ВЕРА
Человеку верить надо
в то, что буднично и просто.
Не в словесные тирады!
И не в хитрые вопросы!
Нужно верить в мать, и в сына,
и в любимых верить надо,
в песню, что во мраке синем
льется над цветущим садом…
И когда над миром грозно
загрохочут барабаны,
засверкают в небе грозы
и засвищут ураганы -
мы сурово и спокойно
преградим дорогу бедам
и вернемся с поля боя,
озаренные победой.
ВАЛЕРИЙ ПЕТРОВ
ПОДПОЛЬЩИК
Он разносил боевые призывы,
верно и точно указывал цели,
и после каждого нового взрыва
знали – участвовал он в этом деле.
То торопился, а то, выжидая,
медлил; и если давал себе слово,
ночью не раз убирал негодяя,
сам умереть, если нужно, готовый.
Тайну работы суровой и тяжкой
не выдавало обличье простое:
галстук в горошину, или фуражка,
или пальто – как обычно – чужое.
Если ж порой полицейский пытался,
в карцер толкнув его, выведать что-то,
неузнаваемым он оставался.
– Нет! – отвечал он и в первый, и в сотый.
Ныне ж, когда над страной горделиво
высится знамя, которое свято,
ныне, когда из подполья призывы
вышли на свет, перешли на плакаты,-
он все такой же, и если, бывает,
спросят: – Что делал ты раньше? – при этом
рта не раскроет – привычка такая! -
иль удивительно медлит с ответом.
СМЕНА САПЕРОВ
Та надпись по путям военным
вела нас, возникая вдруг:
«Проверено» – мелком по стенам,
«Проверено. Сержант Бунчук».
Мы с нежностью на знак глядели
и думали в который раз:
«Как он спешит дойти до цели!
Не подождет, не встретит нас».
И вот он нас однажды встретил -
вблизи от знака, молодой,
веселый. Только на портрете,
на пирамидке со звездой.
Шиповник цвел, благоухая,
в обломках рухнувшей стены,
и, черт возьми,- судьба какая -
шли дни последние войны!
Мы посидели, покурили,
следя за дымом, а потом
машины, серые от пыли,
помчали тем же нас путем.
И снова по путям военным
нас вел тот знак сквозь гарь и дым:
«Проверено» – мелком по стенам,
и лишь подписано другим.
* * *
Мелкий след под ветками
убегает в лес.
Две лисички петлями
пробегали здесь.
Две лисички алые
сгинули вдали,
две мелькнули малые
зимние зари.
Вот ведет, как меточки,
след на бережок,
вот стряхнули с веточки
голубой снежок.
Здесь лисички замерли,
видно, неспроста,
снег хвостами замели -
виден след хвоста.
Зайца за угорьями
думали настичь
или же поспорили,
где богаче дичь.
Желтенький оставили
след на берегу,
а потом растаяли
в голубом снегу,
И исчезли малые
лисоньки вдали,
сгинули две алые
зимние зари.
* * *
И снова небосвод похож
на тусклый лист стального цвета,
И снова льет осенний дождь
там, где вчера лишь было лето,
А синева, недавний фон
для нашей солнечной террасы,-
сегодня черный рев и стон
непобедимой водной массы.
Густой чернильного волной
накрыло замершие пляжи.
Куда девался наш покой?
И где же беззаботность наша?
И мысли, и слова, и сны -
все тонет в этом адском хоре!
И лишь теперь постигли мы,
что рядом с нами было море.
ГОРЯЧАЯ ПРОСЬБА
Вот и листья шуршат, облетая,-
мол, не век тебе быть молодым.
Что ж, смешайся, листва золотая,
с этим солнечным днем золотым.
Я еще продолжаю движенье.
Я пером еще твердо вожу.
Но уже на свое окруженье
с затаенной печалью гляжу.
Вы, чей день еще только в зените,
на исходе осеннего дня
руку помощи мне протяните,
если силы оставят меня.
Дескать, хватит, окончены сроки -
уж не те твои строки, не те…
Что ж, судите меня, будьте строги.
Убедило в своей правоте.
Докажите свое пониманье.
Обоснуйте мне свой приговор.
Я его не приму во вниманье,
ну, да это другой разговор.