Сижу, читаю сборник статей Петлюры, купленный Тарасовым и привезенный матерью. И чтение само по себе достаточно интересное и полезное, – и отвлечься от грустных мыслей, от ужаса окружающей действительности. От ожидания беды каждую минуту...
2.3.09. 9–37
Мать, оказывается, всего 2 раза после проверки звонила вчера на тот номер, но он был выключен. Я узнал об этом, связавшись с ней с запасного варианта, явившегося прямо сюда, в барак.
Отрядник вчера вечером не приходил, но явился сегодня утром на зарядку. Я уже ждал его, одев телогрейку и выйдя в холодный предбанник; да и многие выходили заранее. Но шимпанзятина выползла последней, явно им разбуженная, и появилась надежда, что на этот раз он все–таки ее законопатит, куда положено.
Еще до завтрака опять вырубили свет, его нет и сейчас. Вскоре после 9–ит утра “пробили” шмон–бригаду – на тот “продол”, 3–й барак, 10 “мусоров”. Раньше они по понедельникам обычно не шмонали. Тем временем обезьянья мразь вместе со своей блатной кодлой после завтрака не легли спать, как обычно, а принялись в своем конце секции буянить, ржать и орать (тоже как обычно). Эта мразь, их предводитель, заорал: “Наталика!”, – как он теперь издевательски называет самого работящего, покорного и больше всех вкалывающего “обиженного” бедолагу. То ли хотел что–то от него по хозяйству, то ли еще что–то, но потом, видимо, ему пришла в голову мысль развлечься своим любимым способом: потребовал, чтобы тот вошел как стремщик и крикнул: “Наш отрядник к нам!” – это должно было бы вызвать в спящем бараке панику, очень эту мразь забавляющую. “Обиженный” отказался, за что мразь немедленно разбила ему до крови нос. После этого он все же вошел и крикнул: “Наш отрядник на продоле!”. Паники это никакой не вызвало, что удивительно, т.к. даже я сперва принял это за чистую монету и лишь потом из воплей: “Я тебе сказал крикнуть: “Наш отрядник к нам!”, а не “на продоле”!” – понял, в чем дело.
В общем, здесь и утром совершенно невозможно находиться – это чистейший бандитский притон, разбойничий вертеп, – все бандиты собраны вместе и предоставлены самим себе; грабят и вымогают они постоянно, а могут и избить, и даже убить (зависит от интенсивности избиения). Нечисть, мразь, отребье, зверье, подлежащее безусловному уничтожению, а не содержанию здесь за казенный счет. Даже чтобы сделать запись в дневнике, когда они не спят, приходится выбирать время, оглядываться и прислушиваться... Жизнь среди бандитов и подонков, жизнь как сплошной, непрерывный, день за днем, год за годом длящийся кошмар...
21–43
Пока ходил сегодня на ужин (капуста и соленые помидоры), эти хитрые блатные мрази, оказывается, уже договорились за моей спиной, что меня – вместе с ними, естественно – пустят в ларек прямо сегодня вместо среды и я отдам им – даже и не обещанные мной, но почему–то считаемые моим долгом – 500 рублей. Потому что, как объяснил мне “доверительно” блатной “телефонист”, на “колхозе” у них пусто, и если сверху спустится “по(д)ложенец”, то им всем будет плохо.
Ну что ж, спорить бесполезно – если только уж идти на скандал и полный разрыв. Пошел, отдал деньги этому мелкому поросячьему блатному чму, которое пошло со мной (да поперся зачем–то еще один полублатной, да “общественник”). И СДиПовцы ларьковые их действительно пустили, хотя обычно не в свой день никого не пускают. А в самом ларьке кассирша “обрадовала”, что денег у меня на счету ровно столько, сколько и выходило по моим подсчетам, а не больше, как она по ошибке насчитала мне в прошлый раз. Из жратвы было все, даже паштет (вот только сока, по–моему, не было, но специально посмотреть я забыл), но я не стал ничего брать себе, стоять в очереди. Возьму в среду. На душе было так мерзко и противно, но в бараке стало еще хуже: не успели эти твари с покупками на мои денежки вернуться, как мелкий свин прибежал ко мне требовать жратвы для них – ларьковских “макарон”, в частности. А когда я отказал, то приперся зам. шимпанзе (“комендант общежития” :) выговаривать мне за это, и даже обещал эти три несчастных (он сформулировал этот же смысл матом) брикета макарон отдать в среду в ларьке. Три я не дал бы им в любом случае.
Обезьяну отрядник так и не закрыл, вопреки своему обыкновению. Она орет, вычитывая кому–то за что–то, и сейчас, хотя уже был отбой. Свет горит по–прежнему. Отрядник сидел и почти весь вечер – часов с семи до проверки, которую сам провел и ушел.
3.3.09. 15–03
Что–то больно хороший был обед сегодня – щи с курятиной (я съел) и макаронные изделия (ушки, которые я не ем в принципе) с курятиной же. С чего бы это? Уж не комиссия ли опять какая, пронеси господи?!. Пришел в барака – тут лазит ”мусор” (Окунь), а едва он ушел и я хотел заняться делами – вдруг опять почувствовал, что весь этот суп стоит в горле комом, не проходя дальше, и сейчас опять может начаться рвота, как было в начале января. Кое–как, с большими усилиями, все же я справился с этой пакостью, протолкнул ее дальше в желудок, после чего попробовал вызвать рвоту – нет, не идет, нечем. Слава богу... Но ощущение мерзкое и крайне неприятное; дома со мной никогда не бывало такого, а тут – уже 2 раза (в августе 2008 и январе 2009).
Утром на улице был сильный мороз, градусов 15, не меньше – судя по тому, что нос у меня сам слипался. Но потом вышло солнце – и стало тепло, уже совсем не холодно стоять на крыльце без телаги. Весна... Осталось 747 дней. Да, удивительно еще и то, что нигде не было утром шмона, хотя я так и ждал “шмон–бригаду на продоле”. Что ж, будет завтра, скорее всего.
На днях можно уже подавать документы на УДО. Прошли очередные полгода, 11 марта будет ровно 6 месяцев. Результат известен заранее; да и “устный выговор” от конца ноября, как сказал матери по телефону Милютин, так и не снят, – якобы его должен снять отрядник. Но от отрядника этого ждать бесполезно; да и характеристику он напишет такую же, как в прошлый раз; но и независимо от всех этих мелочей – результат действительно известен заранее; это ясно ну хотя бы по первому разу, когда и характеристика была хорошая, и выговоров не было... Мрази! Лицемерные мрази... Разрушение дотла, полное уничтожение этого государства – единственная приемлемая плата за все, что они со мной сделали...
4.3.09. 18–05
Среда, ларьковый день. Отдал–таки 250 рублей этой вымогательской нечисти – за доставку “трубы”, которой еще нет и неизвестно когда будет. Больше, кажется, никому ничего не должен”. До тех пор, пока не надумают купить еще какую–нибудь технику, затеять в бараке новый ремонт и т.д.
Ларек полностью восстановился – есть сок двух видов, паштет, карамель и шоколадные конфеты. Но все заметно подорожало: паштет и сок – на 2 рубля, а карамель – аж на 9! Так что бедный стирмужичок (которому стандартный набор: чай + карамель – будет стоить теперь целых 50 рублей) сегодня, после всех ожиданий и надежд, в полном пролете и очень этим удручен. :))
Уже несколько дней забываю написать о новом жильце в нашем проходняке, на многострадальной верхней шконке над вшивым дедушкой. Теперь там спит шнырь, бывший санитар из санчасти. Даун настолько ярко выраженный, с такой четкой печатью умственной отсталости на физиономии, что, увидев его самый первый раз в санчасти (когда на 2 дня клали туда из карантина с опухолью лба), я был просто в шоке. Его уже при мне раза 2 брали и выкидывали из санитаров; на бараке же его призвание – ставить чайники и мыть блатным посуду. Но большой плюс его – что он или занимается этим (больше по вечерам), или бродит где–то, или спит. Т.е. в проходняке, внизу, он практически не присутствует, есть–пить тут, как некоторые прежние жильцы, не претендует. Очень хорошо, удобно и спокойно. Фактически мы со вшивым опять в проходняке вдвоем, как было в декабре: шнырь–заготовщик, спящий надо мной, ест – и вообще живет – в соседнем проходняке, с другой стороны от моей шконки. Да и тот или в беготне с чайниками, или лежит наверху.
Опять похолодало, сегодня даже днем солнце не нагрело и не растопило так, как вчера. Утром я успел выскочить заранее – и вовремя: к последнему упражнению зарядки явился “мусор”. Сейчас в бараке сидит отрядник, припершийся перед ужином. Придет ли он завтра на зарядку? Знать бы заранее... А я с тоской думаю о том, что после бессмысленного суда по УДО, отказ в котором известен заранее, придется ведь неизбежно получать это решение суда об отказе. То есть – идти в спецчасть, то бишь в штаб; точнее – не идти, а красться туда, рискуя физической расправой шимпанзе, тайком от всей этой блатной мрази...