Уродец “ночной” (ночной дневальный в отряде, и это стало его кличкой) уже какой день не дошивает мне телогрейку, им же до этого переделанную и утепленную (взял синтепон от 2–й, новой телогрейки и вшил в эту, плюс переделал карманы и убрал светлые полосы). От того, как он вшил синтепон с подкладкой внутрь, – внизу, по краю куртки образовался излишек верхней ткани, т.к. подкладка явно короче. Обещал удлинить подкладку, – т.е. надо отпороть ее, наставить и пришить к краю верхней ткани заново. Работы ему тут – на час максимум, по шитью он крупный спец. И вот – под разными предлогами никак не соберется, козел этакий... 90% работы сделал, а оставшиеся 10 – ну никак, хотя шьет по ночам – и не мешает никто, и делать всю ночь нечего, можно сидеть и без помех шить. Не хочет – так и сказал бы, чем вилять и обещать...
13–40
Моего соседа, 20–летнего грабителя, постоянно делавшего брагу, – закрыли вчера в изолятор, но другое чмо, еще более наглое – мой бывший (до Н.г.) сосед по проходняку, абсолютно конченная мразь, нечисть, выродок, которого по стене бы размазать живьем, – продолжает приходить и лазить под соседнюю шконку, где стоит огромная пластиковая бадья с брагой (из–под краски какой–то, что ли, или из–под чего–то такого). Приходит, садится на мою шконку, крышку от бадьи кладет на нее же, – пофигу, на подушку мою, на сложенное в ногах одеяло, куда придется, все это без спросу и без тени извинения, разумеется. Берет с соседской тумбочки кружку – и самозабвенно хлебает это свое вонючее пойло. А вот только что – приводил и еще кого–то с собой, грязную крышку как раз мне на подушку плюхнул (грязной стороной кверху, но все равно хамство запредельное...) – и сидели тут, наслаждались. Наглость – первейшее, определяющее свойство этой породы уголовной мрази, этих животных – людьми их никак не назвать. Кажется, что из одной только бесцеремонной и беспардонной наглости они и состоят. Подумать только, что, защищая СВОИ права от государства, – приходится попутно защищать и вот эту мразь, которую бы – собрать со всего лагеря где–нибудь на большой площадке у столовой, построить шеренгами – и с крыши из крупнокалиберного пулемета, очередями...
24.5.08. 8–50
Опять стычка с “мусорами” – с самого утра в субботу, когда уж, кажется, не должно ничего такого быть. Еще до зарядки вдруг зашел в барак контролер – и у одного из самых омерзительных блатных тут же “спалился” телефон. “Мусор” стал его тащить за руку с собой (на вахту), тот упирался, собралась целая толпа блатных. А тут, едва только вышел из барака “мусор” (один, так и не смог увести), – прется Макаревич (со своим постоянным спутником – здоровенный, как шкаф, СДиПовец. В качестве телохранителя, что ли, при нем состоит?). Просто ходил по баракам перед зарядкой, видимо, как обычно, не из–за этого телефона приперся, – но обход сегодня почему–то начал с нашего конца “продола”. Пришел еще до начала зарядки, к 6–му упражнению вроде ушел на 10–й барак. Все – обратно, с улицы в секцию, я – одним из первых. А эта сволочь “Макар” к концу зарядки – опять к нам! Опять я скорей–скорей выхожу – и в дверях как раз с этой мразью встречаюсь, и он еще и делает мне замечание – мол, зарядка не кончилась, Стомахин! Впрочем, говорил он это не только мне, и потом быстро ушел.
Блатных еще до завтрака вызвали на вахту, в т.ч. и того, у кого “спалился “ телефон, но – не закрыли, на удивление, после завтрака он вернулся. “макар” стоял у столовки, когда мы шли туда и обратно, строил в колонну по 3 на обратном пути. Завхоз наш тусовался около него с колодой наших личных карточек (фотка, ФИО, статья, начало и окончание срока), – я думал, прямо здесь, у столовой, эта мразь сейчас устроит “проверку по карточкам”, но нет, обошлось. Хотя – чисто в отместку за утреннюю потасовку в бараке – со шмоном прийти очень даже могут и сейчас, в субботу...
25.5.08. 6–57
Спать по ночам стало вообще невозможно. Угол напротив меня, откуда выехали “обиженные”, заняли, перетащив туда свои шконки, 2 полублатных хмыря, 20 и 26 лет, младший из которых в прежнем моем проходняке (до Н.г.) спал как раз надо мной. Сидит с 16 лет, с малолетки, а всего срок 10 лет за убийство. Наглейший, абсолютно беспардонный тип; порой кажется, что наглость, хамство, циничная беспардонность и бесцеремонность составляют самую глубинную его суть. И вот этот свой проходняк, крайний у входя в секцию, наискось от меня, они превратили в проходной двор. Там вечно полно народу, – то говорят по нескольким телефонам сразу (громко), то колют наколки, а сегодня всю ночь, с вечера, играли в карты. Я проснулся около 3–х ночи – сидят всей кодлой, играют, да еще – включили в свою незаконную (тайком от “мусоров” сделанную) проводку лампу, которая и через тряпку, завешивающую вход в проходняк, светит мне прямо в глаза, да и вообще ярко освещен весь этот конец секции. Да еще в том конце тоже висит “ночник”, не выключаемый порой всю ночь. Т.е., выключай верхний свет, не выключай – ночью все равно в секции слишком светло, чтобы нормально спать, лампа эта прямо в глаза... Твари, чтоб вы сдохли со своими картами! Раз нет “мусоров”, чтобы вы все погасили и разбежались за секунду, – взять бы да разогнать вас, без предупреждения откинув вашу занавесочку на входе, крепкими палочными ударами!.. Утром выяснилось, что лампу эти подонки просто–напросто выкрутили на ночь из ближайшей к ним люстры на потолке, – утром вкрутили ее обратно.
Ноет зуб со вчерашнего вечера (а вчера к ночи он разболелся сильно, пришлось темпалгин принять). Плохой признак. Не дай бог разболится по–настоящему, как год назад!..
Завтра начинается очередное длительное свидание. Если честно, совсем меня это не радует. Эти 3 неполных дня пролетают мгновенно, а мать – у нее всегда какое–то радостное, праздничное настроение, особенно вначале, когда я только прихожу. Она в упор не понимает, какая в этой радости встречи заключена с самого начала уже трагедия, – возвращение обратно в барак; и какой тоскливый ужас, какая нечеловеческая, изматывающая пытка – тут сидеть. Тоска такая, как будто душу вынимают из тебя живьем, – а она радуется так, как будто ей предстоит меня после свиданки забрать с собой, а не оставить здесь, в этом вертепе...
ИЮНЬ 2008
4.6.08. 9–00
С самого утра, еще до завтрака – вдруг вызывают в штаб, да еще в 15–й кабинет, к тому самому майору Степанову (“Агроному”) – хаму и козлу. Я уж думал – ну, сейчас начнется!.. Ведь никому из них нельзя верить, в т.ч. и оперу, который все изъятые на шмоне в моих баулах 26.4.08 (пока я был на длительной свиданке) бумаги обещал положить мне “на вещи”, т.е. в ход не пускать. Ну, думаю, сейчас как минимум 15 суток ШИЗО, как максимум еще одно уголовное дело лет на 5. Ну ничего, думаю, прорвемся, – ведь это война, настоящая война с государством, а не игра в бирюльки, чего ж ты хотел...
Но тут опять судьба преподносит неожиданный сюрприз: оказывается, приехал Большаков, полковник из нижегородского УФСИНа, с которым постоянно общаются по телефону мать и Е.С. (она даже и лично к нему заезжала в конце апреля, когда в Н.Н. обл. суде рассматривалась моя кассация на отказ в УДО и она ездила на это заседание).
Таким образом, вместо ожидаемой выволочки, угроз и пр. от Агронома имел я (в русиновском кабинете) приятнейшую беседу с Большаковым, – правда, не особо содержательную. Он удивлялся, что по УДО не отпустили в тот раз, спрашивал, когда следующая подача, давал “ценные” советы типа: не идти на конфликт с начальством, не говорить вообще ничего “экстремистского” и т.д., спрашивал, есть ли у меня какие–то проблемы, – в бытовом смысле, разумеется, в бараке и пр., Приятно поговорили и разошлись; типа, можно рассчитывать, что администрация зоны и областной УФСИН “за” то, чтобы суд меня отпустил по УДО и будут его (суд) об этом просить. Тем не менее, в том, что ответ суда будет тот же, что и в прошлый раз, у меня никаких сомнений нет. Документы все собраны, после 7 августа можно подавать (если не навешают каких–нибудь новых взысканий до тех пор), суд будет не раньше сентября. – посмотрим.