Изменить стиль страницы

— Где Ваш багаж? Что, только сумочка? Ах да, Вы же не возите с собой свои работы! Я никогда не поступаю так легкомысленно! В любую деловую поездку, а других у меня не бывает, я беру с собой архив.

Намико, отчаянно перегнувшись, подхватила два тяжёлых чемодана. Хидэо двинулся налегке, помахивая сумочкой-визиткой. Поймав её изумлённый взгляд, он объяснил:

— У меня болит правая рука!

Про левую он почему-то не вспомнил. На полу остался лежать его портфель. Само собой получалось — портфель доставался ей.

— О да, пожалуйста, помогите Намико, — вымолвил Хидэо без запинки.

А в день её приезда он таскал чемоданы сам. И называл себя профессором западного стиля. Но западного стиля надолго не хватило. Дальше пошла Япония. Она сердито дёрнула портфель, наполненный, казалось, кирпичами. Горделивая спина Хидэо уже мелькала далеко впереди, а они с Намико, изнемогая под тяжестью трудов знаменитого учёного, двинулись его догонять. В самолёте, едва опустившись в кресло, Хидэо и Намико задремали, как и прочие пассажиры. А она принялась разглядывать плывущую внизу Японию.

Самолёт летел на юг. Под крылом кончился длинный остров Хонсю и пошла вода. Скучная гладь Японского моря, разрисованная белыми следами игрушечных корабликов, поднялась горбиком маленького острова. Не успев появиться, он растворился в морской дымке, уступая место брату покрупнее, потом другому… Это походило на оркестр, пробующий инструменты: пиликнула скрипка — островок, загудела труба — остров. Хаос звуков рос, крепчал, и вдруг, как со взмахом дирижерской палочки, грянула целая симфония больших и малых островов. Казалось, кто-то бросил в море большой Кюсю и он, ударившись о воду, разбросал вокруг осколки. Влажное утреннее солнце обволакивало кусочки земли жемчужным серо-голубым мерцанием, и от этого хотелось говорить стихами. Но тут внизу замелькали крепкие белые зубы небоскрёбов набережной Фукуоки — столицы острова. Понеслись расчерченные по линейке пространства: порт, заводы… Со стихами было покончено. Кюсю — промышленный остров. А перелёт с севера острова Хонсю на южный остров Кюсю занял два часа. Не такая уж она маленькая — Япония!

Силиконовый остров

Там, куда улетает

Крик предрассветной кукушки,

Что там? — Далёкий остров.

Басё

— Кюсю — это ворота, — напутствовал её перед отъездом Шимада. — Оттуда до Кореи рукой подать. И всё, что шло в Японию с материка, с незапамятных времен приходило через Кюсю.

Шимада рисовал толстым чёрным фломастером на шершавой стеклянной поверхности доски высокую волну. Возникнув на северо-западе Кюсю, она распространилась вглубь Японии, размазываясь, ослабевая.

— Ну, теперь-то, конечно, Киото и Токио не любят вспоминать, что культура пришла к ним через Кюсю. Теперь Кюсю — провинция. Времена изменились.

Конечно, сегодня, кроме корабля, входящего в гавань Нагасаки, появились другие способы принести западные ветры на Японские острова. Да и вопрос ещё, откуда нынче сильнее дует — с Запада в Японию или в обратном направлении? Меняются времена.

— Кюсю — это электроника, — встречавший их в аэропорту сэнсэй из местного университета был в серой вялой рубашечке. Значит — провинция. В центре ходили в крахмальных и белых. А в остальном всё было, как всюду на островах. Аэропорт Фукуоки блистал полированным мрамором пола, пестрел магазинчиками и вкусно пах. В автобусе имелся кондиционер и водитель в белых перчатках. А в гостинице кроме кондиционера нашлись шлёпанцы и кимоно. Электрический чайник она включила, не проверив, есть ли вода, потому что уверена была: воду непременно налили, прежде чем дать ей ключ. Дотошный японский сервис был неизменен на всех Японских островах — в провинции, в столице…

Папка, которую вручили каждому участнику конференции, кроме деловых бумаг, содержала карту города, с изнанки плотно заполненную полезными сведениями — обычными, вроде адресов больших магазинов, гостиниц и больниц и необычными, японскими: дни городских праздников, время цветения сакуры и сливы, пора жёлтых листьев… Среди фотографий местных блюд, храмов и сувениров, было указано, что деревом города является дуб, а цветком города — подсолнух. Каждый город в этой романтической стране имел своё дерево и свой цветок. Транспортная схема была дополнена планом автобуса, где указано было, через какую дверь войти и выйти, где оторвать билет и как разменять в автомате деньги. Указано было даже расположение кнопок, извещавших водителя об остановках. И сам водитель был изображён видом сверху — кружок фуражки и руки в белых перчатках на руле. Был тут и перевод на японский десятка необходимых вопросов: На каком автобусе доехать до…? Идёт этот автобус до…? Сколько уплатить? И варианты ответов по-английски и по-японски. Оставалось показать этот перечень местному жителю, ткнув пальцем в нужный вопрос, и посмотреть, на какой ответ он укажет.

Впрочем, информация не пригодилась. Участников конференции собирались везти на экскурсию в Институт Электроники.

— Сопровождать вас будет мой друг Тагами-сан! — представил ей Хидэо местного сэнсэя и объяснил происхождение их дружбы: — Раньше Тагами-сан жил в нашем городе, работал в нашем университете…

Сам Хидэо ехать не мог.

— Я занят! Я — член оргкомитета.

— И я занята! — эхом повторила из-за его плеча Намико — она собиралась посвятить весь день распаковке багажа.

Выбравшись из Фукуоки, шоссе побежало среди гор.

— Здесь много заброшенных старых шахт, — сказал Тагами, на правах знакомого севший рядом с ней. — Шахтёры на Кюсю больше не требуются. Их детям приходится становиться электронщиками. На нашем острове активно развивается электронная промышленность. Есть даже планы сделать Кюсю силиконовым островом, вроде американской силиконовой долины.

Автобус въехал в невзрачный шахтёрский посёлок, с трудом протиснулся через слишком узкую для него улочку… На окраине стоял квартал новых восьмиэтажных розовокирпичных корпусов, глядевших иностранными чужаками среди окрестных деревянных домиков.

— Институт выстроен десять лет назад специально для того, чтобы готовить инженеров для силиконового острова.

Асфальтовая дорожка вела по настоящему японскому саду. Поток струился по вырытому экскаватором руслу, впадал в маленький прудик, припахивающий водопроводной хлоркой. Свежеотёсанные серые камни и сформированные по-японски, горизонтальными пластами, молодые сосенки прилежно пытались изобразить старину. И каменный фонарь на берегу пруда смотрелся древностью, хотя ясно было, что его ноздреватая поверхность отделана не веками дождей и ветров, а машиной. Садик был единственным хранителем старины в институтском городке. Всё остальное, не стесняясь, демонстрировало свою новизну. В нарядном вестибюле с мраморным полом Тагами коснулся пальцем экрана компьютера, и прямоугольник с названием его факультета развернулся в подробную схему офисов и лабораторий.

— Институт имеет специальное разрешение министерства каждые четыре года полностью обновлять свои компьютеры, — начал сэнсэй гордо. А закончил смущенно: — Нам надо чем-то привлекать студентов, институт-то новый!

Сэнсэй вёл экскурсантов по просторным комнатам, наполненным новёхонькой дорогой аппаратурой. Сквозь стеклянные стены просвечивали похожие на космические корабли сверхчистые залы. Их оборудованию позавидовали бы крупные электронные центры, но это были учебные лаборатории, — так говорил сэнсэй онемевшим от восхищения иностранцам. В тамбуре, пропускавшем людей в герметичную зону, студенты привычно надевали белые комбинезоны, надвигали на лица маски и шли в зал делать настоящие микросхемы — ребят готовили к работе на силиконовом острове всерьёз. Об этом собирался прочесть свою лекцию Тагами. У входа в аудиторию он включил кондиционер, проектор, видеомагнитофон… Возле учебного корпуса стоял большой ангар институтского спортивного зала, рядом с ним — футбольное поле, плавательный бассейн.