Невелика моя родина -

горсть небольших пространств;

пестрые кромки пашен,

горных пород клубки.

Но развернуть их попробуй,

бережно их распутать -

горную нить за нитью,

за бороздой борозду,

за вершиной вершину, за морщиной морщину,

рану за раной, за цветком цветок,

боль за болью, стон за стоном,

песню за песней, за мечтой мечту.

И тогда ты увидишь,

как велика, бескрайна

родина моя милая,

родина моя милая -

горсть небольших пространств.

Обещает весна почерневшему саду

белый тюль, серебристый наряд.

Бархат – голым холмам, за терпенье в награду.

Неподвижным кустам – аромат.

Обещает весна даль, прямую на диво,

голубому проему окна.

Старой роще – весеннего ветра порывы,

пробудившего землю от сна.

Как щедра ты, весна! Но услышать хочу я,

что ж ты мне обещаешь? Ответь.

Новый путь? Или новую встречу большую?

Песни новые выучишь петь?

А в душе пробуждается то же волненье,

с той же грустью в былое глядишь.

Неужели меня ты, пора обновленья,

старой скорбью опять одаришь?

Так я мчусь,

что километр становится мгновеньем,

дерево – зеленым ветром,

ветер – ударом в висок,

придорожные маки – искрами.

Скорость.

Желанье становится

взмахом руки,

взмах руки -

приближеньем пространства,

заря – румяным яблоком перед глазами.

Скорость.

Тяга к любви

раздувается в острую боль.

О, скорее к тебе!

Только скорее!

Так мгновенно

сбегаются и разбегаются

ветви дорог,

что становится встреча разлукой,

улыбка – слезой,

мечтанье – воспоминаньем.

Скорость.

Те же самые дороги,

что меня заставляли рыдать,

во мне превращаются

в звучные песни.

Скорость.

Я мчусь сквозь пространство,

изъята из тяжести,

превращенная в луч,

чтоб достигнуть земли

и ее обогреть -

лишь на миг,

в одной только точке,

и испепелиться.

Разделена земля. Разрублены деревья,

Трепещущее сердце рассечено кинжалом,

Бревенчатый порог, что выстроган шагами

и дедов и отцов, распилен пополам,

Семейный снимок разорван посредине,

по самому лицу погибшей матери,

Бамбука ствол расколот гулким громом.

Растерзана река. Разорены поля,

Разбита пополам скупая горстка риса,

Распоротое небо всю ночь горит огнем.

Стекает в землю пролитая кровь.

Кровь консервированная, кровь притихшая,

в банки закупоренная и запечатанная,

отправляется в дальний путь.

Она проснется от сна летаргического,

она заклокочет в слабеющих венах

и запульсирует горячо.

Гайдуцкий костер, затянувшийся пеплом,

в ней разгорится

и ринется в бой.

А в пыльных депо,

в канцеляриях,

в ульях цехов

бледные доноры вахту несут.

И внезапно услышится им -

далеко-далеко

их вольная кровь

идет воевать за свободу.

Ваш тихий разговор я слушаю, хлеба,

в раздумье

голову склоняя.

Что дал я миру, в чем моя борьба

в дни, полные труда во имя урожая?

А вы -

пробившись сквозь покров земной,

вы зрели и готовили нам жатву,

готовили

великую отплату

и солнцу, и дождю, и туче грозовой,

и труженикам – тем, кто сеял вас;

вы не погибли в тот суровый час,

когда на ваши слабые ростки

легли снега,

накрыв вас ледяным пластом,

и ветры, не заботясь о живом,

освистывали вас

и с ног сбивали…

Хлеба,

я преклоняюсь перед вами,

пред вашим молчаливым торжеством!

Синеют дали неба над Россией,

их вымыла весенняя гроза,

и, кажется, в росе вдруг отразились

не небеса, а русские глаза.

Так празднично лучами ты одета,

простор твой так велик и светел, Русь,

что снова я шепчу слова обета,

тебе в любви и верности клянусь.

Быть может, это лишь порыв мгновенный,

навеянный сияющей весной?

Нет, ты и край родной, благословенный

в одну любовь слились во мне давно.

В молчанье я шагаю по равнинам.

Молчит земля. Сияют небеса.

С них смотрят на меня гостеприимно

приветливые русские глаза.