, вы рассудили по всей строгости закона с полным беспристрастием». Итак, тот брат, который столь постыдно отверг свою знатность, пришел к своим советникам, чтобы изложить все дело и потребовать вынесения приговора против брата. И когда пришел другой брат, который заслуженно заботился о своей знатности, тот, вероломный, задумал его погубить и выпускает на него медведя, который начинает разрывать его когтями и жестоко терзает. Бесчеловечный тот брат, видя, что свирепый зверь устает, мечом ударяет другого брата по ноге; тотчас хлынула кровь, которой тот обмазал пасть медведю. Как только зверь, облизнувшись, снова почуял вкус человеческой крови, то с новой яростью вцепился в этого несчастного знатного и ужасно его обезобразил. Тут нечестивый брат решил, что он уже получил удовлетворение за обиду, и захотел оттащить зверя и не позволять больше свирепствовать и терзать брата. Но медведь так разъярился, что ни брат, ни многие другие долго не могли вырвать человека из пасти зверя, но наконец несчастный был избавлен от этой пытки.