Под давлением сикариев масса народа — включая зелотов — начинает сжигать городской архив Иерусалима, где хранятся долговые обязательства бедных богачам, а затем выбирает по жребию простого и незнатного крестьянина на пост первосвященника.

Экстремизм сикариев достигает все больших размеров, как это обычно бывает во времена восстаний и военных переворотов — в особенности при неудачах, когда все ищут козла отпущения, виновника неудач. А кому приписать причину неуспехов, если не стоящей во главе знати, из-за умеренности, нерешительности и недостатка жестокости которой происходят все неудачи?

Поэтому, когда после блестящей победы над Цестием Галлом выбирается первое повстанческое правительство, возглавляемое умеренными и опытными людьми — первосвященником Хананом бен Хананом и раббаном Шимоном бен Гамлиэлем I из дома Хиллела, а они, в свою очередь, назначают руководителей в разных районах страны, по большей части людей знатных и с не слишком крайними взглядами, — сикарии отказывают в доверии новым властям.

Очевидно, Шимон Бар-Гиора и есть "Абба Сикара”, упоминаемый в Талмуде, — отец сикариев и их вожак ("главарь разбойников"). Он не доверяет Ханании бен Ханану, руководителю Гофны и Икревета, назначенному иерусалимским умеренным правительством знати. Шимон собирает вокруг себя толпу сикариев, которые конфискуют имущество богачей, а если те осмеливаются сопротивляться, то их просто убивают. Первосвященник Ханан, глава правительства в Иерусалиме, вынужден послать войско против Бар-Гиоры и его людей, — и Бар-Гиора с сикариями бежит в Масаду, власть которой распространяется и на Эйн-Геди, где, по словам Плиния Старшего, проживали ессеи. Из Масады Бар-Гиора нападает на богатых идумеев, и еврейский военачальник Идумеи также вынужден отправить войско против главаря сикариев.

Спустя некоторое время Бар-Гиора провозглашает из Масады приказ об освобождении рабов. Этот великий акт — отмена рабства среди евреев — привлекает на его сторону не только освобожденных рабов, но и массу влиятельных граждан. Шимон Бар-Гиора так близок к ессеям по своим взглядам на богачей и рабство, что нельзя считать лишь простой случайностью тот факт, что он обосновался и укрепился именно поблизости от ессеев: он зелот, находящийся под влиянием ессейства; он не фанатичный фарисей-активист, стремящийся к национальному освобождению народа, которое само собой принесет счастье всем, как о том мечтает Иоханан Гисхальский. Нет, он фанатичный ессей-активист, для которого социальное освобождение важно не менее, а возможно, и более, чем освобождение национальное.

Шимон Бар-Гиора укрепился в Масаде во главе большого отряда и оставался там, пока не пришло время переброситься в Иерусалим и бороться там за верховную власть с Иохананом Гисхальским, для которого главной целью Великого восстания была победа над Римом. Эта двойственность цели восстания, различие в стремлениях зелотов и сикариев — они-то и привели к поражению. Так неизбежно должно было произойти, несмотря на то, что и сикарии, и ессеи были готовы на любую жертву ради идеи освобождения. Иосиф Флавий, крайний ненавистник сикариев, характеризует и их: ”Они были непоколебимы в своих взглядах, не поддавались никакому насилию, как будто их тела были бесчувственны к пыткам и к жару огня; души их даже радовались этому. Но больше всего всех поражали маленькие дети: ни одного из них нельзя было заставить назвать императора "господином” — настолько их душевная доблесть поборола физическую слабость”.

Все это делает их заслуживающими почета и уважения, но их крайность в борьбе против привилегированных классов отталкивала от них лучших людей народа. Образовалась брешь в боевом единстве повстанцев, и разгорелась гражданская война между зелотами секты Иоханана Гисхальского и сикариями" секты Шимона Бар-Гиоры, которая неизбежно завершилась ослаблением сопротивления внешнему врагу и невозможностью спасти в последний момент то, что еще можно было спасти (как это было в войне римлян с другими народами, среди которых не было таких крайних общественных течений). Результатом было такое разрушение и такой крах, подобного которому не знает мировая история!

IV

9 ава 70 г. н. э. Иерусалимский храм был сожжен. После этого еще с месяц продержался Верхний город Иерусалима. Утром 8 элула солнце взошло над развалинами и тлеющими угольями — все, что осталось от Иерусалима, многолюдного, прекрасного города, "радости всего еврейского народа". Незавоеванными остались лишь три последние крепости в Иудее: Геродион, Махор и Масада.

Геродион продержался после разрушения Иерусалима недолго и вскоре пал. В Махоре происходила внутренняя борьба между частью населения, которая была готова сдать крепость римлянам, и пришлыми сикариями (может быть, из Масады), которые хотели воевать до последней капли крови. В конце концов Махор был сдан местным населением римлянам из жалости к молодому герою, который был взят в плен, и римляне угрожали распять его, если евреи не сдадут им крепость. Сикарии геройски пробились сквозь ряды вступающих вражеских солдат и бежали. Это произошло в 71—72 гг. н. э.

Во всей стране осталась лишь одна-единственная невзятая еврейская крепость — Масада. Масада была готова стоять одна против всех врагов.

Человеческая история не знает более величественного финала, чем последний акт грандиозной эпопеи, называемой Иудейской войной против римлян: падение Масады.

Представьте себе: все разрушено дотла, все уже в руках врага. Иерусалим — груда развалин, Храм — нагромождение руин в пепле, все города и крепости Иудеи, Самарии и Галилеи в руках римлян. Только одна крепость, во всей стране еще держится. Она не сдается, хотя не имеет никакой надежды выстоять — одинокая и далекая Масада. Враг силен, в его руках вся страна, и в его распоряжении много вооруженных легионов, снабженных всем необходимым. А осажденные вынуждены доставлять хлеб и воду издалека, несмотря на то, что в крепости были издавна припасены пищевые продукты и приготовлены цистерны для сбора дождевой воды. Нет надежды победить, и нет выхода из положения, кроме сдачи или бегства, — значит, кроме позора.

Но не так полагал командующий крепостью.

После того, как Бар-Гиора оставил крепость и отправился в осажденный Иерусалим, его место в Масаде занял Элазар бен Яир, родственник Менахема бен Иехуды Галилейского, то есть член знаменитой семьи зелотов. Это тот самый Элазар бен Яир, который вернулся в Масаду, спасшись бегством из Иерусалима после убийства Менахема. Несмотря на то, что он происходил из семьи основателя секты зелотов, сам он был фанатичным сикарием, впитавшим в себя учение ессеев. Засевшие с ним в Масаде люди тоже были сикариями. После Бар-Гиоры Элазар стал военачальником Масады, и ему был подвластен весь район Мертвого моря и Эйн-Геди, населенный ессеями, о чем мы уже говорили. Ясно, что римляне не могли оставить эту важную крепость и ее окрестность в руках повстанцев.

Прокуратор разрушенной Иудеи Флавий Сильва, выступивший против сикариев и их главаря Элазара бен Яира, без особого труда захватил все городки и деревни в районе Мертвого моря и поставил там гарнизоны. Саму же Масаду невозможно было взять приступом. Он пытался пробить стену крепости таранами и катапультами. Для этого он возвел насыпь высотой в 100 локтей на "Белой скале” — широком холме вокруг дворца, выстроенного в свое время Иродом, а на насыпи воздвиг возвышение шириной и высотой в 50 локтей и установил на нем огромный таран. С большим трудом была пробита брешь в стене.

Между тем сикарии выстроили в Масаде вторую

стену, прочнее первой. Чтобы таран не смог пробить и эту стену, они соорудили перед ней преграду из двух параллельных рядов бревен, пространство между которыми было заполнено землей; таким образом были ослаблены уддры тарана. Тогда Сильва приказал бросать на стену пылающие факелы — и пламя охватило деревянные части крепости, сильно от этого пострадавшие. Римляне решили начать назавтра таранить пошатнувшуюся стену, пока она не падет.