Кроме этого быстро осточертевающего вечного чифирного многолюдья в проходняке – азербайджанская обезьяна, примитивное существо, 6–й раз сидящее и готовое часами рассказывать мне о своей родне и подробностях жизни в нижегородской деревне (на родине не бывало с 1986 года!..), отличается и тяжелой формой паранойи по поводу уборки и чистоты. Чистюля, блин!.. Это грозит мне – несмотря на ее пока подчеркнутую симпатию и вроде бы доброе отношение – тяжелыми скандалами в будущем по поводу уборки, выволакивания тумбочки, выноса “сидоров” из–под моей шконки и пр. – психозы этих чистюль я за 3 года тут изучил уже досконально. То и дело, как все они, жалуется на запах (несуществующий, разумеется). Но – хоть маленькая еще радость и возможность расслабиться – безумие “генеральных уборок” этой зимы и весны, похоже, реально сошло на нет после ремонта и переезда. Вчера опять просто подмели и помыли, без всякого мыла и шампуней, и тумбочки не вытаскивали (вякнул было раз на эту тему мерзкий активист, уходя в баню, – но не только никто его особо не слышал, а даже и сам он, вопреки своей прежней постоянной манере, свою же тумбочку выволакивать тоже не стал. :))) ).

19–30

Длинная, невыносимо длинная, бесконечная эта пятница, полная солнечного света, жары (опять!), беготни вокруг, суеты, бесконечных этих чифиропитий в проходняке, послеобеденной сонной одури, – заснуть не можешь, как всегда, но глаза слипаются, проваливаешься в какую–то дрему, всего–то на минуты какие–то – но потом долго ничего не соображаешь, с трудом приходишь в себя и лишь испуганно смотришь сразу на часы – сколько времени?! не проспал ли ужин или еще что–нибудь?!! Почитать абсолютно нечего, нечем занять голову – и ее забивают до отказа, до полной перегрузки окружающая всеобщая суета, беготня шнырей, обрывки разговоров и ругани, солнце и чифир...

3.7.10. 8–38

Нет, так просто вчерашний вечер не кончился, не думайте; они вдруг начали двигать шконки! Едва я успел поужинать, еще допивал последние глотки чая, – вдруг понеслось!.. Из “32–го квадрата” выволокли одну шконку, поставили в “фойе” – и самому забитому пацаненку из “обиженных” сказали, что теперь он живет там (один; верхний ярус шконки пока пустует). Вслед за этим все шконки по стене секции (т.е. где я) начали сдвигать в сторону двери – чтобы где–то ближе к тому концу втиснуть еще одну, по частям принесенную с улицы. Типа, для все время “поднимающихся” новичков не хватает мест в секции – вот они и придумали ее впихнуть. Командовал всем процессом старший и наиболее злобный “козел”, – даже уйдя в работяги “промки” и тем самым автоматически потеряв статус барачного “общественника”, эта мразь продолжает беспрекословно тут всем командовать. Впрочем, командует она по преимуществу шнырями и разной “красной” молодежью, мелкой, недавно сидящей, робкого (относительно) нрава, не выдающегося телосложения и в принципе неспособной дать отпор ее кулачищам...

Проблемы, как всегда, начались со мной: обнаружилось, что у меня за головным торцом шконки “опять целый склад”, и вся окружающая нечисть тут же принялась орать про “петушатник”, – мол, я “опять развел петушатник”, и т.д. :)) Всякое грязное, неубранное место, всякий беспорядок и т.п. они стандартно именуют “петушатником” – но в то же время от обитателей настоящего “петушатника” требуют, чтобы у них была идеальная чистота и порядок, заправлены кровати, под шконками и на тумбочках не лежало бы ничего “лишнего”, и т.д. Противоречие, однако... :)

Так вот, мою шконку начали двигать – и что–то из лежащего за ее торцом помешало плотно придвинуть ее к соседней. По команде злобного “козла” исполнители с явным удовольствием стали просто вышвыривать мои вещи из–за шконки, – бросали, не глядя, куда попадут, и все это разлеталось по полу, под соседние шконки. Банный пакет вышвырнули так, что зеленое полотенце для головы, лежавшее в нем сверху, вывалилось прямо на грязный пол. Большую доску, вставленную за торец шконки, чтобы все барахло не съезжало под шконку, выволокли вместе с маленькими фанерками. А уж как они двигали мою тумбочку!.. Наполовину придвинули к стене, а доска, на которой она стоит (чтобы удобно закрывались дверцы), наполовину осталась торчать слева из–под тумбочки, подвинутой сантиметров на 50 вправо. Еле–еле мы с “ночным” поставили ее ровно, отодвинув от стены и пододвинув под нее как следует эту доску – а потом еще, почти до самой проверки, вместо того, чтобы полежать после ужина и чая, я собирал все расшвырянные этими подонками вещи и распихивал по местам за шконкой...

Одно только приятное событие сопровождало этот погром, – верно говорят, что нет худа без добра. :) Азербайджанская обезьяна пришла, когда мы уже выровняли тумбочку, посмотрела на нее – и решительно наконец–то вытащила из тумбочки эту проклятую коробку многодетного шныря–дауна, запихнув ее под свою (и его – сверху, на 2–м ярусе) шконку. Ура! Шнырь, давно уже обещавший мне сам убрать эту коробку под шконарь, пришел, увидел – и ни слова не сказал! Так что хоть от этой чертовой коробки, занимавшей полтумбочки, наконец я избавился.

Палыча не было вчера и пока что, странно, до сих пор (9–00 уже) нет сегодня (суббота). Неужели таки 2 выходных подряд?!. :)))

5.7.10. 8–25

Усталость, вымотанность, нервное истощение такое, что совершенно нет сил. Да еще эта жара опять – весь мокрый, потный... Хорошо хоть, пока еще не такой жуткий зной, как был недавно.

Понедельник. Началась 37–я неделя до конца. Прошедшая 38–я ознаменовалась короткой свиданкой во вторник, да еще тем, что вчера я наконец постригся. С утра, пока все спали, , и Палыча до 11–го часа не было, – смотрю, местный специалист–парикмахер стрижет тут одного из новеньких стремщиков, недавно приехавшего. Ну, я к нему – и он без споров постриг и меня, причем лучше, чем тот уродец с 8–го барака. А он – ходил к нему позавчера вечером, после отбоя – отказался меня стричь: мол, “нет насадок” к его машинке. Странно, – столько лет были, и вдруг нету! Куда ж они делись–то?! Я так понял, что дело в другом: просто этот тип устроился работать в теплицу, целый день его нет на бараке – и после рабочего дня ему просто неохота возиться еще и со мной, со стрижкой. Сволота... Одно радует: осталось мне тут всего 2 стрижки – в начале октября и в начале января 2011 – и домой!..

Местное блатное чмо (теперь самое здесь блатное), то самое, что в мае по поручению Палыча давило на меня по поводу моей сумки и каптерки – повадилось теперь, сука, пользоваться моим “киловаттником”! Шныри, разумеется, сообщили – один из них, самый злобный, бывший мой сосед на 13–м, позавчера сперва сам приходил и просил – типа, для себя. Я отказал. Позже, только я сел ужинать – явилось это блатное чмо и начало клянчить. Мол, под его ответственность, оно мне ручается, если что – само “затянет” мне новый, и пр. (а до тех пор ни постирать, ничего...). Эта чума наркоманская, постоянно ходящая обколотой (и все знают!), имеет моду мыться каждый вечер в туалете – вот для того, чтобы нагреть воду, ему мой кипятильник и понадобился. В баню не ходит – моется только здесь. Была тут у блатных куча больших чайников, которыми они грели себе воду, в т.ч. для мытья, – так сейчас, оказывается, почти все их сожгли, и до моего единственного кипятильника добрались... Да еще ладно, позавчера блатное чмо это хоть само пришло просить “под свою ответственность”, – вчера после отбоя оно уже просто прислало за моим кипятильником шныря, тот нашел меня во дворе. Да еще какого! – недавно приехавшего 19–летнего полного раздолбая, растяпу, которому ничего нельзя доверить – и постоянно получающего за это от всех по башке. Я дал, скрепя сердце, – обошлось и на этот раз, не сожгли. Но больше, а тем паче шнырям, хоть этому, хоть другим, я “киловаттник” не дам. Тем паче, что пользы мне с блатных никакой, да и единственная, какая могла бы быть – телефон, но на этом бараке мне никто из них телефона не даст...

Вообще, “хождение в народ” на эти 5 лет получилось у меня замечательное, очень поучительное. Я уже писал об этом, но повторение – мать учения. Сходил, съездил, посмотрел, убедился. В том, что вокруг – быдло, быдло и быдло. Серые, тупые, примитивные, одноклеточные организмы (жаль, что не “микро–”...). Нечисть, короче. “Чьи цели в жизни – выпить и украсть”. Больше их ничего не интересует – ни на воле, ни здесь (ну, здесь – еще чай и сигареты, как же без них!..). Твари тупые... И даже лучшие из этих здешних, с кем я еще хоть как–то могу общаться, хоть поговорить о чем–то, – увы, такие же, и говорить мне с ними, по сути, не о чем. Вот приходят каждый вечер цыгане (те, что раньше приходили к этой мерзкой злобной горилле, своему соплеменничку, а старшего из них я знаю еще с 13–го, он приходил туда к старому хрычу, жившему напротив меня). Вот любитель моих сигарет заходит каждый день, и не по разу – в основном за сигаретами, но бывает и так просто, поболтать, посидеть. Но говорить и с ним тоже мне совершенно не о чем, хотя вообще он парень и неглупый, и с характером, не трусливый, даже отчаянный, если надо. Это было одной из причин, почему я обратил на него внимание, – как он выдавил тогда, зимой, стекло на короткой свиданке, или послал подальше отрядника 12–го у столовой (еще будучи “ночным”), или убегал от “мусоров” с телефоном в кармане... Но и он тоже – полукриминальный тип, любитель на воле выпить и покуражиться, погонять на мотоцикле по округе, да еще музыку включить на максимальную громкость, и т.д. Этакая разгульная, лихая (в пьяном виде) пустышка, имеющая, правда, профессию маляра–штукатура. Но говорить мне с ним, по сути, не о чем, – он так же, как и все они, замкнут в своем мирке, в своих девках, мотоциклах, машинах, родственниках, гулянках и водке... Ни интереса к глобальным, внеличным вопросам, ни каких бы то ни было убеждений, общетеоретических взглядов на жизнь, ни моего неуемного желания повоевать с Системой, ни моей ненависти к ней – хотя он сидит уже 3–й раз, с малолетки еще, почти половину из своих 27 лет – в нем нет и в помине. Скучно страшно, вся жизнь – один быт, гулянки, водка да бабы, и говорить с ним решительно не о чем. Так же и с цыганами, хотя старший из них много ездил, повидал, на воле (по его словам) к криминалу не относился, жил цивилизованно, работал... Но с ним – в общем–то, еще меньше есть тем для разговора (кроме разве что тех мест и городов, где бывали и он, и я). Второй – молодой квартирный вор – цыган, сидящий уже 5–й, что ли, раз, – вообще одноклеточный, и только лагерь и зэков в нем знает хорошо, в отличие от 2–го. Они приходят – и вот уже 2–й вечер в моем проходняке пускаются в длинные беседы не со мной, а с азербайджанской обезьяной – про Дальний Восток, где та долго жила и хорошо знает, а эти двое вообще не бывали. Мне, честно говоря, эти рассказы, как куда там проехать, и по какой дороге, и где в какой город (Находка, Большой Камень и пр.) сворачивать – не только не интересны, но даже раздражают. Про эту обезьяну, тоже любящую покалякать со мной, даже и говорить нечего, – примитивная тварь, кроме бесконечных рассказов про свою жену на 10 лет старше, про свою деревню, хозяйство, скотину, ферму, трактор, рыбалку и т.п., ни о чем более мне интересном говорить не способная в принципе.