«Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в бога?» — прочитал он вслух все тем же «не своим» голосом.
Ларик икнул — почти как персонаж, к которому обращался в диалоге автор тех строк. В животе, кажется, от беспокойства забегали мурашки. Пять минут он дрожал, тщетно пытаясь взять себя в руки, а потом медленно начал считать до десяти, лишь на восьмерке заметив, что это делалось не по-английски.
«Да, я не верю в Бога, — сказал он себе как можно тверже. — И всему этому должно быть простое научное объяснение».
«Научное?» — переспросил, будто сам себе не верил.
«Ну а какое еще, черт побери? Все действительное разумно и поддается объяснению. С научной точки зрения. В частности, вот этот феномен можно объяснить, например, амнезией, которую я вполне мог испытать когда-либо. Или другими свойствами памяти... Кстати, да! — вспомнил он почти обрадованно. — В этом шкафу где-то была книжка по психологии, там про память очень толково написано, надо, пожалуй, ее поискать...»
Он слегка нагнулся, чтобы подняться с кресла, и получил второй удар по макушке.
«Что за черт?!» — разозлился Ларик, хотя и не мог понять, на кого. Он поднял с полу вторую книжку, облюбовавшую его голову в качестве мишени, и прочитал на твердой обложке еще один русский заголовок:
— «Идиот».
Ведьма
Магия продолжала усиленно убывать по всей планете. Колебания ее притоков и оттоков и раньше не всегда приводили к благоприятным явлениям, а с приближением Конца Света сплошь и рядом вызывали стихийные бедствия. Последствия незначительных магических всплесков в местах с преобладанием Здравого Смысла, как, например, поломка семафоров в лондонском метро, были сущей ерундой по сравнению с тем, что происходило в тех уголках Земли, где раньше Магии было достаточно, а потом резко не стало. Именно там исчерпавшая свои магические ресурсы планета не подчинялась заклинаниям метеорологов — сотрясала корой, размахивала атмосферой, танцевала, притоптывала и мантией помахивала. Разгулявшиеся ураганы не щадили даже спортивные соревнования, налетали неожиданно, и душевные порывы болельщиков их удержать не могли. В южных районах снег заметал дороги, рвал ветхие линии электропередачи, которые до того работали чудом; лишенные магической поддержки ремонтные бригады пытались их наладить, сражаясь со снегом и ветром. На севере извергались вулканы, рассеивающийся от них пепел угрожал полной остановкой авиасообщения в целом полушарии. В Москве было непривычно тихо, стояла лишь дурацкая погода. То холодало, то теплело, снег выпадал, и таял, и замерзал опять ледяными полянами и буераками.
Уже конец марта, а весны так и нет. Наверное, весна, как и я, ждет тебя и не наступит в Москве, пока здесь тебя нету. И от моей дочки с тех самых пор, как на Брут с гномами улетела, ни слуху ни духу. Правда, с ней у меня есть одна ниточка связи — чутье материнское, благодаря ему знаю, что с ней все в порядке. Но вот удастся ли им с Васей наш мир спасти на чужой планете — не знаю. Это все-таки НАШ мир и спасать его, думаю, нужно здесь, а не в космосе. И только вместе с тобой, Танька. Только ты о Конце Света знаешь то, чего другие не ведают, и свершить можешь многое, что другим неподвластно. Я готова спасать мир и дальше, но каким образом, если я здесь, а тебя — нету?..
Варвара откинулась на спинку стула, закрыла глаза и на миг представила за спиной Таньку: вот она, сидит на диване, обхватив руками коленки, что-то тихонько бубнит про Конец Света, а потом замолкает с грассирующим смешком: «Работай-работай, не буду мешать». Варвара даже обернулась — диван пустой, в комнате никого, лишь из прихожей доносятся детские голоса. А тебя нету...
Мы тут втроем как-то странно сегодня питаемся — бутербродами из сыра «Эмменталь» и ананасов. Ося готовил, Грише понравилось, а мне, прямо скажем, не очень, еле кусок дожевала.
До сих пор Варвара не знала даже, какая еда Таньке нравится: всего-то один раз наблюдала, как у той аппетит прорезался, когда та в Новый год уплетала капусту, что сосед Леха принес в коробочке из супермаркета.
Была бы ты тут, я бы целую бочку капусты тебе насолила, кажется, ты ее любишь? Я умею капусту солить и готовлю неплохо, я кормила б тебя с упоением каждый день... Но тебя нету.
Варвара поднесла к губам чашку еще не остывшего черного кофе с терпким травяным привкусом. Сделала несколько глотков.
А себе сегодня лью в кофе алтайский бальзам и чувствую себя совершенно сытой... В этом бальзаме есть пантокрин — биостимулятор из оленьих рогов, очень хорош для сосудов, мне с Алтая бутылку прислали так давно, что я даже забыла. Сегодня вспомнила и, прочитав инструкцию, обнаружила...
— Варвара, у меня к тебе дело, — послышался рядом требовательный голосок.
— Минутку, Осенька, сейчас я допишу письмо...
...что он увеличивает потенцию и сексуальные потребности и у мужчин, и у женщин. Так что беда, мои всякие потребности будут возрастать, а...
— Придется сублимировать, — непроизвольно озвучила мысль, пришедшую после незаконченной фразы «а тебя нету...»
— Что значит «сублимировать»? — выжидательный и любопытный взгляд почти прожег ей затылок.
— Э... — покраснела Варвара, — э-то значит направлять энергию во что-нибудь интересное. Ну, например... — она подняла глаза к потолку, — в гимнастику. Или в танцы. Можно в рисование. А можно в сказку.
Смущенный взгляд наконец приземлился на Осе.
— Вот чтобы сказку сочинить, очень много энергии требуется. Или в кулинарию. Сейчас мы с тобой на это энергию и направим, пойдем в магазин, купим авокадо и...
— А можно в колдовство?
— Наверное, можно, — ответила Варвара не очень уверенно. — А про что ты колдовать хочешь?
— Про его маму, — Ося протянул к ней ладошки, на которых маленький гномик развалился в позе воинствующего подростка, подложив под голову руки и уставившись в потолок с напускным безразличием. — Понимаешь, мы с Гришей играем, что будто я его мама, но у меня плохо получается, потому что я мальчик.
«Да, ваших мам только колдовством обратно притянешь, пожалуй», — грустно подумала Варвара, глядя на детей.
— Энергию в колдовство направлять можно, но только колдовать я не умею. Иначе бы... — но не произнесла, что она бы наколдовала, будь на то ее воля. — Танька меня колдовать не научила, только летать.
— Да умеешь, ты просто не пробовала, — серьезно сказал Ося. — А полетай.
Варвара рассеянно поднялась со стула, закрыла глаза, развела руки, будто приготовилась к заплыву, сделала глубокий вдох и плавно оторвалась от пола, зависнув в воздухе на минуту. Тут же нахлынуло: как было здорово летать вдвоем. «А тебя нету...» — прошептала она, резко опустилась на пол, слезы градом закапали по щекам.
— Наверно, тебе больно летать, — пожалел ее Ося. — А колдовать — не больно.
— А ты знаешь, как можно колдовать? — Варвара вытерла слезы ладонями и попыталась улыбнуться.
— Конечно знаю! Колдовать нужно с волшебными предметами.
— Со скатертью-самобранкой? — пошутила Варвара, подразумевая его отменный аппетит.
— Нет, скатерть-самобранка для такого дела не подойдет, — серьезно ответил Ося. — Лучше всего было бы с волшебной палочкой, но только где ее взять?
Он задумчиво почесал затылок.
— Может, тогда с хрустальным шаром? — улыбалась Варвара, воспринимая разговор как игру. — Я, кажется, видела, где их продавали.
— Точно! С хрустальным шаром! Это нас очень даже устроит! — просиял Ося и скомандовал: — Идем! Нам нужно срочно купить такой шар.
«Чем черт не шутит, вдруг да и правда, смогу колдовать, Танька, возможно, не зря говорила, что я ведьма», — размышляла Варвара, когда они за руку с Осей и с Гришей за пазухой выходили из подъезда. Неподалеку мелькнула знакомая тень: дворник, заметив их появление, метнулся в кусты. «И чего он от нас вечно шарахается?» Она порой наблюдала в окно, как он сосредоточенно и неторопливо разгребал снег с пешеходных дорожек. Его лица при этом увидеть не удалось ни разу — узнавалась только фигура, прямая и высокая, да нетипично приличная куртка: московские дворники редко носят такие, всё больше засаленные ватники или фуфайки. А заглянуть в лицо этому дворнику в голову не приходило, иначе наверняка распознала бы его глаза раскосые и широкие скулы. А заодно получила бы подтверждение своих колдовских способностей: страх в глазах человека, разглядевшего перед собой явную ведьму или что-то еще сверхъестественное, ни с каким другим страхом не перепутаешь. Необъяснимый ужас накатывал каждый раз на брутянина-дворника при виде «той бабы с ребенком». Вспомнить, где ее раньше видел, он не мог, но был уверен, что ведьма она и есть: иных причин бежать от нее на край света не находил, и другие жильцы во дворе его не пугали.