А Вовка к тому времени уже расплылся в дурацкой улыбке и готов был тискать эту собаку за шею и душить ее в объятьях. Но, вовремя опомнившись, решил не нарываться на скандал и, скользнув ладонью по мягкой шерсти еще один раз, с неохотой распрямился.
Лина вернулась довольно скоро.
- Я принесла шлейку. Сейчас мы ее наденем, и ты сможешь идти самостоятельно, держась за ручку.
Она позвенела какой-то сбруей, чем-то щелкнула и сказала:
- Держись вот тут!
Вовка протянул руку, Лина перехватила ее и положила на прохладную металлическую ручку.
- Скажи «вперед»!
- Вперед! – выдохнул Вовка, и его легонько потащило в озвученном направлении.
- Ничего себе, – хотел заорать он, но смог только прошептать.
Собака провела его обратной дорогой и, когда запах и звук эха изменился, остановилась.
- Открой дверь! – сказала где-то позади Лина. – Сам!
Вовка потянулся и толкнул створку двери.
- Вперед! – уже увереннее произнес он, и Вовку снова повлекло туда, куда он захотел.
Вовка не слишком хорошо запомнил, как они возвращались домой. Все это время, пока микроавтобус двигался к их дому, он сидел рядом с Джеком и гладил его голову и спину. Тот был таким горячим, что напоминал раскачегаренную на зиму батарею, накрытую сверху махровым полотенцем, и Вовка грел пальцы, зарываясь ими глубоко в густую собачью шерсть.
========== Часть 3 ==========
<center>***</center>
Целую неделю Лина приезжала к ним домой, и они вместе с Вовкой и Джеком ходили по нужным маршрутам. Джек легко запомнил дорогу в магазин и поликлинику, которые находились ближе всего. Немного повредничал, когда заучивал путь до музыкальной школы, потому что иногда отвлекался на какие-то одному ему слышные шорохи в глубине парка. В интернат же, где учился Вовка, им пришлось ехать три остановки на автобусе, и Джек скулил каждый раз, когда двери открывались, желая выйти из душного, заполненного людьми салона, но с места тем не менее не сходил.
- Вот вроде бы и все, - заключила Лина в конце недели. – Я объясню твоей маме, как надо разучивать маршруты, и, если понадобится пойти еще куда-то, она с этим справиться сама. Но если вдруг возникнут вопросы, звоните.
- Спасибо! – благодарно улыбнулся Вовка, бездумно поглаживая положенную ему на колени лобастую голову.
Его жизнь за эту неделю кардинально изменилась. Он не мог, как все остальные люди, сказать, что в ней появились новые яркие краски, потому что не совсем понимал, что это значит, но то, что в ней появись новые звуки, запахи и ощущения, было бесспорно. Появился запах теплого меха, собачьего корма и мокрой псины. Появились ощущения шелковистой густой шерсти и слюнявой пасти. Появилось громкое собачье дыхание, ворчание, сопение и даже легкий храп. Появилось цоканье когтей по линолеуму и шумное выхлёбывание воды. Джек не лаял и почти не рычал, что не могло не радовать маму. Она хоть и ворчала на нового жильца их маленькой квартиры, когда он, заходя в кухню, занимал половину свободного пространства, но кормила его исправно, причем выбирала не самый дешевый корм. Сначала они выгуливали Джека вместе, но когда мама поняла, что тот не тянет Вовку в самую грязь и не пытается уронить его в какую-нибудь яму, она успокоилась и разрешила им гулять самостоятельно. И так Вовка стал в одиночку выбираться в большой мир и уже не боялся потеряться. Вернее, он был не совсем один. Иногда ему казалось, что Джек - просто молчаливый человек, который не комментирует его монологи, но исправно слушает. А Вовка рассказывал ему обо всем, что знал. Про школу-интернат, музыкалку и Александра. Про озабоченого Федьку и про алкаша-соседа.
«Озабоченый», правда, и сам часто присоединялся к ним на прогулках. Сначала, как и Вовка, Федька побаивался приближаться к Джеку, сказав только «да вы себе какого-то волкодава-людоеда взяли». Но потом увидел, как Вовка буквально висит на этом «людоеде», и решил, что может позволить себе немного погладить большого пса. Вскоре они висели на Джеке уже вдвоем, а тот и рад был такому вниманию. Каждому не успевшему увернуться пацану доставалось по одной мгновенно заслюнявленной щеке. В общем, взлетев однажды, Вовка с тех пор почти и не опускался на землю, чаще всего касаясь ее лишь подушечками пальцев ног.
Парком Вовка теперь ходил сам и специально выбирался пораньше, чтобы идти медленно и насладиться каждой минутой самостоятельной жизни. Дышал полной грудью, вбирая в себя холодный воздух, поводил носом, унюхав какой-то интересный запах. А уж уши напрягал по полной, пытаясь уловить то, что без малейшего напряжения слышал Джек. Тот ловко обминал каждую яму и лужу, без ворчания останавливался у каждого бордюра и ни разу не дернулся, завидев вдалеке представителя собачьего племени. Добравшись до музыкалки, они заходили внутрь, здоровались с дежурным и направлялись в класс.
- Добрый день, Александр, - со звонким смехом здоровался Вовка, пытаясь оттолкнуть от себя Джека, который, получив положенное ему вкусное поощрение, норовил облизать хозяину все руки.
- Добрый, Вова. Как твои дела? – спокойно интересовался Александр, и Вовка начинал рассказывать, как они с Джеком провели эти дни.
Именно «они с Джеком», потому что очень быстро они действительно стали неотделимы друг от друга.
Раздевшись, Вовка садился за фортепиано и растирал замерзшие пальцы. Джека он оставлял у двери, потому что тот все норовил положить голову на колени и мешал ему заниматься. Александр садился рядом, и Вовка начинал играть.
Проблемы начинались тогда, когда Александр придвигался ближе, чтобы правильно поставить Вовкины пальцы. Нет, Джек не лаял на него и не рычал, но он начинал очень сердито и громко ворчать и даже бухтеть сквозь сомкнутые губы. Ему очень не нравилось, что кто-то смеет сидеть так близко к его хозяину. Федьке он позволял все, видимо воспринимал его как еще одного жильца их квартиры, но Александр в их доме не появлялся, а значит, был для Джека чужим и, соответственно, таким же чужим был для Вовки.
- Может, мы его за дверь выставим? - недовольно спросил Александр на очередной собачьей руладе, которая почти заглушала звуки фортепиано. – Он же нам урок срывает.
И Вовка честно попытался. Он давал команды приказным тоном и тянул Джека к двери за ошейник, но тот был как гора, такой же нерушимый. Казалось, он врос в свое место на паркете и не был намерен добровольно сдвинуться с этого места в ближайшие сто лет. Когда у Вовки ничего не получилась, за дело попытался взяться Александр, но как только он приблизился к ним, Джеково ворчание усилилось и стало откровенно угрожающим. Больше они не пытались выставить этого неподъемного аккомпаниатора, и Александру теперь приходилось или не придвигаться к Вовке вообще, или терпеть раскатистые сердитые звуки.
- Тебя проводить? – спрашивал после каждого занятия Александр, но Вовка теперь прекрасно мог добраться домой сам, и ему было неловко отвлекать учителя от его личных дел, поэтому он всегда благодарил, но отказывался.
- Жаль, - вздыхал Александр. – Ну, как знаешь. Будь осторожен.
- Спасибо. Буду. Если что, Джек сможет меня защитить.
- Да я вижу! – мрачно заключал Александр, а Джек в очередной раз сердито ворчал.
Вовка с Джеком каждый раз без происшествий возвращались домой, ужинали, делали уроки и ложились спать. Спал Джек на кровати. Вернее, для мамы он якобы спал в комнате Вовки на специальной подстилке, но на самом деле, как только та закрывала дверь и удалялась в свою комнату, засыпающий Вовка слышал сначала шорох подстилки и цоканье когтей, а потом ощущал, как на ноги наваливается тяжелое теплое тело. Ноги часто за ночь затекали, но сдвинуть с себя здоровую собачью голову без усиленной борьбы было невозможно. А утром Джек снова чинно возвращался досыпать на свое место и Вовка скручивался под одеялом в рогалик и поджимал ноги к груди, пытаясь подольше сохранить остатки их общего сонного тепла. Так они и жили, и вскоре даже мама называла Джека «чудовищем» лишь в шутку и очень ласково, ведь тот на самом деле приносил в дом только пользу.