Черт его знает, будет ли когда–нибудь кому–нибудь, кому доведется читать эти записки, интересно, как именно я прятал вещи от комиссий, блатных и пр. на разных бараках и как именно трясся и нервничал, ожидая разоблачения. Нет, на самом деле, не будет, конечно, я это знаю с несомненностью. Но просто – тут больше по сути не о чем писать. Когда это происходит, когда приезжает очередная комиссия и начинается психоз и поспешная уборка и вынос вещей, подстегиваемая блатными и “козлами”, – все остальное, все прочие мысли отходят разом на 2–й план! Ни о чем другом не можешь все это время думать, кроме как готовить ответные реплики и мысленно уже отбиваться о наседающих, злобно матерящихся блатных, разъяренно требующих унести сумки в их проклятую каптерку... Об этом думаешь больше, чем о свободе, о работе, от смысле жизни... Это, без сомнения, показатель деградации от здешней жизни.
Еще больше, чем комиссии, мешал работать этот старый подонок – алкаш, мой бывший сосед по 13–му бараку. Сейчас он на 9–м, соседний с нами барак, и стал, не в пример прежнему, когда на 13–м постоянно спал, бегать по баракам туда–сюда. В обе стороны – то на 7–й, там тоже его друзья с 13–го, то ко мне и еще к переведенному со мной одному блатному наглецу на 11–й. Животное, мразь, нечисть, мерзкая пьяная рожа!.. Коммерсант хренов!.. Вчера он приходил трижды!.. За сигареты таскает мне, что нужно и не нужно: хлеб из ларька (нужен, но сегодня я туда пойду сам, – если пустят, несмотря на комиссию); из чьей–то, своего дружка–земляка со 2–го, посылки – банку тушенки и пакет лапши б/п; то приходит толкать какие–то свои идеи, что он еще может мне найти, и т.д. и т.п. То берет 2 сигареты за яйцо из своей столовской диеты, – еще с 13–го он “продает” их мне по 2 сигареты за штуку. Я обычно беру эти 2 сигареты ему прямо в столовую, но теперь он и за ними может зайти отдельно... Проблема в том, что, во–первых, животное это очень грубое, хамоватое, бесцеремонно и беспардонно–наглое, и хоть в шутку, хоть всерьез – тут же начинает ругаться, шипеть, плеваться слюной, обижаться и еще по–всякому “колотить понты” (как тут говорят), как только с ним выразишь малейшее несогласие или хоть по мелочи его за что–то покритикуешь. А во–вторых, он просто тупо, пустое, дебильное трепло, у которого все темы на 3–й минуте съезжают на любимое – о себе, себе, родном и обожаемом, обо всех подробностях того, как он жил дома, как у него был там налажен быт, как и что он пил всю жизнь, о своей семье, родне, детстве, о матери, которую он не видел 20 лет (и по дороге с хоны в декабре хочет наконец заехать, повидаться), о бабушках которые его вместо матери воспитывали в детстве, и т.д. и т.п. до бесконечности. Старый дебил! Общение с ним поэтому занимает бесконечно, непереносимо много времени, мешая писать, есть, работать, жить... ненавижу эту тупую пьяную мразь, эту жалкую и никчемную пародию на человека! Один только вопрос: зачем такие вообще живут на земле, почему им позволяют жить – и мешать нормальным людям?! Вчера он приперся, едва я позавтракал, я вышел к нему отдать 2 сигареты за яйцо – и просидел с ним за пустым трепом на лавочке больше часа, почти все лучшее для работы утреннее время. А после обеда была комиссия, – и я ни строчки не написал и не переписал за весь вчерашний день!.. Потом, вечером, он приходил еще 2 раза – и держал меня в “фойе”, с закипевшим чайником в руках, своей болтовней (все о себе, о себе!..), не давая идти пить чай. Сегодня он впервые “зацепил” меня на ходу в столовую (9–й идет туда на пару минут раньше 11–го), потом я трепался с ним в столовой (он все обсуждал, возьму ли я у него за курево банку тушенки, и показывал ее), а я уже торопился в баню, заранее взял с собой в столовку пакет. Пришел из бани – эта харя уже ждет меня во дворе барака, и была очень недовольна, когда я сказал, что времени у меня мало, надо повесить полотенца, выложить вещи в стирку и положить для следующей бани чистые, приготовить завтрак и поесть, и т.д. Более неподходящего времени для своего визита, чем сразу после бани, это чмо просто не могло бы найти. Оно, разумеется, тут же обиженно надулось, засопело и стало уверять, что курить себе всегда найдет и без меня . (Ага, как будто я не прожил с ним бок о бок год и 8 месяцев и не знаю, как оно обстоит на самом деле...) Быстро отсчитал ему 4 пачки сигарет и, не вступая ни в какой треп, пошел завтракать.
В бане, к моему изумлению, таки заделали тот огромный пролом в стене – он заложен кирпичами, сверху они замазаны цементом, рядом еще стоит тазик с этим цементом и песком. Ну–у, я не ожидал!!! :) Но стекол в 2–х окнах из 5–ти так и нет, и – осень, да еще раннее утро, 8–й час всего – ветер туда задувал весьма ощутимо, и ветер уже реально холодный. Сделают ли они эти окна хоть к началу морозов?..
Позавчера вечером выселили из нижней тумбочки (тут их 2 одна на другой), которую я, как перевели, занял фактически один. “Поднялся” этапник, и (якобы) хозяин тумбочки, живущий в соседнем проходняке, выселил меня в верхнюю (пополам с моим соседом сверху), а нижнюю отдал всю ему. Подходили разные хари (но все молодые) выяснять вопрос с этой тумбочкой весь вечер. Никого из них еще не зная даже по именам, я смотрел на них непредвзято, со стороны, – боже, какая нечисть, какое отребье, мразь, зверье, совершенно недопустимые в приличном обществе зверские бандитские хари!.. Таким пуля в голову, в затылок – еще награда, они стоят меньше, чем эти 9 грамм свинца, и переработать их живьем на костную муку – значит, придать единственно возможный смысл всему их жалкому существованию, напрасному с самого рождения...
В тот же вечер, позавчера, после проверки, я подошел в предбаннике, где входная дверь, к окошку на улицу, посмотреть в него и подышать (увы, из–за лестницы теперь это окошко заменяет мне ежевечернюю прогулку по двору 13–го). Тут же, из этого же предбанника ведет дверь в деревянную пристройку, где раздевалка, а дальше – каптерка. В раздевалке сидит круглосуточно стрем, и там же блатные запираются, особенно по вечерам, чтобы говорить по телефонам. Пусто там не бывает вообще никогда. Вдруг из–за закрытой двери этой раздевалки послышались дикие, какие–то нечеловеческие крики, – было похоже, что там кого–то бьют. (Из разговоров блатных я уже раньше уловил, что эта “тапочница” служит местом избиений и прочих расправ.) Кто–то вышел, дверь на мгновение приоткрылась, и я успел увидеть кого–то из 2–х местных 18–19–летних “обиженных” пацанят (лицо разглядеть не успел), занятых, как и все подобные на всех бараках, стиркой, уборкой, “проливанием” туалета и пр. Он сидел голый на полу около этой двери. М.б., это его и били? Я не понял толком; было это позавчера вечером, а сегодня, после бани, подойдя к тому из них, кто стирал мне в прошлый раз, насчет стирки, я увидел – одна ладонь у него как–то страшно вспухла и на ней запеклась кровь. Перелом, – сказал он мне, – сейчас пойду в санчасть. На мой вопрос, кто это его так, он ответил что–то невразумительное, – то ли ударился обо что–то, то ли дверью прищемил, я толком не понял. Но перелом со вздутием в области ладони больше всего был похож на последствия сильного удара палкой по руке...
Позавчера же вечером, после этого эпизода, мне последний раз дозвонилась мать. Из–за комиссии все телефоны у этих тварей днем убираются, а вечером начинается вообще вакханалия телефонного трепа – блатные “решают дела”. Я не сомневаюсь, что мать звонила мне весь день и вечер вчера, но так и не смогла дозвониться.
18.9.09. 8–58
Мать вчера вечером таки дозвонилась. В истерике, конечно, как всегда: как же, 2 дня от меня нет вестей. Оказывается, она от отчаяния звонила запасному варианту, и тот, мразь (“Я – чистый человек!”), отказался прийти ко мне и дать телефон, чтобы я позвонил матери. Сказал, что, мол, “он сам ко мне придет и позвонит”. Ублюдок...
Другой ублюдок, не лучше – “телефонист” – вчера пошел на обед (!) и просил передать мне, чтобы я его подождал в нашей “локалке”. Очень заботливо спросил, звоню ли я домой, обещал сам позвонить моей матери, зайти вечером ко мне с “трубой” и т.д., и тут же дежурно спросил: “Ты пойдешь в заведение? Дай мне рублей 150”. Вот из–за чего просил его ждать, ублюдок!.. (Вчера был четверг – ларьковый день для 11–го. День растрат... :) Я согласился дать только 100, он за ними тут же прислал своего младшего блатного напарника, тоже с бывшего 13–го, и тот тоже говорил мне про “телефониста”, что “он тебя не забывает” и вечером непременно зайдет. Зайти тот, разумеется, и не подумал. И, как обычно, когда увидимся в следующий раз, будет, как всегда, отговариваться, что ему помешал “мусор” (отрядник), сидящий в их бараке...