— Кокеши делают по всей Японии, но их раскраска и форма меняются в разной местности, — рассказывал Хидэо и улыбался — теперь ему не стыдно было за свою страну, так оскандалившуюся перед иностранцами на вершине.
В магазине уютно пахло новым деревом. На столике в углу стояли термосы с зелёным чаем и чашки. Покупатели могли попить чайку и отдохнуть на деревянной лавке у телевизора, где пейзажи окрестных гор сменяли мастера, склонившиеся над деревянными куклами. На стене рядом с экраном висел большой портрет императрицы на фоне полок, уставленных кокеши.
— Кокеши — национальный символ Японии, — сказал Хидэо.
С фотографии поменьше улыбалась девчушка в кимоно с кокеши, привязанной за спиной, как ребёнок.
— Мы, японцы, верим, что кокеши живые, — тихо вымолвила Намико.
— В старые времена случалось такое: в бедных семьях убивали новорожденных, если их нечем было кормить. Это называлось "отправить обратно". В память об этом ребёнке покупали кокеши. И верили — кукла живая.
Намико этого не сказала. Это было написано в Леночкиных книжках. На экране запылал большой костёр. Священник бросал кукол в огонь, а девушки в кимоно, сгрудившись тесным кружком вокруг огня, пели грустные погребальные песни. Раз кокеши живут, значит, и умирают, а покойников в Японии сжигают…
— Это Вам! — Хидэо протянул ей небольшой ящичек. — Кокеши в подарок.
Ей тоже захотелось что-то купить. Она выбрала одну из маленьких продолговатых дощечек, такую красивую от древесных прожилок, чёрных иероглифов и красного квадратика ханко. Продавщица у кассы удивлённо вскинула на неё глаза, смущённо хихикнула и заговорила быстро-быстро, показывая то на покупку, то на полки магазина. Прибежавшая на помощь Намико тоже засмущалась, словно не решаясь объяснить, в чём дело. И только Хидэо расхохотался, не стесняясь: она пыталась купить ценник! Подвела её привычка японцев делать красиво даже такую малость!
Вдоль улицы плотной цепочкой стояли отели, все на одной стороне, той, что примыкала к горе.
— Там проходит труба, в которую выведен бьющий из горы источник, — вволю порезвившийся Хидэо вернулся к роли гида.
На каждом отводе от трубы стояла гостиница с бассейном, наполненным природной горячей водой. Посовещавшись с Намико, Хидэо подъехал к одноэтажному новому дому, простенькому, без затей. Здесь не было гостиницы, только ванна. В кассе Намико купила билеты и четыре полотенца. Два полотнища с белыми иероглифами — красное и тёмно-синее — прикрывали раздвижные, оклеенные бумагой двери в мелких клеточках деревянных переплётов. Две пары разделились на мальчиков и девочек и договорились встретиться через час. Мальчики нырнули под синюю занавеску, девочки под красную. В предбаннике они с Намико сложили свою одежду в пластмассовые коробки, поставили их на полки.
В просторной душевой из кранов щедрой струёй текла горячая вода — природная, чистая. Большие зеркала отражали белые кафельные стены и бутылки с шампунем на стеклянных полочках. Тут же стояли деревянные стаканы со щётками для волос, а рядом — такие же стаканы, но пустые.
— В них надо положить использованную щётку, — объяснила Намико. — Потом её помоют. — Намико взяла из стопки в углу и круглые пластмассовые скамеечки. — Мы, японцы, моемся сидя.
Усевшись, как японцы, две озябшие женщины нежились под горячими струями… Из душевой они вошли в большую комнату с прямоугольником кафельного бассейна. Это было сердце заведения — японская горячая ванна, общая для всех. И потому в неё полагалось входить помывшись. Ступив на кафельную ступень, уводящую в обжигающую, пахучую воду, она вскрикнула, отдёрнула ногу.
В клубах пара мирно подрёмывала старушка. Молодая мама, коренастая, крепкая, спокойно погрузившись по грудь, окунула в раскалённую купель младенца. Тот не сопротивлялся, не вопил, а только тихонько пошевеливал ручками и ножками — наверное, японцы сделаны из другого теста и прямо от рождения умеют терпеть.
— Неужели вам, японцам, не горячо в такой воде?
— Горячо, — спокойно отозвалась Намико, усаживаясь на дно. — Но в ванне мы должны наслаждаться — такова традиция. А потом, мы привыкли. Ведь и домашняя офура так же горяча…
Боясь свариться с непривычки, она, собрав всю волю в кулак, перетерпела первый ожог, вошла по пояс… Вода, вонзаясь тысячей иголок, выдавливала слабость, усталость, грусть. Она почувствовала то, что положено — наслаждение. За большим, во всю стену окном чернела гора, закутанная в туман, качали ветвями мрачные ели… Клочья холодных облаков плыли совсем близко, рядом… А они нежились в прозрачной, божественной воде.
— Ямабуси, спускаясь в долину после восхождения, заходили в посёлок и там устраивали себе баню и пир с девушками. В посёлке у подножия горы обязательно были бани и увеселительные заведения, — так писали Леночкины книги. Выходит, они тоже следовали старой японской традиции — завершали наслаждением трудное дело.
Её озябшее тело оттаяло, щёки запылали. А на лицо Намико осталось бледным — она берегла его, не смывала краску — даже в ванне японке не положено выставлять напоказ свои проблемы. И слишком расслабляться не положено. Намико посмотрела на большие часы на стене, приказала:
— Пора выходить, достаточно для первого раза.
И она, потерявшая в кипятке всякую волю, покорно пошла вслед за Намико, уселась на кафельном бережке. Остыв, полагалось окунуться ещё раз. Потом ещё. Точно через час дамы вышли в вестибюль, где их уже ожидали распаренные, разнеженные мужчины. И огромный чугунный чайник, подвешенный над очагом на цепи, прикрепленной к потолку.
— Так кипятили воду в старом японском доме, — Намико наклонила тяжёлый чайник, не снимая его с цепи, заварила свежий зелёный чай.
Заварка, маленький глиняный чайник и чашки — всё это нашлось в предбаннике. Душистый пар щекотал ноздри, терпкая горячая жидкость разносила по телу блаженство, довершая славное дело ванны — наслаждение продолжалось. Отдохнув на широких деревянных лавках, они вышли на улицу. Намико достала из сумки четыре хурмы, а Хидэо велел всем выстроиться у обрыва, чтобы сделать снимок на фоне вулкана. Они улыбались в объектив — помолодевшие, румяные, с золотистыми плодами в руках. А клочья холодного тумана плыли где-то внизу, отдельно от них.
За ночь вьюнок обвился
Вкруг бадьи моего колодца…
У соседа воды возьму!
Тиё
Сухой прозрачный октябрь уносил последние дожди и непогоду тайфунов и утверждал высокое небо с ясным солнцем и прозрачными перистыми облаками. Японцы называли их осенними. Телевидение прекратило показывать страшные клубящиеся вихри и людей в резиновых сапогах на затопленных улицах. На экране поплыли под тихую музыку залитые солнцем лесистые горы — красные и золотые с редеющими пятнами зелени. Среди гор бурлили речки с выгнутыми красными мостиками и стояли красивые отели. Девушки в ярких кимоно кланялись, встречая постояльцев в дверях, и махали ручкой на прощанье, придерживая широкий рукав кимоно, чтобы не открылось голое тело. Хрупкие красавицы погружались в прозрачные воды бассейнов, просвечивая жемчужными телами сквозь белый пар, а потом, набросив лёгкие кимоно, усаживались за низенькие столики, полные красивой еды. Всё это происходило на горячих источниках.
— В нашей префектуре их много, — говорил Шимада.
И объяснял, что ванны бывают разные — для наслаждения и для мытья, попросту бани. Бани делали без затей — с кафельными или деревянными бассейнами. А ванны для наслаждения обычно держали отели, устраивая их красиво. Но если даже простые бани, куда привели их супруги Кобаяси, вызвали у них потрясение, ванны для наслаждения имело смысл посетить.
— И осень — самое подходящее для этого время, — утверждал Шимада.
Утренний воскресный поезд был набит до отказа — осенью вся Япония устремлялась в горы. Люди ехали группами. Группа пожилых мужчин и дам в одинаковых панамках заняла лучшие места у окон, рядом со столиками — пенсионеры не поленились прийти пораньше и теперь болтали и пили — пивные банки и маленькие бутылочки с сакэ разносил им степенный мужчина, должно быть, староста группы. Школьницы с одинаковыми рюкзачками без умолку щебетали, сгрудившись стайкой. Группа молодых парней под предводительством строгого учителя с флажком дремала, повиснув на качающихся на ремнях поручнях. Они, единственные одиночки в вагоне, озирались в сомнении — а вдруг японские горы принимают только коллективы?