Изменить стиль страницы

Полоумная тварь была в страшной ярости и орала действительно как бешеная. Мне наплевать на их разборки и телефоны (которыми я не пользуюсь), но вид этой черножопой азербайджанской бесхвостой гориллы, с дубиной в руке расхаживающей по бараку, был настолько брутален, настолько груб и омерзителен, что поневоле наводил на более общие грустные размышления. О, “высокая” русская цивилизация, которой их фашистская пропаганда так хвасталась 10 лет назад, в 99–м, для обоснования начинающегося нового витка геноцида “дикарей” – чеченцев, “спустившихся с гор”. Но почему–то так у русских, в безумном их государстве, все устроено, что, несмотря на “цивилизацию”, главенствующее положение у них с легкостью, в 1–ю очередь занимают вот такие вот совершенно дикие, первобытные, полоумные, совершенно “без тормозов” твари. Рабская покорность, генетическое рабство русских, не смеющих их не то что остановить, но даже просто одернуть, – вот тому настоящая первопричина. Рабство, оборотной стороной которого является извечное стремление затоптать, замучить, всласть поглумиться над более слабым (или более цивилизованным, чей разум просто не вмещает подобной изуверской дикости и потому неспособен адекватно обороняться). Цивилизация, материальная культура, искусство (предмет особой гордости) у русских – это все наносное, внешнее, не имеющее глубоких корней в этой болотной гнилой почве. А под этим наносным слоем чужой, в основном заимствованной культуры, – лежит древнее, дикое, безумно–свирепое русское Оно, глубины их национального подсознания, древние их инстинкты, заложенные палачами – Иванами, Петрами, Николаями и доведенные до кульминации их всенародно по сей день уважаемым и обожаемым усатым паханом...

Короче, перед самой проверкой шимпанзе только по этому поводу собрало барак, и мне в секции, на шконке, слышны были через стену его бешеные крики: “Где телефон??!!” и “Я тебя убью!!!”. Воришка же, оказывается – до или после этого сборища, уж не знаю – побежал на 10–й к “подложенцу”, но был там как–то остановлен или перехвачен. Уже за минуты до проверки, когда уже и отрядник пришел, – часть высших блатных вдруг вышла с ним во двор – он показывал им, как залезть под ящик с песком у забора, – телефон, видимо, был спрятан там.

Пока описывал все это, дозвонилась мать, а закончить описание этого буйного воскресенья предстоит после ужина (сейчас уже почти 4 часа дня).

16–30

Итак, что же дальше? Воришка отдал украденное; до этого шимпанзе прилюдно говорило, что если отдаст, то оно его бить не будет; но при этом он получил несколько сочных (судя по звуку) ударов палкой. Зайдя с проверки в барак, я услышал, что разборка продолжается: тот же гортанный голос верещит в конце секции про тот же телефон и тому же адресату. Через несколько минут адресат подошел к моей шконке, – насколько хватало света рассмотреть, у него были синяки под обоими глазами; взял у себя на 2–м ярусе полотенце и пошел умываться...

После обеда разборка была менее драматичной, но не менее показательной. Оказалось, что у моего бывшего (год назад) долговязого лося–соседа по проходняку, убийцы чеченских детей, гнусная обезьяна забрала–таки телефон, который он с таким понтом недавно приобрел и которым пользовалась целая компания его земляков с разных бараков. Сперва тварь допрашивала одного из этих земляков (с 13–го): кто и почему сказал, что она (тварь) забрала телефон на “общее”? Когда земляк показал на хозяина “трубы” (лося), тот был немедленно призван и приветствован возгласом: “А, пехота!” (выражение крайнего обезьяньего презрения). Версия шимпанзе была такая: я забрал только потому, что ты его не можешь нормально прятать, а тебе сказал, что ты можешь в любое время подходить и пользоваться. Версия же “забрал на общее” опровергалась как гнусная клевета, с вопросами: “Почему ты врешь?!” и откровениями, что “общее – это до х... дела!”. За эту ложь и клевету долговязый тупой лось был, судя по звуку, тоже ударен минимум 1 раз.

Так недавно подтвердилось мое недавнее умозрительное понимание: что никому в бараке, не входящему в высший блатной круг, эта бесхвостая мразь не даст иметь свой личный телефон, она заберет его под тем или иным предлогом. Помню, эта мысль приходила мне не раз – в форме смутного удивления, когда я видел этого лося, счастливо и безмятежно вдруг начавшего пользоваться вместе с толпой земляков собственным телефоном. Как говорится, недолго музыка играла... Мрази осталось тут 4 дня.

31.8.09. 15–02

Последний день лета. Тоска ужасная. С утра был жуткий холод; я одел спортивную куртку поверх “тепляка” от белья, робу, форменную шапчонку, даже ботинки – и вышел встречать отрядника за 5 минут до зарядки. Но этот козел не пришел, хотя нынче понедельник, а по понедельникам он является на зарядку регулярно. У столовки в завтрак его тоже не было. Что ж, ждем к вечеру – вечернюю проверку по понедельникам тоже проводит он.

Переводов на другие бараки пока нет, – скорее всего, завтра или послезавтра. Тоска, дикое уныние, как в воду опущенное состояние у меня в основном вызваны именно этим. Не представляю, как потащусь...

Шимпанзе сегодня, видимо, призвали–таки к ответу за вчерашнее буйство – после проверки, я видел, зашел один блатной с 12–го барака, по возрасту, телосложению и блатному “весу”, я думаю, не уступающий этой твари. Но и до его прихода, я слышал, тварь кому–то громко (как всегда) рассказывала обе вчерашние “телефонные” истории, особенно подробно – вторую, когда она забрала телефон у моего бывшего соседа. Не знаю уж, к чему они там пришли (другие–то не орут так громко, их реплик не было слышно), но где–то по ходу разговора шимпанзе сказало фразу: “Я отдам, конечно, отдам!”. М.б., ему и велели вернуть “трубу”, но уже сейчас, после обеда, я слышал и видел, как этот долговязый лось, мой бывший сосед, заходил опять, как и раньше (до появления у него своей “трубы”, в проходняк моих полублатных соседей, объяснял, с какого номера ему будут звонить на их телефон.

Сегодня последний день месяца – и последний день “расчетов” этих тварей друг с другом по карточным долгам за прошедший месяц. Телефоны в такие дни бывают наглухо заняты координацией отсюда отвоза–завоза денег на воле, и под эту сурдинку матери, скорее всего, не дадут сегодня прозвониться ко мне, – как и месяц назад, когда ей просто сказали: “Позвоните завтра!”.

СЕНТЯБРЬ 2009

2.9.09. 9–02

Вчера смотрел “Время” в 10–м часу вечера, как обычно, – вдруг донесся рев сирены с улицы. Обычно она всегда ревет по утрам, и почему–то – все знают – означает, что в этот день где–то будет шмон. А вечером–то что, – неужели шмонать пойдут, или еще что случилось?..

Выхожу после “Времени” на проверку – народу во дворе мало: вечера уже ощутимо холодные. Гуляю, гуляю, как обычно, по двору туда–сюда, смотрю на часы, – уже без одной минуты 10 вечера! Что это так долго они?.. Но – бывало уже такое; гуляю дальше. Через некоторое время долговязый лось, мой бывший сосед, гулявший тоже с кем–то неподалеку, спрашивает время. Смотрю на часы, – батюшки, четверть 11–го уже!!. Что ж такое?.. Лось, а за ним и все немногие, кто был во дворе, уходят в барак. Я тоже захожу, первым делом спрашиваю “обиженного” Юру (который обычно в курсе всех местных дел), не знает ли он, что случилось. Он вместе с другим “обиженным” говорит, что что–то случилось на “промке”, “мусора” все там, и были слышны выстрелы. Сказал он также, что “промка не пришла”, т.е. работающие там, но это потом, по–моему, не подтвердилось. Захожу в секцию – шимпанзе орет кому–то по телефону, что был побег, трое пытались бежать!

Пока мы все тут сидим тупо и покорно, как бараны, – кто–то сделал рывок к свободе, рывок решительный и бескомпромиссный. Эх, если б не больная нога, – и сам бы я не сидел тут так вот, покорно и спокойно, уже 3–й год... Осуждать за это людей невозможно, хотя – наверняка это были сами по себе отпетые и достаточно мерзкие уголовники, 162–я статья какая–нибудь, наверняка...