Тапки из кожзаменителя, купленные еще в прошлом ноябре у старого хрыча Пятака за блок сигарет, совсем порвались. Такое дерьмо оказалось!.. Хотя я и не ждал чего–то выдающегося, – хорошо хоть, на один сезон хватило. И подошва вся потрескалась и искрошилась, и верх потрескался, а в одном месте порвался – я зашил нитками, В чем буду ходить следующее, последнее здесь лето, – неизвестно...

Больше всего писать и вообще работать (над дневником особенно) мешает идиотик–сосед сверху, на 2–м ярусе моей шконки (а до моего перевода сюда жил на 1–м). Господи, за что мне такое наказание? На 13–м был старый идиот–сосед, вшивый, все сидел часами и таращился на меня; здесь – молодой такой же, только без вшей. С часов 11 вечера до проверки спит; потом – слезает, начинает жрать (занимая табуретку, когда мне надо ужинать), пить чай по 10 раз в день и пр, а поев и попив – хорошо еще, если сидит и смотрит часами, неподвижно, в одну точку, с отрешенным выражением лица, , – а то может, как все идиоты (и тот, что мне на 13–м окно загораживал, а теперь он здесь; и подонок “чечен”, живший в моем проходняке год назад на 13–м), встать здесь же, в проходняке – и часами стоять, оперевшись о шконку. Безошибочный признак идиота! Мимо него могут 2, 3 человека поминутно ходить туда–сюда, в проходняк и из него, протискиваться, толкать этого придурка, просить выйти, сесть, подвинуться, – он все равно несокрушимо будет стоять, несмотря на все толчки и просьбы. Впервые я с изумлением наблюдал это (естественно, еще не понимая, в чем дело) в 1–й же вечер на этом бараке, когда мимо этого столбом стоящего идиота, протискивался туда–сюда сто, наверное, раз, таская из баулов, стоявших в “фойе”, свои вещи...

9–45

Пока писал о нем – этого идиота как раз вызвали в штаб, в 6–й кабинет. Разбудили, подняли, он долго упирался, не хотел идти, нес какую–то околесицу, что, мол, все равно “мусора” придут на проверку и его заберут, и пр. В общем, действительно впечатление, что с головой не все в порядке. Уговаривать его и настаивать, чтобы он пошел, приходила вся блатная кодла. Наконец, с трудом, вроде увели. А почему я о нем так подробно, – вчера был забавный (но и плюнуть охота!) разговор. Оказывается, он еще до моего переезда сюда допустил “промах” (по местным, разумеется, понятиям): поставил какой–то “бокал” или кружку на какую–то (не понял точно, какую) полку “обиженных”, т.е., как вчера ему тут говорили, “отдал пидорасам”. Корили его этим то один, то другой из соседей в проходняках дальше, к середине секции. Один из них, какой–то полублатной, как я его воспринимаю, – вдруг и мне заявил, что, мол, хоть вы тут смотрите за ним... Я достаточно резко ответил, что я ему не нянька, и у нас с этим полублатным произошел небольшой “рамс” (как, опять же, здесь говорят). Оказалось, что еще один (полу?)блатной, в том же проходняке, по виду матерый такой бандюга, примерно мне ровесник, это услышал – и захотел со мной пообщаться. Сказал, что того, который “наезжал” на меня, он вразумил (“довел” до него, что так обращаться к людям нельзя. :) Интересно, на сколько времени подействует...), а мне стал объяснять, что, мол, этот мой сосед и впрямь не в себе, за ним, мол, таки надо приглядывать. Я сказал, что, по моим наблюдениям, он вполне здоров, несмотря на внешние странности, – поесть–попить, покурить, поспать, сходить в баню, найти или попросить все, что ему необходимо, вполне способен и не забывает. За эти наблюдения я удостоился от собеседника комплимента, что я человек далеко не глупый. :) Но главная опасность, оказалось, в другом: этот бедолага может, оказывается, по недопониманию что–нибудь взять у “пидорасов”, и из–за этого “общество”, законы которого он этим нарушит, вынуждено будет его от себя оттолкнуть. Вот чтобы “не потерять его”, меня и просят присматривать за моим соседом. Я привожу тут всю эту демагогию не дословно, но весьма близко к тексту. Хотелось, конечно, мне ответить, что, м.б., этому “обществу” лучше было бы “оттолкнуть от себя” вот эти вот нелепые, дикие, преступные гомофобские предрассудки и отказаться от полностью надуманного, выдуманного из головы кастового деления людей по каким–то несуществующим различиям. Но – не стал: какой смысл? Это тупое, окостеневшее в своей гомофобии быдло не переубедить словами, тем более когда их тут толпа, а ты один. Не слова тут нужны, а другие аргументы, сила нужна... За дискриминацию по признаку сексориентации этот народ нужно наказывать жестко и беспощадно. Именно народ, а не государство даже.

19.9.09. 16–55

Вот он, вот он, этот идиотик – мой сосед со 2–го яруса шконки! Стоит в проходняке, облокотясь спиной о соседнюю шконку, то скрестив руки на груди, то подперев рукой подбородок и жеманно наклонив голову на один бок. Так он стоит уже несколько часов – по крайней мере, как пришли в 2 часа с обеда – и то смотрит куда–то вдаль туманным взором, то с любопытством поглядывает, ЧТО я делаю. Я за это время – под его присмотром и протискиваясь временами через него – достал из–под матраса маленькую “демисезонную” телогрейку, перешил на ней бирку (с 13 отряда на 11–й), достал оттуда же жилетку, с таким горем доделанную с прошлого ноября в этом августе, переделал на ней петлю, пришитую дураком Юрой на самый верх, переставил пуговицы, чтобы была она мне не так велика. Жилетку пока убрал обратно под матрас и все заново там переустроил, чтобы без телаги удобно было лежать, было что–то подложено под поясницу. День сегодня холоднющий, – по временам солнце, но весь день ужасный, леденящий ветер. Без телогрейки уже холодно, даже трикотаж в 2 слоя (“тепляк” и тоненькая спортивная курточка от “Армани”) уже не особо греет. Обидно, – всего ведь середина сентября! Тем не менее, на ужин сейчас, по яркому солнцу, придется идти уже в телогрейке – попробую, обновлю этот сезон. А уж о проверке в полдесятого вечера нечего и говорить...

Этот долговязый, лет 25–27, но уже весь плешивый идиотик–сосед, странное дело, еще ничего сегодня не жрал, как обычно после его подъема часов в 12 или позже, не занимал табуретку. Попил только кофе с шоколадом. В столовку не ходит вообще, в ларек тоже – питается, видимо, с полученной недавно посылки (при мне, за вот уже 10 дней на 11–м, он никаких тюков не приносил, да и вышел только 1 раз – в штаб, в 6–й кабинет). Самое забавное, что здесь, в бауле под моей шконкой, он держит “растилку” и брикеты лапши б/п 9без упаковок – почему я и думаю, что это посылка, а не ларек), а что получше – консервы, шоколад, лимоны и т.п. – держит где–то у блатных в той секции, в самом ее начале, отделенном перегородкой, где живут самые наиблатнейшие из блатных. Сегодня недоеденные полшоколадки он отнес именно туда, а на днях оттуда раза 2–3 приходило самое старшее по блатной должности на этом бараке блатное чмо (из блатной верхушки уже общезоновской, но по возрасту, росту и всем прочим параметрам, в том числе интеллектуальным, весьма мелкое и ничтожное. На 2–й же мой день на 11–м, перед утренней проверкой, во дворе, при широком стечении блатоты, неспровоцированно наехало на меня из–за запрета книг и прессы якобы по моей вине.) и спрашивало у идиотика, полуспрашивая–полуутверждая, впрочем: “Я возьму у тебя половинку лимона?”.

То, что эта плешивая харя стоит и часами пялится (иногда, впрочем, сидит) – это еще полбеды. Настоящая беда в том, что она жрет и занимает проходняк и табуретку именно тогда, когда мне надо ужинать, – с полвосьмого до десяти вечера! Когда как, конечно, – порой оно успевает закончить и раньше. Но вчера я пришел с ужина – а оно уже все собрало, положило в мисочку, нарезало хлеб – и ушло кипятить воду! Блин!.. Время – 20 минут 8–го. Я мог (и хотел было), пока оно кипятит, а мисочка, хлеб на дощечке и все прочее лежат на верхней тумбочке, взять табуретку, поставить и как ни в чем не бывало начать готовить себе, – но ведь эта тварь же не успокоится, она найдет другую табуретку, усядется рядом (как однажды уже было, когда ей, видимо, надоело ждать, пока я поем) – и ни войти в проходняк, ни выйти, ни сходить вскипятить чайник будет невозможно!.. Сука!!! Полвосьмого залила свою лапшу с нарезанным туда салом кипятком, открыла банку шпрот, месила, мешала, еле–еле, неторопливо, как во сне, все это, подливала еще водички в лапшу... 20 минут – с 19–30 до 19–50 – на одну только подготовку к еде; наконец в 19–50 где–то начала жрать, и к началу 9–го вроде бы закончила. Ура!! Чай можно попить и без табуретки, сидя или вообще на ногах. Я тут же быстро начал готовить себе. Сходил проверил в “культяшку” – смотрят не ТВ, а какой–то фильм по DVD, так что ко “Времени” в 21–00 можно не торопиться (да и все равно бы уже не успеть). Залил кипятком, стал ждать положенные 10 минут, – тут подходит местный владелец “трубы”, на которую мне звонит мать. Она уже звонила, и он обещал ей, что позже он даст мне “трубу” перезвонить ей. Но после ужина сразу явился–таки “телефонист”, и я звонил с его телефона. Местный это видел и спросил, нужно ли мне еще звонить, – ему надо было, чтобы я попросил закинуть ему на счет денег. Пользуясь случаем, я позвонил Мане, с которой не говорил с самого дня свиданки 29 августа. Говорили мы с ней довольно долго. Ей оказалось в среду (23–го сентября) к следователю по ее делу, и я просил сразу сообщить. Потом я быстренько поел, пошел кипятить воду на чай – тут идет обход! Пошли сперва в ту секцию, а когда я уже налил чай и выжимал ложкой чайный пакетик – через телевизионную из той секции прутся в эту, и одна из этих начальственных харь называет мою фамилию и спрашивает, с каких пор мне стало по барабану на администрацию, которую я не встаю приветствовать? Варианты ответов были: мне изначально было на нее по барабану; мне не по барабану, я очень враждебно отношусь к администрации, вплоть до желания ее физически уничтожить; а насчет вставания – я политзаключенный, имею право не вставать перед начальством (которое и не признаю за таковое, кстати). Я таки смолчал (за что жестоко презираю себя); эта харя прошла дальше; она делала на ходу замечания не мне одному, кто–то даже спал при ее проходе мимо, но только я удостоился замечания персонального, с фамилией. (Первое время я опасался, не последуют ли за этим рапорт и (как минимум) очередной выговор; не думаю, конечно, но в принципе в этом нет ничего невозможного. Отрядник 11–го сейчас в отпуске, его заменяет отрядник 1–го; узнать, есть рапорт и вправду, или нет, можно будет не раньше, чем он зайдет (больше не от кого – не идти же самому за этим в контору!), а он заходит не каждый день.) Закончил пить чай только к самой проверке, к полдесятого вечера.