Его дыхание постепенно выровнялось. Он выглянул в окно и увидел пасмурное небо, все еще полное снега. Внизу мрачно мигали неоновые огни; шпили церквей торчали вокруг, как железная ограда, за которой маячил тусклый день. Вдалеке смутно проступали очертания какого-то огромного здания, которое как бы плыло ему навстречу, словно океанский лайнер, и в борта ему вместо морской пены хлестали вихри снега. Он даже взглядом ощущал, как холодно на улице.
Он надавил плечом на комод и стал медленно сдвигать его с места, преодолевая боль во всем теле, пока тот не встал поперек двери. Опустившись на колени, он начал рыться в вещах Хельды, перебирая ее нижнее белье, летние джемперы и шарфики. Оружия нигде не было. Он открыл гардероб. Хельда была высокой девушкой, но узкой в плечах, и ее норковая шуба сжала его как тиски. Но зато ему будет тепло. Он выдвинул ящичек с косметикой, достал ножницы для ногтей и разрезал швы под мышками. Теперь одежда была впору. В одном из ящиков он нашел меховые варежки. Они едва налезали ему на руки, но он спрятал их в карман и прислушался к шагам в коридоре.
— Мистер Уайлд, — сказал Ульф, — я перезарядил свой пистолет и собираюсь открыть дверь. Пожалуйста, не заставляйте меня вас убивать.
Уайлд встал над туалетным столиком Хельды, разглядывая расставленные на нем принадлежности, и выбрал расческу с костяной ручкой, решив, что это лучше всего заменит «фомку». Он положил ее в карман и выключил свет. Потом открыл окно. Уличный холод ударил ему в лицо, словно мокрое полотнище, в глаза хлестнул снег, который тут же забился ему за воротник. Он вдохнул полные легкие ледяного воздуха. Выглянув наружу, увидел выступ, тянувшийся по стене чуть ниже подоконника. На вид он был примерно девять дюймов в ширину. Уайлд плотнее запахнул шубу, достал из кармана варежки и натянул их на пальцы.
— Мистер Уайлд, — не унимался Ульф. — Не надо делать глупостей. Я знаю, что в комнате нет оружия. Я уже отпер дверь. Открывайте ее и медленно выходите с поднятыми руками. Если вы этого не сделаете, я войду сам и начну стрелять.
Уайлд сел на подоконник и спустил ноги вниз, пока они не достали до выступа. Снег лежал на нем толщиной в несколько дюймов, и ботинки скользили по неровной поверхности. Зато ветер уже стих, и снежинки медленно и плавно падали в пустоту, плотно окутывая город, заглушая даже звонки трамваев, проезжавших в восьмидесяти футах ниже его ног. Он аккуратно прикрыл окно, распластался вдоль стены и шаг за шагом, шаркая и пятясь вбок, начал свое путешествие по выступу.
Ему без большого труда удавалось держать равновесие, но проблема с морозом с каждой минутой становилась все острее. На нем не было теплой обуви, и его ноги быстро начали деревенеть, а руки и запястья горели так, словно их держали над открытым пламенем. Он двигался слишком медленно, и время работало против него. Его окружало глубокое молчание, но скоро из покинутой им комнаты донесся глухой удар, словно Ульф пытался открыть дверь плечом. Само по себе это было не так уж плохо: больше всего Уайлд боялся, что Ульф бросит свои попытки прорваться через баррикаду и отправится в соседнюю комнату, чтобы посмотреть в окно и проверить, нет ли кого-нибудь на выступе. Во всей этой ситуации его радовало только одно — Ульф не послал за подкреплением, и никто не прибежал на шум выстрелов. Это доказывало, что в здании больше нет людей.
Его пальцы нащупали выступ подоконника в соседней комнате. Пройдя еще немного вдоль стены, он как можно плотнее вжался правым плечом в мерзлый бетон и медленно повернулся лицом к стеклу. Холод проникал уже под меховую шубу, омертвение поднималось все выше к бедрам, превращая ноги в бесполезный и тяжелый груз. Он осторожно достал из кармана костяную расческу, сжал ее как можно крепче и ударил рукояткой в толстое стекло. С таким же успехом он мог бы бить в него рукой. Он попробовал снова, постаравшись на этот раз размахнуться как можно дальше, с риском свалиться вниз, но почувствовал, что ему не удается сконцентрировать в ударе свою обычную силу, потому что большая ее часть требовалась ему в ногах, чтобы удержаться на карнизе. Однако на этот раз стекло треснуло. Уайлд снова взмахнул рукой, расческа от удара дрогнула у него в руке, сильная волна отдачи прошла сверху донизу через его тело, спустившись в ноги, и он поскользнулся. Левый ботинок поехал по утоптанному снегу, он потерял равновесие, сорвался одной ногой с выступа, удержался в последний момент, буквально влип в стену, обливаясь холодным потом; его брюшные мышцы готовы были лопнуть от напряжения. Пальцы разжались, и расческа полетела, кувыркаясь, в ночную темноту. Уайлд обнаружил, что стоит на коленях, приклеившись губами к каменной стене.
Он выправил положение, медленно подтащив к себе левую ногу. У него болели мускулы, а в паху ныло так, словно он провел всю ночь в гареме. Внешнее стекло было разбито, но внутреннее осталось целым. Он вздохнул и начал развязывать шнурки. Ему казалось, что он стоит на выступе уже не меньше часа, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. Он снял левый ботинок. Его ступня, казалось, уже окончательно онемела от холода, но когда он поставил ее, босую и обтянутую одним носком, на заснеженный карниз, по телу прошла судорожная дрожь. Он сунул в ботинок правую руку, на которой неловко сидела женская варежка, снова поплотней прижался к стене и ударил уже изо всей силы. Заботиться о безопасности больше не имело смысла: все равно через несколько секунд он окоченеет так, что не сможет удержаться на карнизе, и отправится вниз следом за свой расческой. Ботинок легко высадил стекло, от удара его качнуло назад, и он замахал левой рукой, в отчаянии хватаясь за разбитое окно. Осколки стекла вонзились ему в пальцы, но он не почувствовал боли, потому что они совсем застыли. Судорожно держась за раму одной рукой, он постарался протолкнуть ботинок внутрь, чтобы освободить правую руку. Потом подтянулся к окну, подобрал ноги и ухватился правой рукой за подоконник. Его бесчувственные пальцы нащупали на раме защелку, и через минуту он был уже внутри. Он немного постоял, обняв себя за плечи и трясясь от неудержимого озноба, потом опустился на колени и начал шарить в темноте в поисках ботинка.
Все это время голова у него оставалась ясной. Руки его сейчас практически бессильны, понадобится некоторое время, чтобы вернуть их к жизни. Он не знал, насколько сильно и глубоко порезал пальцы, только чувствовал, как кровь на левой руке капает сквозь меховую варежку. Он сунул ногу в ботинок и как можно тише открыл дверь. Предварительно он заглянул в замочную скважину и убедился, что Ульфу удалось приоткрыть дверь в спальню Хельды.
— Мистер Уайлд, — сказал Ульф. — Я дал вам достаточно времени. Я собираюсь убить вас, мистер Уайлд. Вы слышите, мистер Уайлд?
Уайлд стоял у него за спиной. Он положил правую руку на основание его черепа и толкнул вперед. Ульф вскрикнул и упал на комод. Его пистолет выстрелил. Уайлд бросился вниз по лестнице. Гуннар Моель лежал там, где он его оставил, лицом вниз. Хельда Петерсен сидела, прислонившись к стойке бара, и смотрела на него с искаженным от боли лицом. Уайлд заколебался, но сверху уже слышались шаги очнувшегося Ульфа, а хлопнувшая в коридоре дверь говорила о том, что Кайзерит, скорее всего, решил присоединиться к игре, причем у него наверняка есть оружие. Хельда попыталась закричать, но издала только слабый стон. Уайлд на мгновение задержался возле Гуннара Моеля; его слепые глаза не показывали никаких признаков жизни. Уайлд перепрыгнул через его тело и выскочил в вестибюль в тот момент, когда шаги уже гремели у него за спиной. Через секунду он был в лифте и с огромной скоростью мчался вниз, в подземный гараж.
Глава 15
Уайлд сел в стоявший внизу «сандерберд». Тронувшись с места, он сразу надавил на газ, быстро пролетел через пустой гараж и притормозил только при выезде, на последнем сухом участке пандуса, чтобы плавно вырулить большой автомобиль на заснеженную улицу. Он осторожно ехал по скользкому полотну, пока не нашел парковочное место у музея, и к Банегаарду направился уже пешком. Часы показывали четверть десятого. Навстречу попалась шумная компания подростков, все в кожаных куртках и с бутылками пива в руках; миновав его, они оглянулись и разразились смехом.