— Да, знакома. Это мой подарок. Но это было давно. Помню, она жаловалась, что потеряла его. Она расстроилась по поводу потери, так что не удивлюсь, что находка обрадовала ее, и она тут же надела браслет. Она носила его, не снимая, до того момента, как он исчез.
Хозяин кабинета поставил передо мной чашку с кофе. Я принюхался, поморщился и решил, что пока не готов отведать напиток.
— Видите ли, доктор, — снова заговорил детектив Кэллаган, — наблюдается довольно интересная тенденция, если мы говорим об этих убийствах — я имею в виду, Катрин Тейлор и Фиону Санд. Эти две девушки были вашими близкими подругами, даже чуть больше, чем подругами, как я понял. Не подумайте, что я пытаюсь вас в чем-то обвинить…
— На момент убийства Катрин Тейлор я был в аэропорту имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке, а на момент убийства Фионы Санд я был у себя дома в компании доктора Ванессы Портман, которая подтвердит мои слова.
Детектив Кэллаган закивал.
— Может, вы знаете кого-то, кто… мог бы желать вам зла? Предположим, конкуренты?
Я все же сделал глоток кофе и признал, что вкус у него очень даже ничего.
— Не думаю, что наши с господином Фельдманом конкуренты позволили бы себе вытворять такое. Тем более что мы со всеми конкурентами в отличных отношениях. Я часто бываю в других клубах, a Адам бывает там еще чаще.
— Я хотел бы вам показать кое-что. Если вы не против.
Детектив Кэллаган положил передо мной фотографии тел Кэт и Фионы, сделанные на месте преступления.
— Обратите внимание на то, что кожа убитых выглядит абсолютно целой, — сказал он мне, после чего достал из ящика стола еще две фотографии и положил их рядом с предыдущими. — А эти фото были сделаны незадолго до того, как патологоанатом начал делать вскрытие.
Я достал очки, надел их и приподнялся для того, чтобы разглядеть фотографии. В первый момент мне показалось, что я вижу то, чего нет, но потом я понял, что шрамы на лицах и руках девушек никуда не испарятся, как бы я ни тер глаза.
— Надо же, — сказал я неуверенно, — я… даже не знаю, что и думать.
— Сначала мы предположили, что тела находились рядом с какой-то кислотой. Но их держали в герметичных мешках, и туда ничего попасть не могло. И на коже девушек до того, как их тела поместили в мешки, никаких веществ, кроме, разве что, декоративной косметики, тоже не было. Кроме того, эти шрамы не похожи на ожоги от кислоты. Они, скорее, напоминают зажившие раны.
Я отложил фотографии. Детектив Кэллаган испытующе посмотрел на меня.
— Что вы можете сказать по этому поводу, доктор?
— Разве что то, что шрамы выглядят странно. Даже если учесть, что девушкам нанесли порезы уже после смерти — вы сами понимаете, что раны зажить не могли. И без постороннего вмешательства на теле вряд ли что-то появилось бы.
— Мы в любом случае проведем повторную экспертизу. Интересно было бы узнать…
Детектив Кэллаган не договорил, потому что в этот момент дверь кабинета за моей спиной распахнулась, и на пороге появилась… Рэне. Она, не останавливаясь, прошла к столу детектива Кэллагана и приняла выжидательную позу, скрестив руки на груди.
— Что вы себе позволяете? — спросила она с вызовом.
В первую секунду детектив Кэллаган опешил, но быстро взял себя в руки.
— Мэм, я занят. Вам следовало постучать!
— Сейчас я вам покажу «постучать»! По какому праву вы отняли у этого человека целых тридцать минут его личной жизни?
— Рэне, все в порядке, — заговорил я. — Меня никто сюда не вел в наручниках.
Детектив Кэллаган переводил взгляд с меня на гостью и обратно.
— Вы знакомы? — спросил он.
— Да. Это моя сводная сестра Рэне Стайп. А это — детектив Мэтью Кэллаган.
— Вам следовало бы поучиться у вашего брата хорошим манерам, мисс.
Рэне подняла бровь.
— Во-первых, не мисс, а миссис, — поправила она. — Во-вторых, я повторю свой вопрос. По какому праву вы держите тут этого человека уже полчаса? Вы знаете, что он может отказаться отвечать на ваши вопросы до того, как придет его адвокат?
— Но месье Мори не нужен адвокат, — попробовал возразить детектив Кэллаган.
Рэне положила на стол свою визитку.
— Очень хорошо. Тогда у меня есть для вас новости. Я — адвокат месье Мори, и он не задержится тут ни на минуту. И, если он вам этого не сказал, то скажу я: приглашать человека в полицейский участок для опознания тела и вашего дурацкого допроса после рабочего дня — это не только хамство, но и верх непрофессионализма. — Она кивнула мне. — Идем, Вивиан.
Детектив Кэллаган развел руками. Я дождался, пока Рэне выйдет за дверь, и поднялся.
— Прошу прощения, детектив. Она всегда была импульсивной и чересчур энергичной дамой. А теперь она уже несколько лет работает у своего отца, руководит адвокатской конторой. Так что положение обязывает. Огромное спасибо за кофе, и, если я вам понадоблюсь, пожалуйста, звоните.
— Не волнуйтесь, все в порядке, доктор. — Он расслабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Спокойной ночи.
Рэне, дожидавшаяся меня в коридоре, уже не была такой серьезной, как при разговоре с детективом Кэллаганом. Она без лишних предисловий обняла меня и предприняла попытку повиснуть на моей шее, но я не дал ей этого сделать.
— Что это за концерты в кабинете незнакомых людей?
— Ну, брось. Не надо читать мне нотации. — Она насупилась. — Ты мог трепаться с этим Кэллаганом еще три часа, а я устала!
— Что ты вообще тут делаешь? Ты могла предупредить, что приедешь. Я бы забрал тебя из аэропорта.
— И уехал бы из города на целый день? Если ты работаешь в клинике по двенадцать часов, да еще и умудряешься держать ночной клуб?
Я надел плащ, который до этого времени держал в руках.
— Для тебя я бы нашел время. Так зачем ты приехала? По делам или просто в гости?
— Приехала забрать у твоего юриста кое-какие документы. Он ведь в городе, этот пройдоха Оливер? Он предлагал мне выслать документы по почте, представляешь? Я чуть с ума не сошла, когда услышала. А если бы они потерялись? И решила, что приеду, а заодно и тебя проведаю. Я ведь ни разу не была на твоей новой квартире! Подумать только, как давно мы не виделись!
— Помнится, в последний раз мы виделись незадолго до того, как я ее купил. Я ведь заезжал к вам на выходные, когда возвращался из Штатов в Мирквуд.
— Помню. Уф! Ты хотел заставить меня кататься на американских горках, хотя знаешь, что я их ненавижу с самого детства!
Мне было почти восемнадцать, когда я увидел Рэне впервые. Мама познакомилась с Джозефом, ее (Рэне) отцом и своим будущим мужем, то ли по Интернету, то ли через друзей, и пригласила его к нам в гости в Париж. Рэне была старше меня на два года, и к тому времени уже училась на факультете юриспруденции — разумеется, для того, чтобы потом начать работать в одной из юридических контор отца. Еще тогда меня удивило то, что она не похожа на Джозефа, а, как ни странно, напоминает лицом маму — даже цветом кожи, оттенком волос (и у мамы, и у Рэне были каштановые волосы с золотистым отливом) и цветом глаз (у Рэне они тоже были зелеными). Когда я увидел ее, то испытал доселе незнакомое мне чувство. Это не была влюбленность, которую до этого я испытывал не раз. Это было что-то… нехорошее. Сейчас я мог с уверенностью сказать, что это «нехорошее» чем-то напоминало то «нехорошее», что давным-давно, еще до моего рождения, испытывали мама и отец. И это что-то заставило их познакомиться, а потом и провести вместе ту ночь, через девять месяцев после которой я появился на свет.
«Нехорошее» следует держать в себе, думал я, пожирая Рэне глазами за завтраком, обедом и ужином, а по вечерам гуляя с ней по Парижу и представляя, что когда-нибудь возьму ее за руку, а, может, и обниму за талию. О том, что я мог позволить себе что-то большее, я не хотел даже думать. Она была такой красавицей, что я боялся к ней прикоснуться — ведь у нее в Штатах, разумеется, целая куча ухажеров, у этих ухажеров есть спортивные машины, они одеваются в сто раз лучше, чем я, прочитали в тысячу раз больше книг. А если дело дойдет до чего-то более «нехорошего», то я разочарую Рэне. Достаточно взглянуть мне в глаза для того, чтобы понять: мои отношения с девушками не заходили дальше поцелуев и объятий (и это при учете того, что мне уже почти восемнадцать!). А она уже знает толк в любви. И она даже могла бы меня чему-нибудь научить… но какой смысл думать об этом, если мне ничего не светит?