Вечером 27 февраля 1933 года Гитлер приехал на квартиру Геббельса. Они пили чай и слушали столь любимого фюрером Вагнера. Однако уже очень скоро вечернюю идиллию нарушил телефонный звонок Путци Ганфштенгля, сообщившего, что горит рейхстаг. Так писал в своих дневниках сам Геббельс. На самом деле они ждали этого сообщения и, как только рейхстаг загорелся, отправились на машине к горящему зданию. Там их уже ожидали Геринг и начальник прусского гестапо Дильс. Завидев Гитлера, Геринг воскликнул:
— Это начало коммунистического восстания!
Надо ли говорить, что с введением декрета террор усилился, и уже к середине марта 1933 года только в прусские тюрьмы и концентрационные лагеря было брошено более 100000 противников нацистского режима. И хотя на суде так и не было доказано участие коммунистов в поджоге рейхстага, многие немцы поверили в эту версию, и, как показывали секретные сообщения полиции, жесткие меры правительства не вызвали особого недовольства в народе. Более того, они послужили еще большему росту популярности Гитлера, что нашло отражение на новых выборах.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Заручившись поддержкой генералов, Гитлер приступил ко второй части своего плана. 30 февраля 1933 года он пригласил в резиденцию президента рейхстага ведущих промышленников Германии, среди которых выделялись Крупп, король германской металлургии Феглер, руководитель крупнейшего в Европе электротехнического концерна Бош и еще несколько видных германских промышленников и банкиров. Кресло председателя занял Ялмар Шахт. Но если раньше Гитлер приходил к этим могущественным людям в роли скромного просителя, то теперь перед ними предстал очень уверенный в себе политик, который знал, что делал. Фюрер не стал тратить времени на ненужные прелюдии и сразу же заговорил об опасности, грозившей капиталистическому строю в Германии, если в стране не будет установлена диктатура.
— Частнособственническое хозяйство, — сказал он, — не может сохраниться в век демократии, оно мыслимо лишь при том условии, что народ станет сторонником идеи авторитета сильной личности. И теперь я вижу свою главную задачу в уничтожении марксизма и создании армии. Жребий брошен, господа! И хочу сразу же предупредить, что если мы не добьемся желаемого результата через выборы, мы добьемся его другими средствами…
Всем было ясно, что Гитлер говорил о завершении государственного переворота и установлении в стране нацистской диктатуры. Никто из слушавших Гитлера промышленников не обманывался и насчет тех самых «других средств», какими фюрер собирался устанавливать свою диктатуру. И тем не менее никаких возражений не последовало. Наоборот! Как и на встрече с генералами, в резиденции Геринга царила радостная атмосфера. Крупп вскочил со своего места и со словами благодарности пожал руку Гитлеру, а затем приступил к ставшему уже привычным сбору пожертвований в партийную кассу.
Накануне выборов Гитлер выступил в Восточной Пруссии с большой и пафосной речью. «Теперь, — говорил он, — вы снова можете держать головы высоко и гордо. Вы больше не рабы, вы освобождены из неволи… по милости Божьей!»
— Запомните все, что я сказал вам, фон Папен, и не обращайтесь в следующий раз ко мне с подобными жалобами. Вам это не идет…
Гитлера часто сравнивают со Сталиным, и все основания для этого есть. Как и красный вождь, Гитлер не только проводил террор, но и теоретически обосновывал его. И когда сразу же после выборов Гитлер объявил о создании министерства информации и пропаганды и назначил его шефом Геббельса, тот с превеликим знанием дела приступил к работе. А заниматься ему было чем. Несмотря на блестяще проведенную предвыборную кампанию, Гитлер так и не получил двух третей голосов в рейхстаге, которые были необходимы для принятия закона о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий или, иными словами, для личной диктатуры Гитлера.
День, когда новый рейхстаг открыл свое первое заседание, Геббельс назвал «днем национального возрождения». Посвященная этому событию церемония проходила в той самой гарнизонной церкви Потсдама, где покоился прах Фридриха Великого, в день годовщины открытия первого рейхстага, первое заседание которого Бисмарк провел 21 марта 1871 года, вскоре после объединения Германии.
На церемонию собрался весь цвет Германии, и церковные хоры, и галерея буквально светились от мундиров и фраков. В нефе церкви собрались члены правительства, которых окружала плотная толпа нацистских депутатов в коричневых рубашках.
Главным действующим лицом церемонии формально считался Гинденбург. Одетый в парадный мундир фельдмаршала президент отдал честь пустому трону кайзера и направился к своему месту. На ступенях церкви он как бы случайно встретился с Гитлером и обменялся с ним рукопожатием. Очень скоро сделанный снимок был растиражирован миллионными экземплярами и еще более обогатил не только Гофмана, но и самого фюрера.
Гитлер откровенно играл на устроенном им же самим спектакле. Он настолько явно подчеркивал свою второстепенность, что это бросалось в глаза даже непосвященным. Почтительно поклонившись президенту, он со скромным видом направился вслед за ним. Собравшиеся запели хорал «Возблагодарим Господа нашего», который много лет назад пели солдаты Фридриха Великого после славной победы при Лейтене в 1757 году.
Первым выступил Гинденбург. Он призвал нацию помогать правительству и сделать все возможное для национального единства и создания «свободной, гордой и единой Германии». С ответным словом выступил Гитлер, в тот день превзошедший самого себя. Отдав должное президенту, чье «великодушное решение» сделало возможным «союз древнего величия с силой юности», он попросил у провидения «ниспослать им то же мужество, то же упорство, которыми обладали те, кто сражался за свободу и величие нашей нации, чей дух мы чувствуем здесь, в этом храме, священном для каждого немца, подле праха самого великого короля нашей державы».
Надо отдать должное красноречию Гитлера: впервые выраженный им после долгих лет унижения Германии и поражения в Первой мировой войне призыв к возрождению национального чувства оказал на собравшихся в церкви неизгладимое впечатление. Под тем же впечатлением находилась в тот день и вся страна, поскольку речь фюрера передавалась по радио. И, конечно же, выступление Гитлера, пролившего бальзам на немецкие сердца, примирил с ним многих консерваторов.
Ну а затем случилось то, что и должно было случиться. Спустя всего два дня после своей речи в Потсдаме Гитлер явился на первое рабочее заседание нового парламента, которое проходило в зале оперы Кроля. Свой вызывавший у многих нацистов презрение фрак он сменил на коричневую рубашку нацистского лидера. Зал был украшен флагами и полотнищами со свастикой, что тоже не могло не радовать ветеранов движения.
Свое выступление Гитлер начал с заверения депутатов в том, что права федеральных земель не будут затронуты законом о чрезвычайном положении.
— Но, — предупредил фюрер, — если каждый раз для принятия необходимых решений правительство будет вынуждено обращаться к рейхстагу, чтобы получить одобрение тем действиям, которые оно сочтет нужным совершить, это будет противоречить смыслу национального возрождения, затруднит выполнение стоящих перед ним задач. С учетом того, что большая часть депутатов поддерживает правительство, можно не сомневаться в том, что необходимость прибегать к данному закону станет для правительства скорее исключением, нежели правилом. Но правительство национального возрождения с тем большей настойчивостью указывает на необходимость Принятия такого закона. Оно предлагает всем парламентским партиям возможность мирного существования в Германии. Правительство исполнено решимости следовать своим курсом и в равной мере готово к тому, что рейхстаг ответит на его предложение отказом; в этом случае правительство расценит его как свидетельство противостояния. Вам, депутатам, предстоит решить для себя, как сложатся эти отношения, приведут они к миру или же к войне…