– Вот как вы относитесь к моим приказам! – укоризненно произносит Гитлер, вонзая в собеседника красные глаза. От ужаса у Геббельса холодеет спина.
– Но… – пытается объяснить он. Однако Гитлер сразу обрывает попытки пустых оправданий.
– Не нужно, доктор. Я всё понимаю. – Фюрер встает с кровати и медленно идет к окну. Лицо его озаряется солнечным светом. За окном – прекрасная панорама заснеженных утесов, тянущихся вдоль линии горизонта. Чуть ближе, в паре десятков метров от окон здания раскинулась безмятежная гладь озера-залива. Несколько правее в озеро втыкается деревянная пристань с тремя пришвартованными яхтами. – Может быть, это и хорошо, – тихо произносит Гитлер. – Но я одного понять не в состоянии: почему наши антарктические друзья так дурно обошлись с моим верным коллегой Борманом и рейхскомиссаром Лаббертом?
Геббельс трет свой сломанный нос. Гитлер замечает это движение в отражении стекла.
– Я с них потребую за это ответ, – тихо грозит фюрер, переводя взгляд на туманные утесы. – Теперь меня интересует, почему нас высадили здесь, на полуострове, в то время как основные наши базы находятся глубоко в континенте? Как, по их мнению, я должен туда добираться? У нас есть какие-либо пути, ведущие отсюда к тем базам?
– Насколько я знаю, пока таких путей нет. Здесь мне подсказали, что ближайшая база находится в двух тысячах километрах к югу-востоку. Сами понимаете, топографических карт в угоду секретности печатать никто не решается, поэтому полярники обходятся весьма условными схемами и устными объяснениями. А почему они высадили нас здесь, практически в самой северной части антарктического полуострова, в условиях относительно теплого климата, объясняют просто: они считают, что нам нужно немного отдохнуть. Как сказал на прощание тот человек, который меня ударил: «фюреру лучше какое-то время пожить под солнцем и подышать свежим воздухом. Я видел, в каких условиях ему приходилось жить в последнее время. Ему следует набраться сил, прежде чем спускаться под лед». И я, – дополняет Геббельс, – с ним полностью согласен. За окном сейчас плюс пять градусов по Цельсию, безупречный воздух, возможность плавать на яхтах, а самое главное, у нас с вами есть два больших кабинета, где мы можем работать – великолепные условия.
– Что с охраной?
– Зачем нам охрана? Кто сюда сунется? В ближайшие годы она нам не понадобится: миру есть чем заняться, ему будет не до нас. Все займутся празднованием победы, переделом Европы, торговлей. Я готов поклясться, что это место еще долго будет самым тихим на Земле. Оно идеально подходит, чтобы начать новую жизнь.
Гитлер разворачивается, его лицо как-то резко приобретает свежий вид, и он мечтательно произносит:
– Теперь мы должны схлестнуть Восток и Запад в самой жестокой войне за всю историю цивилизации! Но не в войне ружей, пушек и стали, а в войне слова. В войне, где каждый день будет добавлять по градусу в общий котел напряженности. И мы станем свидетелями, когда этот котел взорвется.
Гений пропаганды смотрит на него разгорающимися глазами. Он уже предвидит, какими инструментами разожжёт огонь холодной войны между двумя непримиримыми системами.
Глава 18
Иосиф помнит, о чем говорил Фич: как только системы слежения зафиксируют появившийся корабль, сразу возьмут его под арест. Управление будет заблокировано, и он на автопилоте отправится к базе. Зная это, Иосиф, застреливший Фича и взявший управление на себя, берет курс из Берлина на Антарктиду, оставаясь пока в 1945 году. Когда он перескочит в будущее, у него останется совсем мало времени, чтобы покинуть воздушное судно. В памяти компьютера корабля сохранились навигационные данные последнего полета, когда Фич высадил их в ледяной пустыне. Иосиф анализирует их и задает маршрут прямо туда. В 1945 году Антарктида – еще довольно скучное место. В тех точках, где в будущем будут располагаться немецкие базы, сейчас лютая безмятежность. Иосиф снижается и медленно подводит корабль туда, где под ними тогда провалился снег, утянув их с Лотаром в пещеры полярного рейха. Теперь осталось перескочить в будущее и успеть покинуть корабль до того, как его засекут и заблокируют. Перед этим нужно вновь надеть на себя антарктическое снаряжение, попрощаться с Лотаром и подойти ближе к выходу.
– Зачем тебе это нужно, Йозеф? Зачем тебе этот рейх? – спрашивает Лотар. – Я только что из медицинского сектора: Фич под энергетическим щитом постепенно приходит в себя. Давай попробуем ему все объяснить. Думаю, он поймет твой поступок. А потом попросим его отправить нас домой. Если хочешь, я сам буду с ним разговаривать.
– Я тебя понимаю, – отвечает Иосиф, натягивая перчатки, входящие в комплект снаряжения. Всё остальное, кроме шлема, уже на нем. – Ты устал, истосковался по семье, запутался в мирах, временах. Тебе действительно необходимо домой, а мне… в моем времени делать нечего. Я уже говорил, что не смогу теперь быть простым школьным учителем. Не смогу жить простой жизнью.
– Ты будешь самым крутым учителем, – улыбается Лотар.
– А ты самым крутым полицейским. В 2015-й я не вернусь. Это мой выбор. Война скоро кончится…
– Но ты слышал последние сводки? – перебивает Лотар. – Немцы в Антарктиде терпят поражение. Скорее всего, их полностью уничтожат. Потом состоится Большое Отбытие, люди покинут Землю. Ты не думал, что просто-напросто останешься один? Или того хуже: кто-нибудь за какую-нибудь идею тебя убьет?
– Немцы не проиграют, только не в этот раз. Их отступление – лишь маневр.
– Откуда ты знаешь?
– Хорст шепнул на прощание. Он уже тогда знал: я на их стороне. Меня будут ждать.
Лотар смотрит круглыми глазами.
– Мой дом теперь там, где они, – подытоживает Иосиф.
– Не думал, что ты когда-нибудь скажешь подобное. Время трансформирует сознание.
– Сознание трансформирует не время, ты сам знаешь. Время – понятие спекулятивное, сознание меняют события, проистекающие во времени. Все, что со мной произошло за несколько дней, могло произойти как за минуту, так и за сто веков. Если бы имелась техническая возможность показать мне мир за минуту, уверяю: в следующие шестьдесят секунд я стал бы другим.
– В который раз повторю: что бы ни происходило в будущем – это происходит в будущем. То, что мы здесь увидели, бесспорно, ужасно, но это не наше. Оставь, Йозеф, оставь это! Полетели домой.
А не признаться ли, что именно меня мотивирует? – размышляет Иосиф, но решает: не нужно. – Лотар все равно не поймет, что мною двигает внезапно возникшее странное чувство собственной значимости. Промолчит, но про себя покрутит пальцем у виска. А я действительно ощущаю силу своего предназначения. Это неуловимо, я не могу сказать, что точно нужно от меня Вселенной, но она призывает меня. Этот зов подобен гласу времени. И я на него иду.
Не дождавшись ответа, Лотар кивает. По коридорам они подходят к выходу.
– Корабль слушается только тебя. Как мне быть, когда ты уйдешь?
– Дожидайся, пока Фич восстановится, – отвечает Иосиф. – Хотя есть еще вариант. Могу дать системе команду, чтобы она, как только я выйду, автоматически перебросила корабль в 2015-ый.
– Так будет лучше.
– Всё, теперь не мешай. – Иосиф надевает шлем и закрывает глаза.
– Так быстро? Я даже ничего не почувствовал, – говорит Лотар.
– Будто раньше было иначе. Всё нормально, мы в 2170-м. Я пошел, нельзя терять времени: если нас успеют засечь, домой ты уже не вернешься. Прощай, Лотар. – Иосиф протягивает руку. – Извини, перчатку снимать слишком долго.
Лотар крепко сжимает холодный синтетический материал.
– Время еще сведет нас, я уверен.
Платформа стремительно откидывается, раскрывая пейзаж Антарктиды. Лицо Лотара обдает колючим холодом. Он смотрит вслед убегающему Иосифу. Человеку, ставшему другом. Вместе с которым пришлось пройти черти-что и остаться в живых. Лотар впервые за долгие годы вспоминает, каково ощущать тяжесть на сердце при расставании с боевым товарищем.