Изменить стиль страницы

27.6.10. 8–35

Феерия жары... Неделя мучительной, невыносимой, убийственной жары на улице и духоты в бараке... Вчера, говорят, в тени было под 40, а на солнце – и все 50°, даже больше. Охотно в это верю, хотя мать говорит, что по телепрогнозам в Нижнем всего +31°. Вчера и сегодня – с самого утра уже весь мокрый, хотя до этого сильная духота начиналась только после обеда.

Событий пока никаких – только вот сейчас узнал: опять приезжает Мурзин! (Какая–то шишка из облУФСИНа.) Опять, значит, начнут все выносить и прятать!.. А я как раз только вчера достал наконец–то свой вещевой баул из каптерки, где он простоял месяц или больше – еще до той страшной комиссии в мае его туда закрыли. :) И, оказалось, нервничал я не зря. Беру у завхоза ключ, захожу – а на встроенном шкафу, куда я, по настоянию того блатного чма, поставил тогда сумку, висит замок! А оно, помню, говорило, что, мол, “мусора” просят туда замок не вешать, и его не вешают; да и сам лазил не так уж давно – было открыто. На всякий случай осмотрел все полки – моего баула нигде не видно. Иду выяснять, – говорят, что ключ от этого шкафа у одного из блатных, возвращенных на 11–й после прошлогодних осенних раскидываний. Иду в “культяшку”, где сейчас живет вся блатная шваль, – все дрыхнут! (А тот, что мне посоветовал поставить в этот шкаф, вообще сейчас в ШИЗО.) Пришлось ловить его после проверки – а он (я так и думал!..) говорит: там твоей сумки нет, оттуда (из шкафа) все убирали! Я говорю: пойдем посмотрим. Пошли. Точно, в шкафу ничего нет. Я говорю: куда ж она делась?! Он встает на стул, начинает рыться на самой верхней полке – и точно: там я в конце концов и нахожу свою сумку, запихнутую за все коробки и клетчатые “сидора”. Слава богу, все цело.

28.6.10. 15–30

Писать все так же не о чем. Вчера перед 7–часовой проверкой наметилась было гроза, задул ветер. Все замерли в радостном предвкушении, – наконец–то кончится этот зной! Не тут–то было: лишь прогремело несколько глухих раскатов грома, да прошел небольшой дождик – минут на 10, не больше; грибной, т.к. и солнце светило, тучи не закрыли все небо, как при настоящей грозе. До проверки он уже кончился. Сегодня с утра – вышли на завтрак – вдруг опять черное, грозовое небо и раскаты грома. И опять – ничего больше, ни дождя, ни настоящей грозы. Но, слава богу, стало немножко попрохладнее; жара, собственно, еще не кончилась, но градус ее все же понизился.

А вокруг – все то же, все та же мразь и нечисть, все то же убожество и бессмыслица. В соседнем со мной проходняке, на верхней шконке, поселился со въезда обратно в секцию тот мелкий злобный сморщенный старикашка, алкаш из алкашей (видно четко по физиономии), что был моим соседом здесь, на 11–м, еще в том году. Он и в столовке сидит напротив меня, за соседним столом, прямо у меня перед глазами, а теперь и здесь та же позиция – прямо впереди, в 2–х метрах. Старикашка этот меня ненавидит (инстинктивно; даже нет смысла спрашивать, за что. В лучшем случае, можно докопаться до того, что я ем колбасу, живу вообще по–другому, лучше его, сильно отличаюсь, и т.д.

[Запись оборвана, скобка не закрыта.]

16–05

Прервал многодетный даун, явившись с полной сумкой из ларька. Понедельник – и он уже снова сходил туда! :) Накупает с каждым разом все больше и больше, все подряд, особенно сладкое; кофе уже несколько банок за раз. Очень интересно, на сколько еще ему хватит денег, и что будет, когда они кончатся... :)

Да, о старикашке. Злобная эта тварь теперь следит за мной и в столовке, и в бараке, когда только не сидит ко мне спиной, не спит или не читает случайно попавшуюся газету. Исключительно, непередаваемо злобная нечисть, и на всех–то рада погавкать, побормотать себе под нос ругательства; но уж на меня – это, похоже, стало смыслом ее жизни. В столовке эту мразь бесит мое отношение к баланде – еще в том году, заметив, что я нюхаю миску с капустой, уже стала злобно ворчать и бормотать что–то себе под нос. С тех пор – стоит мне скептически покачать головой, увидев уж особенно мерзкую баланду, как это существо начинает исступленно–злобно что–то вякать мне через 2 стола. Я в ответ посылаю его куда подальше. А тут еще и на бараке – это чмо буквально следит теперь за мной – ем ли я, пью чай, обмахиваюсь журналом от жары – следит, следит пристально и, случайно встретившись взглядом, норовит успеть пробормотать мне что–нибудь оскорбительное (как будто насекомое, типа вши или таракана, может меня оскорбить!.. :); а поскольку с некоторых пор встретиться со мной взглядом у него практически перестало получаться :) – то все гадости обо мне, которые “видит” глазами, тут же сообщает находящимся ряжом соседям.

А ненависть у этой твари – да, инстинктивная. Бессознательная. Другая порода, другая раса, другой образ жизни... Колбаса, или моя фигура, над которой вовсю и постоянно вся эта мразь тоже глумится (а мне плевать! :) – это только предлоги, только внешнее...

Опять грохочет музыка в секции, не давая думать и писать. Поставили мощную колонку на стул, подключили к “шарманке” у блатных в “культяшке” – и сегодня подъем впервые происходил не в виде криков и трясения шконок – а под вдруг заигравшую громкую музыку тут же встали почти все. “Ночной” сказал мне, что это блатные, после того, как накануне вставали долго и плохо (воскресенье все же было), решили заставить все вставать по подъему таким вот образом. Блатные здесь навязывают всем остальным “мусорское”, то есть режим, постоянно и упорно, никого и ничего не стесняясь для осуществления этой цели. И 2–х прежних блатных (оба – здоровые, но один – просто лось, громила!) вернули сюда, несомненно, для этого же: чтобы они своим блатным авторитетом “пацанов” держали в кулаке и в подчинении администрации барак, который так и не удалось (пугали прошлой зимой!..) сделать “полностью красным”...

Прошла 39–я неделя, ничем особенным не отмеченная, началась 38–я, сегодня понедельник. Завтра – короткая свиданка с матерью и Мишей Агафоновым. Осталось мне 265 дней.

ИЮЛЬ 2010

1.7.10. 9–30

Очередная безумная неделя... Уф–ф–ф!!! Только что пришел из бани (четверг). А описывать надо столько, не забыть бы половину, как обычно...

Подхожу к “нулевому” – впереди, спинами ко мне, стоит комиссия (человек 10)! Очередная!!! :)))) Она таки приехала еще во вторник и была 1–й новостью, которую я узнал, выйдя с короткой свиданки. Опять тот же Мурзин (?) и кто уж там с ним еще, не знаю. Вчера они бродили утром по тому “продолу” (здесь, на бараке, разумеется, паника, вынос и прятанье всего и вся, как обычно; ожидалось даже какое–то “построение”, но не состоялось), была в “варочной” и вроде бы в бане. Говорят, разнесла местное начальство – и сегодня, к моему изумлению, впервые за мои 3 года здесь в бане появились тазики – жестяные тазики производства местной “кечи” с надписью на боках “БПК” (банно–прачечный комбинат). Так вот, иду – вижу их впереди, у “нулевого”. Блин, а мои–то сумки из–под шконаря, небось, уже выкинули в общей панике?!. Тут комиссия заходит на 1–й; я иду в барак – сумки на месте! Уф–ф–ф!!!... Пока доставал на следующий раз чистые вещи, доставал грязные из пакета в стирку и пр. – “комиссия на контрольную!”. :)) Обошлось. Повезло еще раз... :))

Вчера ничего написать не дали, хоть я и хотел – целый день вдруг сплошные разговоры, болтовня с окружающей швалью, что вообще–то бывает нечасто. Первым – еще с утра, во время паники “по комиссии”, прицепился мерзкий активист, выкидывавший в апреле мою кошку в окно. Мразь из мрази, нечисть – и дурак, 22–хлетний молодой дурачок, бессмысленная тварь – смысла никакого, но понтов хоть отбавляй. Прицепился к моим сумкам под шконкой, я ответил довольно резко, он взбеленился, уселся у меня в проходняке и стал со мной ругаться. Я лежу (все самые лучшие “базары” – только в лежачем виде у меня :), он сидит, вокруг стоят зрители – и он старается для них. Все норовил, в меру своего понимания оскорбительного, назвать меня в женском роде. :) Я в ответ, в общем–то, сказал ему все, что хотел. Не только о нем одном, разумеется: вы насекомые, ребята (он мне в ответ все твердил, что я, мол, животное и веду животный образ жизни – все лежу, мол... :), совершенно бессмысленные твари, живущие только простейшими инстинктами, вы – как муравьи в муравейнике; у муравья нет ни имени, ни личности, он неотличим от тысяч таких же, населяющих муравейник, и когда он помрет – никто там плакать о нем не будет, народятся тысячи новых – и так по кругу. И главный вывод – эх, поджечь бы ваш муравейник, ребята! (Не только этот, мелкий, зоновский, – и весь бы, размером в 1/7 земной суши, я бы не пожалел; хорошо бы хоть одну АЭС как–нибудь взорвать, да поближе к Москве. Но до этого разговор не доходил, это просто мысли за кадром, за кулисами этого разговора.) Когда зрители, устав, разошлись, разговор быстро иссяк: я кратенько объяснил этой чуме (а в разговоре один на один ей уже не перед кем кривляться – поневоле приходится слушать), что нормальные люди в мире судят обо мне по написанному мной (а его, написанного, за 16 лет уже много :), а не по фигуре и объему тела (излюбленный конек глумления этой твари), и спросил, ЧТО есть за плечами у нее. Она раздраженно взвизгнула: ну почему обязательно за плечами?! – но перечислить, что там, за плечами, есть, ничего не смогла, и на этом разговор закончился сам собой.