— Путь на вершину всегда сопровождался испытаниями. Паломники должны были пройти по тонкой жерди над пропастью, балансируя камнями. Соратники подвешивали их вниз головой, держа на верёвках на краю обрыва. Это походило на пытки. Но путь к богу должен быть труден. Дошедшие до вершины получали звание ямабуси… — так писали Леночкины книги.

Восходители на Тайхак-сэн вряд ли заслуживали звания ямабуси: на крутых участках в скале были вырублены ступени и натянута цепь-перила. И всё-таки это было испытание. У неё сбивалось дыхание, гудели от напряжения ноги. И лицо мужа покраснело. Оставалось утешать себя надеждой, что японские боги оценят их труды и что-нибудь славное для них сделают.

— Посмотрите, какой вид! — придумала она хитрость, чтобы передохнуть.

— Устали? — Хидэо спрашивал так, словно не знал, что такое усталость.

— У меня ещё идёт акклиматизация, — попытался оправдаться муж.

— Акклиматизация? А что это такое? — не понял Хидэо.

Да, он чувствовал некоторое неудобство, когда уезжал за границу. Из-за разницы во времени. В первый день. А больше ничего. Не сбиваясь с дыхания, Хидэо бежал наверх. Хидэо, не отрывавшийся от письменного стола, обгонял их, тренированных, спортивных, но тяжёлых, вскормленных молоком, хлебом, мясом.

Пренебрегая цепью, Хидэо цепко ставил небольшие ноги на ступени, шутя поднимая своё лёгкое тело, выстроенное из водорослей, риса, сои. И лёгонькая Намико не отставала от мужа. Она летела и пела, словно отпущенная на волю птичка. И, не прерывая своей радостной птичьей песенки, первой выпорхнула на вершину.

— В древней Японии был обряд — японский царь поднимался на вершину горы и смотрел на подвластные ему земли. Считалось, что так он получает благословение богов и учится лучше управлять своим государством, — вспоминала она Леночкины книги, глядя на долину с одинокими кочками гор. Может, восхождение и её научит лучше управляться с этой страной. Но Хидэо торопил:

— Надо побыстрее осмотреть вершину!

На осмотр было отведено две минуты. На площадке длиною в пять шагов и шириною в три была только маленькая, до пояса ростом, деревянная будочка шраина да раскидистое дерево с привязанной к нему рейкой с делениями, отмечавшими высоту горы. Она положила монетку в одну йену среди таких же белых кружочков, раскиданных возле шраина. А Хидэо шраина словно не заметил. На японских вершинах живут японские боги, а Хидэо был христианином.

— Чай, садимся пить чай! — торопил он. Мы с Намико придумали напоить вас утренним чаем на вершине!

Он гордо улыбнулся, а Намико достала из своего рюкзачка термос и тяжёлые фарфоровые чашки, ложки и даже блюдца. Потому что чёрный английский чай пить из чашек без блюдец никак нельзя. Ещё в рюкзачке нашлись салфетки, печенье, сахар… Намико накрыла завтрак на широком плоском камне, словно специально положенном на вершине на тот случай, если восходители захотят перекусить. В рюкзачке нашёлся и фотоаппарат, который Хидэо приладил среди камней, чтобы сняться всем вместе. Снимок на вершине — без этого спускаться нельзя.

— Спускаемся! Спускаемся! — торопил Хидэо. Не потому, что полил уже нешуточный дождь, а потому, что время, отведённое на восхождение, заканчивалось. — Мне надо успеть в университет, я должен подготовить протоколы собрания! — объяснил он спешку.

Намико отказалась отдать рюкзачок русскому мужчине, хотя он предлагал ей помощь ещё настойчивее, чем у подножья, потому что знал теперь — рюкзак нелёгкий. А Хидэо ушёл вниз, не оборачиваясь, не беспокоясь, как справится жена с рюкзаком и с мокрой тропой. Камень ступеней скользил, и на крутых участках она съезжала почти сидя, не выпуская из рук цепь. Кажется, она понимала теперь, что испытывали ямабуси, подвешенные на верёвке над пропастью. Поджидавший их возле машины Хидэо удовлетворённо посмотрел на часы.

— Мы уложились в срок. Вам осталось осмотреть ещё одну гору — самый знаменитый в наших местах вулкан. Эту поездку я запланировал на следующее воскресенье.

В субботу опять полил дождь. Надеясь, что Хидэо отложит поездку, они смотрели японский фильм. Семья съезжалась к умирающему родственнику, собираясь его хоронить. Но он выкарабкивался. И только спустя несколько месяцев умирал. На похоронах было совсем мало народу.

— Ему следовало умереть в прошлый раз, когда мы все были в сборе. Не можем же мы приезжать так часто! — ворчали собравшиеся. И осуждали умершего: — Он всегда был легкомысленным человеком!

— Уж если здесь не любят откладывать даже смерть, поездку отменят вряд ли, — вздохнул муж и пошёл мазать ботинки водоотталкивающим кремом.

В воскресенье они проснулись в пять, посмотрели на ливень за окнами, но на всякий случай позавтракали и оделись. В шесть ноль-ноль, как было назначено, под окнами загудела машина. Они вышли, сжавшись под одним зонтом.

Машина взбиралась наверх по серпантину дороги.

— В хорошую погоду можно видеть, какой красивый тут лес, — сказала Намико. — И вид на долину отсюда прекрасный.

За окнами ветер месил серые клочья облаков, обильно смоченные дождём. Машина еле ползла, пристроившись к длинной веренице — запланированную поездку в горы не отменил никто.

— Наверху вы сможете увидеть желтеющие листья! — радовалась Намико. — На склонах вулкана листья уже меняют цвет. Там высоко, там холоднее… — В разрывах тумана мелькнул зелёный куст. Намико расстроилась. — О, извините, что мы привезли Вас сюда так рано, при зелёных листьях!

Едва отыскав место на плотно забитой стоянке, Хидэо достал из багажника четыре тёплые куртки — ветер наверху дул зимний. Голую, каменистую вершину вулкана укрывал густой туман. Туристы возникали из серой пелены, как привидения. Старик, отбившийся от своих, искал дорогу к автостоянке. Только тонкая рубашка согревала его посиневшее тело, но он всё-таки сходил к вершине.

— И мы должны туда дойти! — изложил боевую задачу Хидэо и побежал вперёд, подбадривая спутников заверениями, что до вершины совсем недалеко.

Скользя по обледенелым камням, они брели в клочьях тумана, путаясь в указателях. Наконец, они нашли вершину, оборудованную наподобие окопа. Словно на случай затяжных боёв. И ресторан возле напоминал бомбоубежище во время налёта вражеской авиации: на полу хлюпала грязь, озябшие люди кутали в полотенца детей. Мест на стульях и скамейках не хватало, и кое-кто устроился на корточках, прислонившись к стене. Вернувшись в машину, они первым делом включили печь. И перекусили бутербродами, прихваченными русскими по привычке. В кармане у мужа нашлась даже маленькая бутылочка коньяка, и, свернув из фольги стаканчики, они выпили втроём за то, чтобы не заболел Хидэо, которому нельзя пить за рулём.

И осенью хочется жить

Этой бабочке: пьёт торопливо

С хризантем росу.

Басё

Хидэо и Намико горячо обсуждали что-то по-японски. Итоги переговоров сообщила по-английски Намико:

— На обратном пути мы решили заехать на горячие источники. Мы хотим загладить неприятное впечатление, которое осталось у вас от подъёма на гору. Мы, японцы, часто посещаем горячие источники. Особенно осенью.

На плакате у въезда в посёлок исходила струйками пара плоская чаша — так обозначали здесь горные источники, на которых устроены были ванны, по-японски онсэн. По бокам дороги стояли две большие, метра в три ростом, деревянные куклы.

— Это — наша традиция ставить у источников кукол кокеши, — объяснила Намико.

Кокеши были, как русские матрёшки, только потоньше — японки всё-таки. И наряд им полагался поскромнее — тонкий красно-чёрный узор вился по белому дереву.

— Хотите посмотреть, как делают кокеши? — спросил Хидэо, останавливая машину перед бревенчатой избой, светлой, просторной, новой.

Внутри был устроен сувенирный магазин. Прямо при входе за стеклянной загородкой мастера делали кукол. Они трудились сосредоточенно, не обращая внимания на посетителей. Зажав чурочку в токарном станке, мастер сначала делал её круглой, потом резцом выбирал талию, измеряя тело штангелем, на куклу был стандарт. Легко касаясь кисточкой крутящейся болванки, мастер оставлял тонкую полоску по вороту, по подолу. Куклы становились на стол ровными колоннами, дожидаясь нескольких цветков на груди. И головы. Захватив в ладонь белый шарик, мастер ловко нахлобучивал его на шею, рисовал дуги бровей, точки глаз и чёрную чёлку. Полки украшали неисчислимые ряды кокеши всех ростов: от крошечных, в мизинчик, до метровых — такие стояли в доме Кобаяси в прихожей. И цветом кокеши были разные: красно-чёрные, золотистые, фиолетовые…