- Ну-с, начнем-с! – пробормотал Александр. - Ты пока разминайся, а я подумаю, что мы будем сегодня играть.

Вовка гордо расправил плечи и выровнял спину, положил пальцы на клавиши и замер.

- Все верно, - сказал Александр, и Вовка приступил к гаммам.

Начал играть отрывисто, отделяя один звук от другого паузами. Не спеша перебирал пальцами клавиши по одной, прошелся пару раз по ним туда и обратно. Пальцы после улицы начинали постепенно отогреваться и из неловких, корявых дубовых веток превращались во вполне пригодные для работы гибкие лозовые ветви.

- Легато, - спокойно подсказал Александр.

Вовка едва заметно ускорился, звуки начали плавно перетекать один в другой, образуя элементарную мелодию, и он почувствовал, как точно так же, как замерзшие пальцы, начинает постепенно согреваться и разворачивать крылья его душа. Вовке нравились гаммы, как бы ни ворчали на них остальные ученики школы. Да, они были обманчиво просты, но, играя их, Вовка чувствовал, как начинает подкатывать к нему, ластиться теплыми легкими волнами вдохновение. Каждый раз, когда он начинал играть, ему казалось, что тело постепенно уменьшается в весе и, оторвавшись от стула, взлетает и парит в неосязаемом воздухе.

- Отлично, - прокомментировал его пассажи Александр. – Пока ты разминался, я выбрал. Сегодня мы будем отрабатывать менуэт си минор из Французской сюиты Баха. Темп умеренный, так что, думаю, ты с ним справишься… Погоди!

Вовка вздохнул, мысленно настраиваясь на игру и вспоминая ноты, и почувствовал, как Александр наклоняется к нему. Тот был по-юношески строен и, когда бок учителя прижался к Вовкином боку, он почувствовал сквозь слои ткани твердость ребер и плотность мышц чужого тела. Вовка редко с кем-либо соприкасался столь тесно и все никак не мог привыкнуть к подобным касаниям. Пока он смущенно задерживал дыхание, Александр аккуратно взял его ладони и чуть сместил в сторону, помогая правильно поставить пальцы. Легко, будто ободряюще, скользнул мягкими подушечками по Вовкиному запястью и чуть отстранился.

- И-и-и начали!

Вовка ударил по первой гладкой клавише, взлетел и начал парить, покачиваясь на волнах величавого фигурного танца. Чувствовал себя приглашенным музыкантом на королевском приеме Людовика Четырнадцатого и, преисполнившись собственной значимости, гордо задирал подбородок. Мама читала ему исторические романы, где были подробные описания этих пышных балов, и, играя столь элегантную, размеренную музыку, он представлял себе важно прохаживающуюся по просторным залам толпу придворных. Все они были обряжены в пышные наряды из гладкого, скользкого на ощупь шелка, отделанного жесткими, как проволока, но тончайшими нитями золота или серебра. Вовка раздраженно кривил губы, когда изредка промахивался по клавишам и фальшивил, но Александр не прерывал его, слушал, застыв на своем месте и задерживая дыхание. Вовка был уверен, чувствовал всеми своими оставшимися чувствами, что тот смотрит на него, и старался держать спину еще прямее и движения делать как можно изящнее, чтобы не упасть лицом в грязь перед внимательным и опытным слушателем.

Как только отзвучала последняя нота, Вовка глубоко вздохнул и, утяжеленный большой порцией воздуха, медленно опустился на землю. Убрал руки с клавиш и положил их себе на колени.

- Неплохо! – после некоторой паузы негромко прокомментировал Александр. – Еще стоит поработать, потому что ты иногда промахиваешься мизинцами, но это исправимо.

Вовка рассеяно потер вредный мизинец. Сначала один, потом второй. Они оба были слабее и тоньше всех остальных пальцев, прямо как он сам - болезненный и слабый - рядом с остальными сильными и здоровыми людьми.

- Немного передохни, и начнем заново, - мягко, успокаивающе произнес Александр. Должно быть, заметил досаду на Вовкином лице. – Но в этот раз будем уже разбирать по частям и исправлять ошибки.

Вовка немного передохнул, расставил пальцы, изогнул кисти и снова взлетел. И так он взлетал и приземлялся еще целый час. Его пальцы были словно мелкие легкие косточки в руке-крыле большой слепой птицы. Они дарили ему невесомость, но со временем от частых равномерных взмахов руки-крылья уставали точно так же, как и их оперенные собратья.

- Молодец! – похвалил его Александр в конце урока, и Вовка устало улыбнулся, услышав в его голосе удовлетворение. – Ну что? Одевайся и пойдем?

- Ага!

Вовка поднялся со стула. Потянулся, чтобы распрямить согнувшееся к концу урока тело.

- Держи!

Его груди коснулось что-то объемное, Вовка опустил руки и нащупал собственную куртку.

- Спасибо, - поблагодарил он, надевая ее.

- Не за что. Ты готов?

- Да! Идем, – кивнул Вовка, застегивая молнию и доставая из кармана шапку.

Александр отдал ему трость и осторожно, но крепко взял под локоть. Они вышли из кабинета и, как только в замочной скважине проскрежетал ключ, побрели сначала по пыльным коридорам, устланным протертыми ковровыми дорожками, а затем вышли в пустой вестибюль.

- Вы домой, Александр Данилович? – глухо пробормотал пожилой мужской голос, когда они остановились у будки дежурного.

- Да, Иннокентий Викторович. Только вот ученика провожу до дома и сразу к себе.

Прозвенели ключи, и зашуршала по бумаге ручка.

- Расписались? – поинтересовался дежурный. – Ну и отлично. Приятного вам вечера.

- И вам, Иннокентий Викторович! И вам!

- До свидания! – пробубнил Вовка дежурному и толкнул тяжелую дубовую дверь, налегая всем своим телом.

Та неохотно поддалась, в щель повеяло промозглым холодом и угревшийся в помещении Вовка поежился.

- Ступеньки, - проронил Александр, придерживая его.

Спустившись на тротуар, они не спеша двинулись обратным Вовкиным маршрутом. Александр прекрасно знал дорогу, поэтому тот позволил себе расслабиться.

- А вы мне сегодня что-нибудь расскажете? – с улыбкой полюбопытствовал Вовка, чуть повернув лицо к Александру.

Тот хмыкнул.

- А что ты хочешь услышать?

- Например, расскажите, где вы жили до того, как переехали в наш скучный город.

- Не такой уж он и скучный, Вова. Город как город, просто меньше, чем некоторые другие… Справа большая лужа, идем, по самому краешку обойдем!.. А жил я до этого… в городе, который был примерно раза в три больше этого.

- В столице, что ли?

- Угадал, – после паузы проронил Александр.

- Ух ты! А я никогда там не был, – печально вздохнул Вовка.

- Ничего. У тебя еще вся жизнь впереди.

- Да, но я все равно не смогу заценить всю красоту. Я же не увижу ни домов, ни парков, ни памятников. Мама говорила, что в столице на улицах целые толпы народу ходят и столько машин, что от выхлопных газов воздух видно и дышать нечем.

Александр беззлобно рассмеялся.

- Ну, видеть-то его точно не видно, а дышать - да, бывает! Если в пробке в час пик постоишь, можно и в обморок упасть, когда выхлопов надышишься… Осторожно, бровка!

Вовка скривился, выказывая свое отвращение к столичной экологии, но потом задумался над другим и улыбнулся.

- А чем вы там занимались?

- М-м-м, тоже работал в музыкальной школе.

- А зачем тогда к нам переехали? Неужели там было плохо?

- Понимаешь… бывают обстоятельства, когда человек вынужден переехать.

Вовка понял, что Александр не хочет посвящать его в какие-то не очень приятные для него нюансы и кивнул, принимая такой пространный ответ.

- Я рад, что вы приехали, – воодушевленно сообщил он. - Если бы вы это не сделали, мне не с кем было бы заниматься.

Александр помолчал, а потом проронил:

- Ты особенный парень, Вова. И я тоже рад, что встретил тебя здесь.

Так за разговорами и обсуждениями они добрались до парка и пошли тихими безлюдными аллеями. Видеть Вовка не видел, но по резко понизившейся температуре воздуха, который стал покусывать его за нос и щеки, ощущал, что солнце уже давно село и пришла зябкая ночь. Летом в это время в парке было бы еще полно народу - мерно пошаркивали бы кроссовки пробегающих мимо него бегунов, поскрипывали колеса детских колясок, шуршали, волоча ноги, медленно бредущие пенсионеры. Но сейчас их прогулку сопровождал лишь шелест опадающей листвы и шепот ветра. Вся затяжная осень заключалась для Вовки в этом шелесте и шепоте.