Изменить стиль страницы

Хамелеон — это ленивая и медлительная ящерица, которой для поддержания жизни требуется куда меньше пищи, чем теплокровным млекопитающим, обреченным на короткий век. Мало того, хамелеон добывает себе еду, молниеносно выбрасывая длинный язык, который безошибочно ловит насекомое, и так же молниеносно убирая его назад. Можно долго следить за хамелеоном, но так и не заметить этого момента. Поэтому возникло поверье, что хамелеон вообще ничего не ест и питается одним воздухом.

Иными словами, Гамлет заявляет, что он питается воздухом, то есть пустыми обещаниями, которые вылетают изо рта, как дыхание, и не представляют собой ничего материального. Конечно, принц имеет в виду обещание короля сделать его своим наследником. Либо Клавдий еще не объявил об этом официально, пользуясь безумием Гамлета как предлогом, либо принц уверен, что король рано или поздно найдет повод убить его. Как бы там ни было, но от обещаний не разжиреешь, словно каплун. Эта реплика — намеренное оскорбление Клавдия.

«Пусть кляча брыкается, если у нее ссадина…»

Пьеса в пьесе начинается пантомимой, раскрывающей сюжет и обстоятельства убийства (видимо, того самого, которое будет представлено на сцене). Все происходит именно так, как рассказал Призрак. В этой пантомиме нет никакой необходимости: она не только лишает напряжения предстоящее действие, но и заранее предупреждает Клавдия. Увидев эту пантомиму, король либо сразу же прекратил бы представление под любым предлогом, либо получил бы предупреждение и постарался не проявлять во время действий никаких эмоций. Если бы я ставил «Гамлета», то исключил бы эту сцену (даже в том случае, если бы не сделал никаких других купюр).

Далее актер, исполняющий роль Пролога, произносит три чудовищных рифмованных строки (это сознательный шаг Шекспира, стремящегося таким образом подчеркнуть «реальность» событий самого «Гамлета»). Затем актеры, играющие Короля и Королеву, произносят слова, вызывающие ассоциации, от которых волосы Клавдия и Гертруды должны встать дыбом.

Так, в пьесе «Убийство Гонзаго» Король и Королева женаты уже тридцать лет; Король плохо себя чувствует и боится умереть, но надеется, что жена переживет его и снова выйдет замуж. Однако актер, играющий Королеву, с жаром отвергает эту мысль:

Предательству не жить в моей груди.

Второй супруг — проклятие и стыд!

Второй — для тех, кем первый был убит.

Акт III, сцена 2, строки 184–186

Гамлет, занявший место рядом с Офелией, чтобы лучше видеть лицо Клавдия, бормочет себе под нос:

Полынь, полынь!

Акт III, сцена 2, строка 187

Можно представить себе, что он говорит это злорадно: камень в огород королевы брошен. Но королева не реагирует: либо она напряглась, стараясь не выдать своих чувств, либо слишком глупа, чтобы понять намек (последнее вероятнее). Гамлет вынужден прямо спросить мать, что она об этом думает, и та отвечает знаменитой (но часто неправильно цитируемой) строчкой:

Эта женщина слишком щедра на уверения, По-моему.

Акт III, сцена 2, строка 236

Возможно, она имеет в виду привычку плохих драматургов делать все возможное и невозможное, чтобы сбить публику с толку, однако сама неимоверность этих усилий показывает, в каком именно направлении будут развиваться события.

Но король настораживается. Стрелы слишком кучно ложатся в цель, а наивностью королевы он не обладает. Он говорит Гамлету (в конце концов, именно принц отвечает за спектакль):

Ты слышал содержание? Здесь нет ничего предосудительного?

Акт III, сцена 2, строки 238–239

Если Клавдий еще не знает сюжета, это значит, что он не видел пантомиму. Получается, что она в пьесе совершенно лишняя.

Гамлет мрачно заверяет короля, что бояться следует только тому, кто чувствует себя виноватым:

…это подлая история; но не все ли равно? Вашего величества и нас, у которых душа чиста, это не касается; пусть кляча брыкается, если у нее ссадина; у нас загривок не натерт.

Акт III, сцена 2, строки 246–248

Клавдий слишком умен, чтобы не понять угрозу, заключенную в словах Гамлета, но ему пока еще удается сдерживаться. Может быть, Гамлет блефует; торопиться не следует.

«Слова призрака…»

Приближается кульминационная сцена. Луциан, племянник герцога, собирается убить Гонзаго именно так, как Клавдий убил Гамлета-старшего.

Сгорающий от нетерпения Гамлет не в силах выдержать паузу. Когда актер, играющий злодея Луциана, стремясь усилить напряжение, начинает строить зверские рожи, принц восклицает:

Начинай, убийца. Да брось же проклятые свои ужимки и начинай.

Акт III, сцена 2, строки 258–259

Луциан произносит свою реплику, а потом наливает яд в ухо Гонзаго. Клавдий явно взволнован, и Гамлет добавляет фразу, которая должна усилить удар:

Сейчас мы увидим, как убийца снискивает любовь Гонзаговой жены.

Акт III, сцена 2, строки 269–270

Этого потрясения Клавдий уже не выдерживает. Он вскакивает и обращается в бегство. Представление резко обрывается.

Все бегут за королем. Гамлет, оставшийся на сцене вдвоем с Горацио, ликует; в этот миг он действительно выглядит полусумасшедшим. Впрочем, ликование не мешает практичному принцу удостовериться в том, что у него есть свидетель:

О дорогой Горацио, я за слова призрака поручился бы тысячью золотых. Ты заметил?

Акт III, сцена 2, строки 292–293

Горацио все видел. Не только он, но весь двор заметил реакцию короля. Когда все выяснится, у людей не останется сомнений в виновности Клавдия. Теперь Гамлет имеет полное право убить его.

«…У меня нет никакой будущности»

Но подозрения Клавдия тоже подтвердились. Гамлет как-то узнал правду и непременно воспользуется этим. Король понимает, что его жизнь висит на волоске.

Королева, которая, видимо, не знает правды, видит лишь то, что Клавдий ужасно расстроен, и боится за сына. (И правильно делает, потому что теперь Клавдий вынужден действовать. Для него это действительно вопрос жизни и смерти.)

Королева посылает за сыном и пытается восстановить мир между ним и отчимом, абсолютно не сознавая, что это уже невозможно. Розенкранц и Гильденстерн приходят за принцем, и тот, вполне уверенный в себе, потешается над ними.

Они все еще пытаются выяснить, что именно скрывается за безумием принца, и Гамлет иронически говорит:

Сударь мой, у меня нет никакой будущности.

Акт III, сцена 2, строка 347[33]

Розенкранц напоминает, что Гамлет и так наследник престола, но Гамлет отвечает:

Да, сударь мой, но «пока трава растет…» — пословица слегка заплесневелая.

Акт III, сцена 2, строка 351[34]

Гамлет не заканчивает пословицу, потому что она хорошо известна английской публике. Ее смысл: не следует надеяться на пустые обещания. То же самое принц имел в виду, когда говорил о «хамелеоновой пище».

Насмешки Гамлета над Розенкранцем и Гильденстерном становятся все более язвительными; теперь ему нечего бояться. Он выиграл игру и открыто говорит двоим фальшивым друзьям, что они от него ничего не добьются.

«Душа Нерона…»

Входит Полоний и повторяет приказ королевы, требующей, чтобы сын пришел к ней. Гамлет не может противиться искушению еще раз поиздеваться над глупым Полонием, но затем соглашается прийти. На мгновение он остается один и говорит про себя:

вернуться

33

В оригинале: «Сэр, я нуждаюсь в повышении по службе». — Е. К.

вернуться

34

В переводе Б. Пастернака английская поговорка приведена полностью: «покуда травка подрастет, лошадка с голоду умрет». — Е. К.