22.11.10. 8–25

Комиссия вроде б все же приехала, – вчера вечером, перед самой проверкой, по этому поводу всех собирали в... блатной секции! Ну да, “культяшка” занята, там живут блатные; на улице, говорили, мороз был уже минус 15°, – где еще остается? Я не хотел идти, а когда все же подумал – не заглянуть ли, постоять в дверях, за спинами, как обычно (хотя ясно, о чем будет речь...) – насекомые уже ползли оттуда обратно. Что–то быстро на сей раз им прочистили там их тараканьи мозги – пары минут хватило!.. :) Сказали, судя по разговорам, чтобы не ходили по зоне в одиночку, только толпой (тем паче, назавтра – баня и ларек), и – о, чудо чудное, диво дивное! должно быть, волк в лесу сдох!! – объявили там же решение: гасить свет в 10 вечера, сразу, как отбой! И погасили!!! Я не мог поверить своим глазам, когда это увидел...

Понедельник. Комиссия не комиссия – но у столовки “мусоров” опять не было вообще (как и вчера один раз – в ужин, кажись), все пока тихо–спокойно. С ночи пошел небольшой снежок – и потеплело, мороз еще есть, но не сильный. Зато – сбылось мое предчувствие; и я, право, не думал, что оно сбудется так легко и быстро... Не понадобились даже 40–градусные морозы, хватило и 15°, с первого же раза, в ноябре еще (и зима–то календарная не успела начаться) – как от первого же мороза накрылась медным тазом баня!! :))) Та, новая, деревянная, с железной бочкой–цистерной в качестве бака для воды. Греют эту

8–50

Заходил сейчас сигаретчик, уже дня 2 не бывший, – пришлось передавать ему приглашение через цыгана. Он внес уточнения, – в бане сломался не “тэн” (загадочный – зачем он там? – но о котором говорили как о причине поломки), а трубы, ведущие из котельной, – они старые, прогорают, объяснил он. Так что – бани нет, как и особой печали у меня по этому поводу. По поводу комиссии – сказал, что это из–за побегушников, – оказывается, где–то с неделю назад с поселка (колония–поселение здесь же, сразу за вахтой) бежали три, что ли, “поселушника” – их, разумеется, поймали, и по поводу этого теперь приехала комиссия. Казалось бы, что комиссии по вопросам охраны и побегов делать в лагерных бараках? – но сигаретчик уверенно сказал, что после осмотра поселка она пойдет и в лагерь. Значит – вынос баулов в каптерку и прятанье “всего лишнего” неизбежны, увы... Приехали, сказал, на неделю – как раз до моей свиданки. Дай бог, чтобы не помешали мне в четверг, после обеда, и в пятницу; да чтобы с субботы 3 дня мои сумки никто не уволок из–под шконки сигаретчика на 10–м...

23.11.10. 8–18

Вчера после отбоя один из стремщиков в соседнем проходняке пересказывал только что им слышанный разговор блатных в “культяшке”. Из него выяснилось, что никакая комиссия, оказывается, еще не приехала (и точно, свет вчера уже потушили как обычно – только когда около полдвенадцатого ночи на “продол” пошли 2 “мусора”), ее только ждут, – и ждут, как я понял, все того же неизменного Мурзина. Забавно другое: говоривший блатной (кто – не знаю) жаловался на то, как, мол, задолбали эти комиссии и – sic! – оказывается, стыдно (!) уже просить “мужиков” каждый раз: уберите, мол, “все лишнее”.

Ах ты, надо же, стыдливые какие!! :))) Совестливые, блин!.. :))) Кто бы мог подумать – блатным в Буреполоме стало стыдно уже отрабатывать свои неслыханные привилегии (героин, самогон, интернет и пр.), усердно проводя линию штаба учреждения в массы одураченных (да и без того рабски–покорных и трусливых) “мужиков”! Этак, гляди, скоро блатным здесь станет “стыдно” избивать за жалобы, как было до сих пор, гонять в столовку и на зарядку, а их мерзкому ублюдку “прдложенцу” – стыдно за то, что он ударил меня по лицу и не содержащей конкретных фактов и доказательств наводке Макаревича!..

Я слушал этот их разговор, сидя – пока не пошел обход – на своей шконке с армянином с 10–го, приходящим ко мне уже 2–й вечер. 1966 г.р., сидит по 291–й (дача взятки, – всего 2–й раз встречаю такую статью; 1–й был на “1–й сборке” в Москве), на воле занимался строительством, руководил бригадой нелегалов, был частным предпринимателем, и т.д. Был женат, состоит в зарегистрированном браке, имеет ИНН, платил налоги – и теперь пришел ко мне за советом, как добиться российского гражданства, в котором ему уже 1 или 2 раза отказали. Обо мне он слышал, и даже видел не раз – здесь же, на 8–м, у прежнего “запасного варианта”, с телефоном в руке; и позавчера начал разговор с вопроса: “Я слышал, что ты политический беженец, да?”. Я рассмеялся и сказал ему, что какой же я беженец, если сижу здесь? Он по простоте своей спутал понятия “политбеженец” и “политзаключенный”. Вчера после отбоя принес телефон – я позвонил матери, спросил телефон Ганнушкиной и еще некоторых, ибо как обратиться со своим вопросом в правозащитные конторы типа ганнушкинской и пономаревской, я ничего посоветовать ему не мог.

Но главное впечатление вчерашнего бурного дня – как насел на меня косоглазый блатной азиат, вымогая жратву! По наглости, как я понял, он, пожалуй, приближается к “телефонисту”. Еще позавчера, в воскресенье, вечером, когда я готовил себе ужин, он зашел в проходняк, увидел на тумбочке пустую банку из–под тушенки – и стал клянчить: мол, дай нам вот такую тоже, мы добавим в картошку (столовскую, которую им готовили на плитке шныри; а “мы” – т.к. жрут они все вместе, узбека 4, не меньше, из одной миски, как собаки). Я показал ему (хотя и так было ясно), что банка уже пуста. Он, ни секунды не колеблясь, заявил: ну, дай другую такую же! По счастью, банка была действительно последней, – но наглость этого “простого, как 3 копейки” – дай, мол, другую, раз эта уже пустая! – я оценил.

Вчера, когда я ждал чайник для ужина, он зашел с улицы в “фойе”, тут же увидел меня (среди целой толпы народа, в этом “фойе” бывшей), подошел и спросил: “Есть готовишь?”. Не успел я залить лапшу кипятком и лечь на 5 минут – пока она запарится – он уже явился в мой проходняк, уселся и, с заговорщическим видом, понижая голос и толкая меня кулаком в колено, стал опять требовать (на просьбу это было мало похоже), чтобы я дал ему банку консервов – все равно, каких; им, мол, добавить “только для вкуса” в какую–то, видимо, опять столовскую жратву. Долго, назойливо клянчил; на мои слова, что у меня для него сейчас банки нет, а свой ужин я ему не отдам, говорил так: “давай сделаем об колено”, – я сперва не мог понять, что это значит. Оказалось, что это он из той банки, которой собирался ужинать я, готов забрать половину или хотя бы 1/3, – короче, вырвать хоть изо рта, не стесняясь ничем. Видя, что я не поддаюсь и не соглашаюсь дать ему ничего, он обиженно надулся и стал выговаривать мне, что я ему “вру”, “жадничаю”, у меня нет “понимания”, и т.д. :) Проходивший мимо его тверской сосед и сотрапезник что–то сказал ему по–узбекски; азиат ответил что–то вроде: “Не дает ни хрена!” – и тот, тоже всунувшись в проходняк, попросил “какую–нибудь банку”! Оба сидят далеко не 1–й год; чем они питались до моего перевода на 8–й и что будут есть на ужин после моего освобождения – совершенно непонятно! :))

Между тем, разговор с косоглазым расширялся перейдя постепенно и на мою жизнь в Москве, работу, приговор и т.д. На мои упоминания о розыске, суде и пр. – этот хмырь вдруг спросил что–то типа: много ли хоть я “поднял”, т.е. украл на их жаргоне. Стало ясно, что он понятия не имеет, кто я такой, за что сижу и пр. – хотя чуть позже, под конец разговора, это наглое болтливое чмо не постеснялось заявить, что знает обо мне буквально все, всю подноготную. :)) На мои слова, что запрашивали 7 лет, а дали 5 – “ну ты, наверное, там... (не помню его жаргон, но смысл – дал денег судье, чтобы срок был 5, а не 7); а когда я сказал про справку матери об инвалидности – ответ был в таком тоне, что это я, мол, ловко подсуетился, сделал эту липовую справку... :) Короче, во всем такая вот мразь судит о других по себе и не может понять, что бывают совсем другие люди, другие дела, другие жизненные ценности, кроме – украсть, напиться, нажраться наркоты и пр... Зато когда я – очень скромно и мельком, на его вопрос – упомянул, что работал в прессе, печатался, – глаза у него округлились :) от удивления – о–о, ты, наверное, на воле большой человек, хоть и “сухаришься” здесь, и можешь... писать “надзорки”!.. :))) Вот для чего у них пригождаются все люди с образованием или хоть более–менее грамотные – писать жалобы, чтобы эту грабительско–воровскую шваль побыстрее освободили!.. Постепенно от банок со жратвой разговор перешел к “надзоркам”, к тому, есть ли у меня “знакомые” в Верховном суде (он с хитрой улыбочкой не верил, что нет), к тому, что ему нужен в Москве адвокат – я обещал найти телефон Карена Нерсисяна, а вечером, звоня матери, записал заодно и телефон Голубева. Наконец, уже не раз позванный по–узбекски своими друзьями, он ушел. Было полдевятого – вместо обычных пяти минут на лапшу он отнял у меня полчаса! Лапша, слава богу, не успела еще остыть, т.к. стояла накрытая, – но была уже скорее теплой, чем горячей.