Изменить стиль страницы

Тише! Мать звала.

О сердце, не утрать природы; пусть

Душа Нерона в эту грудь не внидет;

Я буду с ней жесток, но я не изверг;

Пусть речь грозит кинжалом, не рука…

Акт III, сцена 2, строки 400–404

Мы еще раз убеждаемся, что Гамлет не страдает нерешительностью. Все наоборот. Он постоянно борется с желанием дать волю гневу.

Принц чувствует, что гнев и обида на мать, поспешный брак которой лишил его короны и втянул его в длинную, неестественно запутанную цепь интриг, могут заставить его действовать безрассудно, подвигнув даже на убийство матери.

Нерон — римский император, правивший с 54 по 68 г. н. э., был чудовищным тираном; самый громкий из его «подвигов» — казнь собственной матери, Агриппины, в 59 г. (Есть легенда о том, что она просила убийц разить ее в утробу, которая выносила такого непотребного сына.)

Конечно, Агриппина была порочна и постоянно вмешивалась в дела управления государством, но все же оправдать убийство матери невозможно. Когда в 67 г. Нерон посетил Грецию, он пытался получить доступ на элевсинские мистерии, но ему отказали, потому что он убил собственную мать; ужас греков перед этим преступлением был так силен, что Нерону, абсолютному тирану, пришлось отступить.

Поэтому Гамлет обязан сдержаться любой ценой. Максимум того, что он мог бы сделать с матерью даже в том случае, если она принимала активное участие в убийстве отца (чего на самом деле не было), — это отправить ее в монастырь. Если бы принц убил мать или приговорил к смертной казни, это стоило бы ему короны. Даже если бы Гамлет стал королем, охваченный ужасом народ проклял бы его.

«Старейшее из всех проклятий…»

Король просто обязан немедленно удалить Гамлета от двора и отправить его в Англию. Он посылает вместе с принцем Розенкранца и Гильденстерна. Ясно, что эти двое должны стать его тюремщиками и проследить за тем, чтобы он был доставлен до места назначения.

Входит Полоний и говорит королю, что Гамлет идет к матери; он, Полоний, проследит за ним еще раз, а потом обо всем доложит Клавдию.

Король остается на сцене один, становится на колени и начинает молиться. Клавдий охвачен угрызениями совести; он говорит:

О, мерзок грех мой, к небу он смердит;

На нем старейшее из всех проклятий —

Братоубийство!

Акт III, сцена 3, строки 36–38

Его пугает имя Каина. Именно Каин первым совершил преступление, убив своего брата Авеля. За это Каин был проклят: «И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей» (Быт., 4: 11). Клавдий чувствует, что на него падает вся тяжесть «самого древнего преступления», совершенного за пределами Эдема.

Однако Клавдий не знает, как заслужить прощение, потому что, каким бы сильным и искренним ни было его раскаяние, он не может расстаться с плодами преступления и, чтобы сохранить их, готов совершить новые убийства.

«Награда, а не месть!»

Гамлет, направляющийся к Гертруде, натыкается на молящегося или пытающегося молиться короля.

Принц вынимает шпагу; теперь он может убить Клавдия. Лучше всего сделать это сейчас, так как он может сказать, что, получив подтверждение вины короля, он был охвачен приступом слепого гнева и не смог дождаться формального осуждения.

Его план сработал великолепно. Теперь достаточно одного удара шпаги, чтобы отомстить и получить трон.

И тут Гамлета подводит страсть!

Король молится; убить его за столь святым занятием — значит отправить в рай. Гамлет размышляет:

Отец мой гибнет от руки злодея,

И этого злодея сам я шлю

На небо.

Ведь это же награда, а не месть!

Акт III, сцена 3, строки 76–79

Гамлет решает отказаться от своего намерения. Нужно дождаться момента, когда король будет занят чем-нибудь греховным.

В момент триумфа Гамлет перехитрил самого себя. Принц выиграл партию, все в его руках, но теперь он требует большего — того, на что не имел права. Он хочет, чтобы Клавдий был не только мертв, но осужден на вечные мучения. Но окончательное вынесение приговора — дело Бога, а не Гамлета; решив сыграть роль Бога, принц слишком много на себя берет, а потому заслуживает наказания.

Ирония судьбы в том, что молиться король все равно не способен; если бы Гамлет нанес удар, Клавдий был бы и убит, и проклят одновременно. Король встает с коленей и говорит:

Слова летят, мысль остается тут.

Слова без мысли к небу не дойдут.

Акт III, сцена 3, строки 97–98
«Это был король?»

Наконец Гамлет добирается до комнаты матери. Теперь, когда все выяснилось, он может говорить с ней откровенно. Принц начинает свою речь так решительно, что королева боится за свою жизнь. (Не следует забывать, что Гамлет изо всех сил пытался убедить мать в своем безумии, а сама Гертруда не слишком умна.) Она зовет на помощь.

Полоний, подслушивающий за ковром, тоже уверен, что Гамлет хочет убить мать. (Принц недаром наиболее убедительно притворялся именно перед ним.) Старый придворный зовет стражу, и тут наконец Гамлет дает себе волю. Страсть требует выхода, а все это время ему приходилось сдерживаться.

Гамлет уверен, что Клавдий поднялся по лестнице следом за ним и теперь подслушивает. В этот момент король не занят богоугодным делом. Блестит шпага, Полоний падает замертво, и королева кричит:

Боже, что ты сделал?

Акт III, сцена 4, строка 26

Гамлет, слегка пристыженный тем, что потерял власть над собой, отвечает:

Я сам не знаю; это был король?

Акт III, сцена 4, строка 27

Он отбрасывает ковер, убеждается, что ошибся, и с досадой говорит:

Ты, жалкий, суетливый шут, прощай!

Я метил в высшего…

Акт III, сцена 4, строки 32–33
«Стянувший драгоценную корону…»

какое-то время Гамлет движется по инерции. Он получил возможность высказать матери все, что о ней думает, и принц не собирается отказываться от этой возможности — хотя бы для того, чтобы осмыслить ситуацию, изменившуюся коренным образом. Поэтому Гамлет продолжает обличать мать, пока той не изменяет выдержка.

Снова вспоминаются богоподобные достоинства Гамлета-старшего:

Как несравненна прелесть этих черт;

Чело Зевеса, кудри Аполлона;

Взор как у Марса — властная гроза;

Осанкою то сам гонец Меркурий…

Акт III, сцена 4, строки 56–59

Сравнивая с ним Клавдия, Гамлет не может найти подходящих слов. Принц красноречиво обличает всю мерзопакостность блуда, который, как ему кажется, связывает Гертруду и Клавдия; его гнев все усиливается, и постепенно Гамлет доходит до того, что больше всего гнетет его душу. Он говорит о Клавдии:

Убийца и холоп;

Смерд, мельче в двадцать раз одной десятой

Того, кто был вам мужем; шут на троне;

Вор, своровавший власть и государство,

Стянувший драгоценную корону

И сунувший ее в карман!

Акт III, сцена 4, строки 97–102

Наконец-то! В этой сцене Гамлет выкладывает все. Он перечисляет все преступления Клавдия по нарастающей: сначала братоубийство, затем блуд и незаконная связь с королевой и, наконец, самое страшное — похищение короны. В данном случае Шекспир использует крещендо; он постепенно доходит до самого главного, и этим «самым главным» оказывается потеря трона.

Королева не может остановить Гамлета, которого все сильнее душит гнев, вызванный этой утратой. Он говорит о Клавдии: