подпрыгивал по-заячьи.
Он поохивал,
присвистывал,
он крыльями махал
и ногами семенил, как в присядочке.
По земле стучали крылья,
крест мотался на груди.
Обдавала пыль
вельможного боярина,
М у ж и к у у ж е кричали:
« Н у , чего же ты?
Л е т и !
Обещался, так взлетай, окаянина!..»
А когда он завопил:
«Да где ж ты, господи?!» —
и купца задел крылом,
пробегаючи,
вся Ивановская площадь
взвыла
в хохоте,
так, что брызнули с крестов
стаи галочьи!..
А м у ж и к упал на землю,
как подрезали.
И не слышал он
ни хохота,
ни карканья...
Сам
боярин Троекуров
не побрезговали:
подошли к м у ж и ч к у
и в личность харкнули.
И сказали так боярин:
140
«Будя!
Досыта
посмеялись...
А теперь давай похмуримся...
Батогами его!
Но чтоб — не до смерти...
Чтоб денечка два пожил
да помучился...»
Ой, взлетели батоги
посреди весны!
Вился каждый батожок
в небе
пташкою...
И оттудова —
да поперек спины!
Поперек спины —
да все с о т т я ж к о ю !
Чтобы думал —
знал!
Чтобы впрок —
для всех!
Чтоб вокруг тебя
стало красненько!
Да с размахом —
а-ах!
Чтоб до сердца —
э-эх!
И еще раз —
о-ох!
И — полразика!..
— В землю смотришь, холоп?..
— В землю смотрю...
— Полетать хотел?..
— И теперь хочу...
— А к и птица, говорил?..
— А к и птица, говорю!..
— Ну а дальше как?..
— Непременно взлечу!..
...Мужичонка-лиходей —
рожа в а р е ж к о й , —
одичалых собак
пугая стонами,
141
в ночь промозглую
лежал на Ивановской,
будто черный крест —
руки в стороны.
Посредине государства,
затаенного во мгле,
посреди берез и зарослей смородинных,
на заплаканном,
залатанной,
загадочной Земле
хлеборобов,
храбрецов
и юродивых.
Посреди иконных ликов
и немыслимых личин,
бормотания
и тоски неосознанной,
посреди пиров и пыток,
пьяных песен и лучин
человек лежал ничком
в крови собственной.
Он лежал одни,
н не было
ни звезд, ни облаков.
Он лежал,
широко глаза открывши...
И спина его горела
не от царских батогов,—
прорастали крылья в ней.
Крылья.
К р ы л ы ш к и .
Ш А Г И
Скоро полночь.
Грохочут шаги в тишине...
О т р а ж а я с ь от каменных стен и веков,
эхо памяти
медленно плещет во мне...
Двести десять шагов,
двести десять шагов...
Через все, что мы вынесли,
превозмогли,—
двести десять шагов непростого пути...
142
Вся история нашей живучей Земли —
предисловие
к этим
двумстам десяти!..
Двести десять шагов,
двести десять шагов.
МИМО Д О Л Г О Й ,
бессонной
кремлевской стены.
Сквозь безмолвье
ушедших в легенду
полков
и большую усталость
последней войны...
П а м я т ь , намять,
за собою позови
в те далекие,
промчавшиеся дни.
Ты друзей моих ушедших о ж и в и ,
а друзьям ж и в у щ и м
молодость верни.
Память, память,
ты же можешь!
Ты должна
на мгновенье эти стрелки повернуть.
Я хочу не просто вспомнить имена.
Я хочу своим друзьям
в глаза взглянуть.
Посмотреть в глаза
и глаз не отвести.
Уставать,
шагать
и снова уставать...
Д а й мне волн
до конца тебя нести.
Д а й мне силы
ничего на забывать.
Т Р У Д
П о к а
пространств
в
е
к р у ж и т с я планета,
на ней,
143
пропахшей солнцем.
никогда
не будет дня,
чтоб не было
рассвета.
не будет дня,
чтоб не было
труда!..
Т а к было
в нашей жизни быстротечной:
пришел,
в победном реве
медных труб,
взамен войны —
Великой и Отечественной —
Великий
и Отечественный
труд!..
Вся жизнь
к а к будто начиналась снова
в бессонной чехарде ночей и дней.
И это было легче не намного,
чем на войне.
А иногда — трудней...
Великий труд,
когда забот по горло.
Огромный труд
всему наперекор...
Работа шла
не просто для прокорма.
А в общем-то
к а к о й там был
прокорм!
К у с о к сырого
глинистого хлеба.
Вода из безымянного ручья.
И печи обгорелые — до неба
торчащие
над призраком жилья.
Такая память нас везде догонит.
Не веришь, так пойди перепроверь:
два дома неразрушенных —
на город!
Один м у ж и к —
на восемь деревень!..
144
Расскажешь ли,
к а к , отпахав,
отсеяв,
споткнулись мы
о новую беду
и к а к слезами
поливали землю
в том —
выжженном —
сорок шестом
году!
Как мышцы затвердевшие немели
и отдыха не виделось вдали...
М ы выдержали.
Сдюжили.
Сумели.
В который раз
себя превозмогли...
Свою страну, свою судьбу врачуя,
мы
не копили силы про запас.
И не спасло нас
никакое чудо.
А что спасло?
Да только он и спас —
Великий и Отечественный.
Только!
Помноженный на тысячи.
Один...
П у с т ь медленно,
пусть невозможно долго,
но праздник наш поднялся из руин!
Поднялся праздник
и расправил плечи.
Разросся, подпирая облака...
Что ж,
завтра будет проще?
Будет легче?
Наоборот:
сложней наверняка!..
У ж е сейчас —
совсем не для забавы —
6 844
145
заводим мы незряшный разговор:
К а к а я магистраль
нас ждет
за БАМом?
Где он лежит —
грядущий Самотлор?..
...Распахнуты сердца.
Открыты лица.
Тайга стоит
у ж е в заре по грудь.
Стартует утро.
Царствует и длится
Великий труд.
Отечественный труд!
На стройках,
на полях
и на дорогах,
в столичном гуле,
в деревнях глухих,
на самых мудрых
синхрофазотронах
и в самых немудреных
мастерских!
Не надо
снисходительной гримасы
по поводу
«не той величины».
Ведь есть не только
Б А М ы и КамАЗь
есть неизбывный
общий труд
страны!
Где без обид несут свои заботы,
вершат свои нелегкие дела
обычные совхозы
и заводы,
которым нет ни славы,
ни числа.
Не слишком-то надеясь на везенье,
живет страна,
мечтая и терпя.
Слесарит,
инженерит,
пашет землю.
146
И верит в жизнь.
И создает себя!
Труд
правит
миром!
Он пьянит,
как брага!
Он объявляет:
все иль ничего!
А без него
любое знамя —
тряпка!
Любое слово без него —
мертво!
Великий от великого усилья.
вознесший над страной крыло свое!
Отечественный!
Ибо в нем — Россия
и сестры
равноправные
ее!..
Пока в пространстве
к р у ж и т с я планета,
на ней -
пропахшей солнцем —
никогда
не будет дня,
чтоб не было
рассвета!
Не будет дня,
чтоб не было
труда!
Н Е Л И Р И Ч Е С К О Е О Т С Т У П Л Е Н И Е О Д О Р О Г А Х
Все когда-нибудь
делают шаг
за порог.
Ж и з н ь у всех —
на дорогах бренных...
147
А мечтаю я
о пятилетке дорог.
Не абстрактных.
Вполне конкретных...
Вы прислушайтесь:
души людские томя,
в черноземах и в глинистой ж и ж е