— Я не… в настоящее время я не знаю… — Она говорила еле слышно, и судья был вынужден переспрашивать её.

— Итак, на самом деле мы не знаем, когда вы говорите о постоянстве, действительно ли вы планируете оставаться в Нью-Йорке или же вы прибыли сюда с целью получить ребёнка, ибо вы ни разу в жизни не делали того, что говорило бы о вашей надёжности, основательности, словом того, что могло бы быть охарактеризовано словом «постоянно».

— Возражаю! Я вынужден потребовать, чтобы советник воздержался от попыток запугать свидетеля!

— Ну, из его слов можно навлечь допустимый вопрос, — сказал судья, — Собираетесь ли вы оставаться в Нью-Йорке на постоянное жительство, миссис Крамер?

— Да, — тихо ответила она.

— Пока у меня нет больше вопросов.

Приступив к повторному допросу свидетельницы, Грессен постарался тщательно восстановить её облик женщины, полной жажды материнства — «мать» было ключевым словом: «Как мать, я чувствую…», «Будучи матерью, я могу сказать…», которою попеременно употребляли и адвокат, и его клиентка, словно стараясь вызвать автоматическую реакцию судьи на это святое понятие. Они ещё раз шаг за шагом прошли всё, что предпринята Джоанна, чтобы обрести опеку над своим ребёнком, её возвращение в Нью-Йорк» её поиски работы, её поиски квартиры, в которой она «как мать» знала, что Билли будет удобно, юридические шаги процедуры, которые она предприняла — обратилась к адвокату, составила заявление, появилась в суде в этот день, и всё потому, что она глубоко страдает как мать, и все эти подробности доказывают, что в её лице юное существо обретёт надёжную и высокоответственную мать.

Шонесси взялся за неё в последний раз:

— Миссис Крамер, почему вы считаете, что можете состояться как мать, если вас постигали неудачи буквально во всём, что вы предпринимали в роли взрослого человека?

— Возражаю!

— Возражение принято.

— Я задам вопрос несколько в иной редакции. Каков был самый длинный период ваших отношений с кем-либо в жизни, кроме родителей и подружек?

— Я бы сказала… с моим ребёнком.

— Которого вы видели дважды в году? Миссис Крамер, ваш бывший муж… — нельзя ли утверждать, что отношения с ним были самыми длительными в вашей жизни?

— Да.

— Как долго они длились?

— Мы поженились за два года до появления ребёнка. После чего были четыре очень трудных года.

— То есть вы потерпели поражение в самых длинных, самых важных отношениях в вашей жизни?

— Возражаю.

— Возражение отклоняется.

— Я не потерпела поражения.

— А как иначе вы назовёте, что произошло? Успехом? Брак кончился разводом!

— Я считаю, что это, скорее, его поражение, чем моё.

— Примите мои поздравления, миссис Крамер. Вы внесли нечто новое в законы о браке и семье. Вы оба разведены, миссис Крамер!

— Советник, вы хотели задать вопрос свидетельнице? — спросил судья.

— Я хотел бы спросить, как это представление о надёжности и постоянстве, которое старается создать у нас миссис Крамер, сочетается с неудачей самых длительных, самых важных личных отношений в её жизни?

Она сидела молча.

— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос, миссис Крамер, — обратился к ней судья.

— Одно не вытекает из другого.

— Для вас не вытекает! Но ведь это вы потерпели неудачу в самых важных личных взаимоотношениях вашей жизни, не так ли?

— Да, — еле слышно сказала она.

— Вопросов больше не имею.

Джоанна покинула свидетельское место, и на лице её читалось предельное изнеможение.

— С чувством материнства спорить трудно, — сказал Шонесси своему клиенту. — Но мы пустили ей кровь.

После перерыва на ленч на свидетельском месте предстал Сэм Штерн, отец Джоанны. В его задачу, которую он предпринял ради Джоанны, входило дать свидетельские показания об отношениях матери и сына. Грессен выстроил линию его показания таким образом, что они касались, главным образом, одного дня, когда в прошлую субботу Билли был с Джоанной, а Сэм и Гарриет сопутствовали им. Услышав, как Сэм описывает этот прекрасный день и ту раскованность, с которой Джоанна общалась с ребёнком, Тед понял, для чего он был там нужен. Весь порядок этого дня был заранее продуман. И дедушка с бабушкой принимали в нём участие с единственной целью — чтобы выступить на суде в качестве свидетелей. Шонесси попытался подвергнуть его перекрёстному допросу, но не смог ничего извлечь, постольку показания касались ограниченного отрезка времени. В них шла речь только о том, что он видел своими глазами — мать и сын прекрасно проводили время вместе.

Покинув свидетельское место, Сэм попытался проскользнуть мимо Теда не глядя на него. Тед перехватил его за руку,

— Сэм?

У отца Джоанны была опущена голова. Не поднимая глаз, он пробормотал:

— Тед, разве ты не сделал бы того же самого для своего ребёнка? — после чего быстро отошёл.

Других свидетелей Грессен не вызывал. Он решил не расширять рамки дела, придав ему компактный убедительный характер. Главной темой его было материнство. И мать была главной свидетельницей.

Начались показания в пользу ответчика. К первому свидетелю, которым оказался Чарли» Шонесси неизменно обращался как к «доктору», чтобы придать больше веса его словам. Доктор поручился за прекрасный характер Теда и описал его как превосходного родителя.

— Доверили бы вы ему своего ребёнка?

— Я и так доверял. Много раз.

Он описал совместные походы в город вместе с детьми» когда он лично был свидетелем привязанности мальчика к отцу и отца к мальчику. С неподдельной выразительностью в голосе он сказал:

— Сомневаюсь, чтобы я мог быть лучшим отцом в таких обстоятельствах.

Грессен отказался от перекрёстного допроса. С лёгкой улыбкой он просто отверг эти показания как несущественные и непоследовательные. К этой же тактике он прибег и во время показаний следующего свидетеля, невестки Теда, Сенди, которая сообщила, как Тед заботился о благополучии мальчика, чему она сама была свидетельницей, и сказала:

— Мальчик просто обожает его.

Следующей свидетельское место заняла Тельма, которая не могла скрыть нервного возбуждения.

Шонесси спросил её:

— Могли бы вы оценить компетентность мистера Крамера как отца? Что могло бы быть тому доказательством?

— Их отношения, — сказала она, с трудом удерживаясь от слёз.

— Возражаю, ваша честь. Ответ, серьёзно говоря, носит несколько неопределённый характер.

— Возражение принято.

— Могли бы вы припомнить какие-то случаи, которые говорили бы о заботе мистера Крамера о своём ребёнке?

— Он читает Билли, он купает его, он играет с ним, он любит его, он очень добрый человек… и если бы только видели их вместе… этот процесс вообще не мог бы состояться, — и она начала всхлипывать.

Шонесси сказал, что вопросов у него больше не имеется. Грессен несколько секунд пребывал в задумчивости, словно подбирая вопрос, с которым он хотел бы обрушиться на неё, но человек, который выстроил ход дела, исходя из принципа уважения к материнству, не мог позволить себе оспаривать искренность слёз такой же матери — и Грессен отказался от перекрёстного допроса.

Джим О’Коннор сообщил о Теде, что он «высококвалифицированный специалист в своей области» и «человек, которого я глубоко уважаю». Когда он подчеркнул, что Тед — компетентный, знающий профессионал, Грессен решил не отпускать так просто этого свидетеля.

— Мистер О’Коннор, вы только что сказали об этом человеке, как о великолепном специалисте и выдающемся профессионале, но разве вы не увольняли его, и причём дважды?

Тед повернулся взглянуть на Шонесси. Откуда они получили информацию?

— Это не совсем так, — ответил О’Коннор.

— А что так?

— Компании прекращали своё существование. И нас всех постигала та же судьба.

— Даже вашего восхитительного сотрудника?

— Возражаю!

— Принято.

— Вопросов больше не имею.