Затем Гитлер предложил вниманию депутатов всего пять небольших параграфов, которые позволяли правительству вносить изменения в конституцию и самостоятельно принимать законы. Гитлер потребовал также права самостоятельно разрабатывать и вносить в правительство подобного рода законы и отменить ратификацию парламентом договоров с иностранными государствами.

— Мы, — кричал он, — просим у вас то, что могли бы взять сами, а вы не можете оценить даже этого! Ну что же, дело ваше! Скажу только одно: я не нуждаюсь в ваших голосах. Германия будет свободна и без вашего участия!

Зал разразился криками «Хайль!» и бурными аплодисментами, которые продолжались до оглашения результатов голосования. За закон было подано 441 голос, против — всего 94.

Закон «О преодолении бедственного положения народа и государства» был принят 23 марта 1933 года, и никто из членов коалиционных партий так, похоже, и не понял, что сделали они именно то, чего так добивался Гитлер, и до 1 апреля 1937 года возглавляемое им правительство получило право принимать любые постановления без какого бы то ни было одобрения их рейхстагом. Новый закон делал Гитлера практически независимым не только от парламента, но и от президента, а его личная диктатура получила юридическое обоснование. Более того, отныне никакое легальное сопротивление режиму было уже невозможно. «На четыре года, — прокомментировала принятие нового закона «Фелькишер беобахтер», — Гитлер получил все, что необходимо для спасения Германии. В негативном смысле — для искоренения разлагающего народ марксизма, в позитивном — для создания нового народного сообщества».

Газета, как всегда, была права, и первые шаги к созданию «народного сообщества» были сделаны уже 31 марта, когда Гитлер и министр внутренних дел Фрик издали временный закон «О включении земель в рейх», который предусматривал роспуск всех ландтагов, кроме прусского. Так была уничтожена исконная федеральная структура Германии. После чего Гитлер приступил ко второму этапу унификации, как назывался процесс создания однопартийной тоталитарной системы. На этот раз были «упорядочены» политические партии, профсоюзы и прочие организации. Излишне говорить, что первой жертвой унификации стала Коммунистическая партия Германии, все парламентские мандаты которой были объявлены недействительными, а имущество конфисковано. И хотя формального запрета на деятельность коммунистов так и не последовало, фактически партия оказалась ликвидированной. В конце месяца Гитлер издал еще один весьма интересный декрет, который возлагал обязанность заключения коллективных договоров на «доверенных уполномоченных по труду», назначаемых самим фюрером. По сути дела этот указ запрещал любые забастовки, и «хозяевами дома» снова стали предприниматели.

Как уже говорилось, коммунистическая партия не была запрещена, но ее деятели подвергались гонениям. Впрочем, и остальные партии тоже находились под постоянным гнетом нацистов. Дело дошло до того, что глава Немецкой национальной партии Гугенберг, который занимал целых четыре поста в четырех министерствах рейха и Пруссии, в знак протеста подал в отставку. Однако это не привело к падению кабинета, и для самого Гугенберга кончилось тем, что большинство членов его партии перешло к Гитлеру. Что касается пресловутого «Центра», то он прекратил свое существование в июле. И тем не менее всем было понятно, что Гитлер обязательно узаконит существование и образование партий в Германии. Что и произошло 14 июля 1933 года, когда был принят «Закон против образования новых партий», который провозгласил нацистскую партию единственной политической партией Германии и предусматривал суровое наказание для тех, кто решился бы нарушить закон. В декабре Гитлер пошел еще дальше и принял закон «Об обеспечении единства партии и государства», который говорил о том, что «НСДП является носительницей германской государственности и неразрывно связана с государством».

Ну а затем произошло то, что в конечном счете и должно было произойти. Когда было объявлено о новых выборах в рейхстаг, немецкие граждане голосовали за единый список кандидатур — «список фюрера». «Наиболее распространенная форма псевдозаконного, псевдодемократического самоутверждения, характерная для диктаторских режимов, — писал об этих выборах К.Д. Баркер. — На сей раз угрозы расправиться с теми, кто посмеет проголосовать «против» или вообще не явится на выборы, смогли обеспечить референдуму полную поддержку». Согласно официальным сообщениям, 95 % граждан отдали свои голоса Гитлеру.

Последний удар по конституционной системе Веймарской республики был нанесен 30 января 1934 года, когда был принят закон «О реконструкции рейха», окончательно покончивший с ландтагами; все суверенные права бывших федеральных земель передавались рейху, а введенное еще Бисмарком федеральное самоуправление в землях ликвидировалось.

Как бы это не казалось удивительным, но все, что делал Гитлер, осуществлялось в рамках легальности и под сенью закона. Когда надо было ратифицировать закон «О реконструкции рейха», который выходил за рамки закона о чрезвычайных полномочиях, Гитлер обратился к рейхстагу, который тут же утвердил необходимые ему «Дополнения к закону о чрезвычайном положении». Эти дополнения позволили правительству ввести новые конституционные законы. Прежде всего был упразднен пост рейхспрезидента. И что бы там ни говорили, Гитлер пришел к власти с помощью удивительно ловкого со всех точек зрения маневра, применив угрозу революции «снизу» в сочетании с тактикой соблюдения «легальности». С помощью этой тактики он сначала устранил оппозицию, затем сосредоточил всю власть в руках одной партии, а если точнее, то в собственных руках.

Так Гитлер покончил с демократической системой. Тем не менее большинство немецких чиновников всех рангов радостно восприняло новый режим и с большой охотой шло на сотрудничество с ним. В этом не было ничего удивительного. Все эти люди были воспитаны в антидемократических традициях, ненавидели республику и мечтали о возрождении великой Германии, которую обещал создать ее новый правитель уже в ближайшем будущем.

Постоянные провокации нацистов надоели Дольфусу, который не желал терпеть у себя под боком пятую колонну. В январе 1934 года он заявил Берлину протест, однако полученный им ответ гласил, что австрийский конфликт никоим образом не подпадает под нормы международного права и по своей сути является выражением «противоречия между австрийским правительством и историческим движением всего немецкого народа». Канцлеру не осталось ничего другого, как обратиться за помощью к западным странам, и в феврале были подписаны Римские протоколы, в которых Австрия, Италия и Венгрия договорились о сотрудничестве и взаимопомощи.

Берлин попал в щекотливое положение, которое осложнялось тем, что Гитлер не хотел, а вернее, уже не мог успокоить венских нацистов, с помощью которых все еще продолжал надеяться на аншлюс. В то же время Гитлер прекрасно понимал, что при живом Дольфусе ни о каком аншлюсе не может быть и речи. Когда в феврале в Вене началось восстание рабочих и социалистов, крайне недовольных установленным в стране фашистским режимом, снова воспрянувший духом Гитлер воскликнул:

— Наступает наше время! Сегодня я плохо спал, за окном дул ветер и раскачивал фонарь, который, казалось, так и скрипел мне: «Пора, пора… пора!»

Что имел в виду фюрер под «нашим временем»? Возможность силами австрийских нацистов, с которыми тесно сотрудничали имперские спецслужбы, осуществить аншлюс в столь напряженной обстановке? Вполне вероятно.

Однако министру юстиции Австрии Курту фон Шушнигу удалось арестовать путчистов и навести порядок в столице. Обеспокоенный событиями в Вене, Муссолини отдал приказ мобилизовать четыре дивизии и отправить их на перевал Бреннер.

Обо всех этих событиях Гитлер узнал в Байрейте, где пребывал на очередном вагнеровском фестивале.

— Ну все, теперь поздно, — нехотя признал он. — Аншлюс не состоялся! И все же я надеюсь, что провидение не оставит меня!