В XIV в. Ковентри принадлежал Черному принцу. Впоследствии он отошел к Ричарду II и стал королевской резиденцией. Парламент собирался там как минимум дважды.

В Средние века было принято называть дни по именам святых. У церкви было множество святых, приписанных к определенному дню — обычно тому, когда состоялся их мученический подвиг. Ламберт, уроженец Нидерландов, жил в VII в. н. э. Его день — 17 сентября. Таким образом, поединок назначен на 17 сентября 1398 г.

Промежуток между ссорой у короля и встречей в Ковентри Шекспир заполняет сценой в лондонском доме Джона Гонта. Приехавшая к деверю герцогиня Глостер горько оплакивает смерть мужа.

Шекспир не указывает возраст герцогини, но создается впечатление, что она стара и принадлежит к тому же поколению, что и сам Гонт. Однако во время смерти (или убийства) Томасу Глостеру было всего сорок два года. Тогда его жене было тридцать один год; следовательно, сейчас ей тридцать два.

Герцогиня пытается заставить Гонта предпринять какие-то действия, но Джон отказывается. Тогда она красноречиво доказывает, что если убийство принца крови останется безнаказанным, то все остальные принцы тоже не смогут чувствовать себя в безопасности.

Джон знает, что настоящим убийцей является Ричард II, но не может выступить против короля. Он советует невестке терпеть, потому что

Эти слова косвенное свидетельство признания полубожественной природы короля, помазанника Божьего, который просто «не способен совершать дурные поступки». Именно такой абсолютной власти и добивается Ричард II. Однако в Англии абсолютизм никогда не имел таких глубоких корней, как в других странах.

Огорченной герцогине остается сказать только одно:

Так она и поступила, потому что через год умерла в возрасте тридцати трех лет. На всем протяжении истории продолжительность жизни женщин (с которыми обращались как с людьми второго сорта и подвергали страшной опасности частого деторождения) была значительно короче жизни мужчин. И лишь в наше время, когда благодаря медицине уменьшилась опасность родов, проявилась природная выносливость женщин, в результате продолжительность их жизни на несколько лет превысила мужскую.

Однако перед уходом герцогиня говорит:

Безутешная вдова хочет, чтобы Йорк посетил ее замок, но потом вспоминает про свой траур и со слезами на глазах говорит, что это не имеет смысла:

Эдмунд, пятый сын Эдуарда III, был единственным братом Джона Гонта, еще остававшимся в живых. Он родился в королевском замке Лэнгли (графство Херефордшир) 5 июня 1341 г. и по месту рождения именовался Эдмундом Лэнглийским (или просто Лэнгли).

Эдмунд участвовал во французских и испанских кампаниях, но не выиграл ни одного сражения. Он женился на Изабелле, младшей дочери Педро Жестокого. Поскольку Джон Гонт женился на старшей Дочери Педро Констанции, братья стали друг другу еще и свояками.

Эдмунд был человеком спокойным и мягким и не принимал участия в дворцовых интригах. Он оставался в хороших отношениях с Племянником и в 1385 г. стал герцогом Йоркским (или просто Йорком). В данный момент Эдмунду пятьдесят семь лет; он всего на год младше «старого Джона Гонта», а потому именуется «добрым старым Йорком» [65]. (Он был единственным из семи сыновей Эдуарда III, которому удалось преодолеть шестидесятилетний рубеж.)

Мы оказываемся в Ковентри, где идут приготовления к поединку. Наблюдает за соблюдением формальностей лорд-маршал, который говорит:

Омерль — это Эдуард, сын Эдмунда Йорка. По месту рождения он именовался Эдуардом Нориджским, но в 1390 г. получил титул графа Ретленда. В тот момент ему было всего семнадцать лет.

Эдуард Нориджский всегда оставался верным сторонником Ричарда — настолько твердым, что после убийства его дяди Томаса Глостера был награжден частью земель покойного и стал именоваться герцогом Альбмарльским (по названию местности в Нормандии). В пьесе Шекспира название Альбмарль, слишком трудное для английского произношения, превращается в Омерль. В этой сцене Омерлю всего двадцать пять лет.

После соблюдения всех формальностей (которые Шекспир описывает очень тщательно) Болингброк и Маубрей останавливаются друг против друга и берут пики наперевес, но тут лорд-маршал восклицает:

Этим жестом король Ричард прекращает поединок еще до его начала, а затем оглашает свой вердикт. Вердикт довольно странный: виновными признаны оба, и обоих приговаривают к ссылке — Болингброка на десять лет, а Маубрея — пожизненно.

Впрочем, если вдуматься, в этом вердикте нет ничего странного: Ричард боится обоих. Моубрей слишком много знал, а Болнгброк слишком смел, поэтому король решил одновременно избавиться от обоих. Сохранить столь желанный для Ричарда покой можно было только таким способом: победитель (кто бы им ни оказался) вызвал бы у других желание отомстить ему.

Срок ссылки Болингброка короче, потому что он внук Эдуарда III и сын Джона Гонта, а потому заслуживает более мягкого отношения. По просьбе Гонта эти десять лет уменьшаются до шести. Но это всего лишь уловка. Когда Болингброк окажется за границей, помешать его возвращению будет несложно. Несомненно, именно так и думал поступить Ричард.

Но почему Ричард ждал до последней минуты? Конечно, король решил провозгласить вердикт о высылке обоих, чтобы приобрести имидж сильного короля, заботящегося о благе своего народа. Но зачем дожидаться праздника и в течение восьми месяцев привлекать к поединку внимание всей Англии, а затем отменять схватку?

Следует иметь в виду, что это не выдумка Шекспира. Так написано у Холиншеда.

Может быть, Ричард проявил нерешительность, искал выход до последней минуты и нашел его экспромтом? Или все было наоборот? Может быть, тщеславие Ричарда и уверенность в собственной непогрешимости доставляли ему удовольствие? Может быть, ему нравилось играть роль Бога: сначала довести дело до кульминации, а потом небрежно махнуть рукой и положить ссоре конец?

Чем бы ни был продиктован этот шаг (тщеславием или нерешительностью), однако пользы Ричарду он не принес. Все симпатии тут же оказались на стороне Болингброка и Моубрея. После этого часть англичан посчитала короля трусом, а часть — тираном.

Шекспир искусно вызывает у публики антипатию к Ричарду, играя на национальных чувствах и заставляя обоих изгнанников произнести патетические речи. Моубрей, думая о пожизненной ссылке, говорит: