Изменить стиль страницы

Радость: вчера вечером Е. С. успела сказать, что на сегодня договорилась встретиться с Сашей Майсуряном, отдать ему мои бумаги. Дай бог, не сорвалась бы эта встреча!.. Телефон быстро отняли из–за идущих по баракам "мусоров", больше ничего я узнать не успел, – но, может быть, всё же не напрасны были мои душевные мучения, нервы, переживания. Может быть, отсюда всё же удастся что–то донести до мира...

14–50

Как обидно, что самый близкий, самый понимающий ещё недавно, ещё полгода назад человек, – теперь не понимает, и использует моё беспомощное здесь положение для цензуры... Е. С. так и не встретилась с Майсуряном – говорит, встреча сорвалась, но что–то подозрительно, что всё время встречи на тему отдачи этих злосчастных моих бумаг срываются... И отдавать их она не хочет, и пытается отговорить от этого дела меня, – но и сама ничего не делает из того, что обещала и собиралась делать после отказа в УДО... А я, – ну что я могу? Настаивать? Да, я, конечно, буду настаивать, но для этого надо поговорить с Майсуряном, а это – большая проблема здесь. Самое–то обидное – что ссориться–то с Е. С. я абсолютно не хочу, но если настаивать, то это неизбежно; но и отступать я тоже не хочу, – хватит уже уступок! Нет, это не самое, САМОЕ обидное будет – если ссора случится, тексты будут отданы и доставлены по назначению, – и всё равно не будут напечатаны! Все усилия и волнения – зря... Предчувствие и привычка готовиться к худшему мне подсказывают, что так и будет.

...Писал–писал – а кошка Манька, сидевшая рядом, пошла – да и уселась (улеглась, точнее) прямо на этой вот тетради...

Что ж, – пока придётся учиться публиковаться через жопу. Причём в буквальном смысле. Текст мелкими буковками занимает 3 тетрадных листа; они скручиваются тугой трубочкой, обматываются нитками, обматываются кусочком полиэтилена – и засовываются поглубже в задницу. В тюрьмах и мобильники так носят, неужто я статью на 3 листка не пронесу? Скрутил пока чистые листы, попробовал, – нормально. Не выпадет даже при приседании, надеюсь. Только вот вытаскивать потом трудновато, не ухватишь пальцами. Это – в заду, стихи – в памяти. Пронесу!..

19.3.08. 8–00

Опять "мусора" строили отряд в "локалке" столовой после завтрака. Один – маленький и особо наглый – ещё и говорил, что, мол, "это ваша обязанность – построиться по первому требованию администрации". Представляю, как бы он удивился, если бы вот подойти к нему прямо здесь – и сказать, что вот лично моя, например, обязанность, – это всех таких вот, как он, кто носит эту форму и служит этому государству РФ, убивать. И как я мучаюсь, что не могу пока эту свою обязанность как следует исполнять...

Навязчивая идея: не просто убивать их толпой тут же, в "локалке", а конкретно отрывать голову. Сперва несколько человек (другие несколько его держат) просто берутся за его башку руками – и поворачивают её на шее назад, так, чтобы шейные позвонки захрустели вовсю. Это именно то, что называется "свернуть шею". Интересно засечь, на какой секунде он умрёт, на сколько его хватит. Думаю, ненадолго. Потом – уже мёртвому – голову ему толпа просто отрывает (надеюсь, сил–то у целой толпы на это хватит?) и бросает на землю. Будет ли хлестать кровь из порванных артерий, или нет? – ведь сердце её уже не гоняет, это уже труп... В общем, всех, кто носит форму, имеет чин, звание и состоит на госслужбе РФ – я лично, своими руками мечтаю убивать, отрывать головы, рубить топором на куски, расстреливать в упор. Очень надеюсь, жизнь ещё даст мне этот шанс, даст возможность отомстить за нынешнее унижение. Сколько у нас всего вместе личный состав МВД, ФСБ, Минобороны, СВР, ВВ и т. д.? Больше миллиона, это уж наверняка. За каждый день этих 2–х лет, мною уже просиженных, я считаю вполне законным, адекватным и заслуженным уничтожать ежедневно по 5 тысяч (минимум) этой государственной сволочи. Я бы и своими руками, из пулемёта крупнокалиберного, не погнушался бы выкосить эти 5 тысяч, да хоть и весь миллион офицерья, чекистов, ментов, прокуроров и пр. – жаль только, нет пока такой возможности. Очень прошу Судьбу и очень надеюсь, что в жизни ещё у меня эта возможность будет. А иначе – ЗАЧЕМ, собственно, вообще я живу?

12–45

Избиение в раздевалке толстенным дрыном Шрека – того самого уродца – "обиженного", полуживотного, с затруднённой речью и явно умственно отсталого, уже под 40 лет. Украл он у соседа по бараку пакет с майками и трусами, а до этого, по словам того же соседа, – возможно, и новый кипятильник, неожиданно пропавший, пока все ходили на обед. Но непосредственным поводом, как говорил один из инициаторов расправы, было то, что Шрек перед этим подошёл к кому–то из молодых ребят–"мужиков" (то есть рангом выше его в этой омерзительной кастово–иерархической системе) и попросил: "сделай–ка мне кипяточку". Избивал его сперва блатной из самих же "обиженных" (аристократия касты неприкасаемых, так сказать; среди просто блатных они точно так же бесправны, как и вообще все "обиженные", и потому–то, должно быть, к своим жестоки до безумия, до садизма). Дрын для этого ему прямо в момент избиения вручили "обычные" блатные, а кое–кто из них потом ещё добивал Шрека (уже не оравшего, как при битье палкой, в полный голос) ногами. Зажали в углу и избили, короче... Одни животные избили другое. Хорошо хоть, скоро этому бедолаге домой, – 21 апреля.

Закрыли в ШИЗО Юрика–заготовщика – того самого моего соседа, с которым мы последние недели постоянно возились, смеялись, в шутку дрались и т. д. Закрыли ещё того уродца – соседа с другой стороны, – который был тут "главным по браге" и не давал покоя ни днём, ни ночью. Хоть дней пять отдохнуть от него, – и то счастье. Закрыли ещё и того маленького, но жутко задиристого "обиженного", который не так давно тоже избивал Шрека – за непочтительный тон, грубо говоря. Кроме "бражника", попавшегося в день шмона отряднику с канистрой браги в руках, остальные виноваты только в том, что не вставали по подъёму (5–45! Совсем охренели, суки, в такую рань поднимать!) или спали днём.

1196 дней осталось, 157–я неделя идёт моего заключения. Не вырваться мне отсюда. Тоска...

20.3.08. 22–15

Подонки, ей–богу! Народ подонков и рабов, – здесь это видно очень хорошо. А Е. С. ещё советует делать окружающим как можно больше добра. Делал: раздавал тут нуждающимся, из тех, что поприличнее и не такие наглые, сигареты (тут вечная проблема с куревом). Доставал, когда подходили просить, прямо у них на глазах, из сумки, висящей над изголовьем шконки, не прятал, не скрывал, откуда беру. Так вот, – прихожу сейчас с вечерней проверки – а этот пакет висит, явно вывернутый со своего места, явно лазили в него и на место не потрудились заправить. Заглядываю внутрь, – точно, одного пакета с сигаретами (всего их было 2) уже нет! То есть, это мог сделать только тот, при ком я их доставал, тот, кто точно знал, где они лежат. Им делаешь добро, а эта мразь потом как ни в чём не бывало у тебя же и ворует...

21.3.08. 10–54

Всё, кончилась лафа – в баню поодиночке больше не пускают! Пошли было вдвоём с Сапогом в половине десятого, – но не пропускает СДиПовский "нулевой пост" у бараков. Завхоз вчера составил и подписал у Макаревича список на "свободный ход" по зоне; а когда я, узнав об этом, зашёл к завхозу, – 5 минут, как вернулся мой сосед, занесённый в список, и рассказал, – так завхоз уже говорит, что список успел отдать. Врал, скотина! – это ясно, хотя ничего плохого я ему не сделал. Напиши, говорит, заявление и дойди до Макаревича. Так что пришлось с этого "поста" переться назад в барак, – хорошо, что, как вернулись, один из "общественников" повёл кого–то куда–то, и к нему пристроились сразу несколько человек – в баню. А то бы – как обычно: ни встать, ни сесть, ни раздеться...

А с какой мразью и падалью приходится жить в одном бараке, под одной крышей, – просто не описать словами. Прихожу сейчас из бани, собираюсь вешать сырые полотенца сушить, – на раме верхнего яруса шконки у меня натянуто было для этого 2 "верёвки" из толстой капроновой нити, очень здесь ценимой. Просто не из чего было в тот момент верёвку сделать, кроме этой "капронки". Так вот, оказывается, одной нитки уже нет – перетёрли и оторвали, остались только те кусочки, что с двух сторон были привязаны к раме шконки, со следами перетирания на них...