На следующий день во время ленча, когда он сидел на ступеньках библиотеки на 42-й стрит, поедая мороженое, после того, как оплатил счёт от Сакса за детские принадлежности, к нему стало приходить смутное осознание того, что он испытывает. Это был страх. Он был испуган. Он боялся, что Джоанна может умереть. Он боялся, что погибнет ребёнок. Ои испытывал ужас при мысли, что, если даже с ними обоими всё будет хорошо, его в конечном итоге ждёт смерть. Ему было страшно, что ему придётся иметь дело с ребёнком. Он покрывался потом при мысли, что он может, взяв ребёнка на руки, уронить его. Его пугало, что ребёнок может родиться слепым, неполноценным, калекой, с одной рукой или ногой, без пальцев, с кожей, поражённой экземой. Его пугало, что он может не знать, как и что делать, что он окажется плохим отцом. Но Джоанне он ничего не сказал.

Чтобы справиться со своими страхами, он решительно вычеркнул из памяти все опасения. Он будет исполнять роль Господа Бога, он будет держать под своим контролем всё до последней мелочи, ничего не оставляя на волю случая или невежества. Из всех отцов, которые присутствуют при рождении собственного ребёнка, он будет самым знающим, самым подготовленным. На еженедельных занятиях он был сосредоточен и внимателен. Он сам лично, чувствуя себя суперменом, сканировал живот Джоанны и видел положение ребёнка. Когда Джоанна на девятом месяце стала испытывать дискомфорт, он уверенно поддерживал и ободрял её. По его настоянию они каждый день занимались дыхательными упражнениями. Он был образцом будущего отца.

В завершение курса обучения естественным родам был показан фильм, демонстрирующий их методику. Аудитория представляла собой сборище будущих отцов и животов всех видов и форм. Улыбаясь незнакомым, он чувствовал едва ли не родственную связь с этими людьми. Фильм был закончен. Курсы завершились. Тед Крамер был готов к производству на свет ребёнка.

— Ты будешь разочарован, если мне не повезёт?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, я говорила с женщинами, которые уже прошли через это, и они чувствовали свою вину, что у них ничего не получилось.

— Да не слушай, что тебе говорят. Всё будет в порядке, дорогая. Не беспокойся. Ты будешь тужиться изо всех сил.

— О’кей.

Только не умирай, Джоанна. Я не вынесу твою потерю. Но вслух он ничего не сказал. Он не хотел ни пугать её, ни выносить на поверхность свои собственные страхи.

Когда раздался звонок, он сидел за столом в своём офисе, где и должен был быть — всего в десяти минутах езды в машине от дома, будучи постоянно настороже. Но всё с самого начала стало валиться из рук. Он не учёл силу и частоту схваток у Джоанны и, влетев в дом, нашёл её скорчившейся на полу.

— Боже мой!

— Как мне плохо, Тед…

— Иисусе…

Всё, что он вызубрил, тут же вылетело из головы, когда он увидел, как она корчится от боли. Когда прошла очередная серия схваток, он приподнял её. Взяв сумку, которая уже несколько дней назад была заблаговременно подготовлена — он попросил машину подождать, — они направились в больницу.

— Я не могу больше терпеть.

— Всё будет в порядке, дорогая. Дыши.

— Нет.

— Ты можешь. Прошу тебя, дыши! — Она сделала попытку найти ритм дыхания, который, как предполагалось, должен был избавить сознание от чувства боли.

— Дорогая, когда схватит в следующий раз, ты должна дышать полной грудью. Помни. Полной грудью.

На углу 79-й стрит и Парк-авеню машина остановилась в уличной пробке.

— Мы не можем стоять тут! — крикнул он водителю.

— Что же мне делать, мистер?

Тед выскочил из машины:

— Срочно! У женщины схватки! Срочно!

Он кинулся прокладывать дорогу в середину затора, приказав машине следовать за ним и, словно рехнувшийся автоинспектор, стал расталкивать и разводить машины. — Поддайте этот грузовик, чёрт побери! Дайте продвинуться! — Даже закалённые нью-йоркские водители дрогнули при виде этого маньяка. То был момент его величия — он был героической фигурой, выволакивающей свою беременную жену из уличной пробки в Нью-Йорке. Они помчались прямо к больнице, и водитель, повинуясь настоянию Теда, непрерывно жал на клаксон. — Гони прямо на красный! Я плачу все штрафы.

Момент, когда он руководил событиями, остался позади, да и длился-то всего несколько минут. Когда они очутились в больнице, Джоанну сразу же подняли наверх, а он остался в одиночестве в приёмной, герой вчерашнего дня. Теперь они занимаются ею, она в их руках, и сейчас ей бреют волосы на лобке.

— Это нечестно, — выразил он свой протест регистраторше. — Я необходим наверху, рядом со своей женой.

— Сверху позвонят.

— Когда?

— Примерно минут через двадцать, мистер Крамер.

— Они могут стать решающими.

— Да, мы знаем.

В приёмной кроме него находился и мясистый мужчина лет тридцати, который развалился в кресле со спокойствием человека, сидящего у телевизора.

— В первый раз? — спросил он Теда.

— Неужели вас это в самом деле волнует? — фыркнул Тед. — В первый ли я раз?

— Слушай, парень, я по-дружески отношусь к тебе, вот и всё.

— Прошу прощения. Это… да, в первый раз, — и Тед попытался улыбнуться в своём состоянии.

— А я в третий.

— Это ожидание… как раз, когда ты начинаешь чувствовать свою близость к ней, её забирают.

— Скоро всё кончится.

— Но предполагалось, что я буду с ней. Мы готовились к естественным родам, к совместным.

— Правильно.

— А вы?

— Со всем к вам уважением, но всё это чушь. Раз-два, никаких болей — и вот вам наш ребёночек.

— Но это примитивная оценка.

— Ах, вот как?

— А вы не хотели быть с ней?

— А я и буду. В любой день, в середине ночи, я буду с ней.

Больше им нечего было сказать друг другу; Тед не сомневался в правильности своего решения, а сосед сидел, расслабившись, не сомневаясь в своей правоте. Регистраторша сказала Теду, что он может наконец подняться наверх, и он устремился в родильный зал, где Джоанна теоретически ждала его помощи. По пути он припомнил множество деталей, которые должен был держать в голове: помогать ей при схватках, способствовать правильному дыханию, отвлекать разговорами в перерывах, вытирать лоб, смачивать губы. Он ничего не упустит из виду, всё будет под его контролем. У него не будет времени даже бояться.

Влетев и зал, он увидел, как Джоанна корчится на кровати в очередном приступе схваток; тогда он и услышал от неё «Да пошёл ты», когда пытался поставить ей правильный процесс дыхания, Женщина на соседней кровати кричала что-то по-испански. Акушерка решительно отодвинула его в сторону. Всё происходившее никак не соответствовало полученным знаниям.

Наконец явился доктор Фиск, высокий и стройный, с копной белокурых волос. Первыми его словами, обращёнными к Теду» были «Обождите в холле». Через несколько минут, когда доктор Фиск, удовлетворённо кивнув, вышел, акушерка пригласила Теда обратно.

— Долго не продлится, — сказала она. — При следующих схватках мы заставим её тужиться.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — спросил он Джоанну.

— Как никогда плохо.

Пошли следующие схватки; он посоветовал ей начать тужиться и после нескольких сильнейших приступов конвульсий и её усилий увидел, как медленно начинает показываться головка, покрытая тёмными волосиками вот оно, таинство рождения, первое появление ни свет его ребёнка. И к своему крайнему смущению, он почувствовал, что ничего не может тут больше сделать.

— Мистер Крамер? — Это вернулся доктор Фиск. — Нам придётся прибегнуть к вмешательству, чтобы извлечь вашего ребёнка.

Тед поцеловал Джоанну, которая выдавила из себя слабую улыбку, и направился вместе с доктором Фиском в предоперационную рядом с холлом.

— Просто следите за моими действиями, мистер Крамер.

Теду пришлось взять на себя роль медика. Тщательно выскоблив руки, он натянул голубоватый халат. Оказавшись в этом облачении, он посмотрел в зеркало на свой преобразившийся облик и, внезапно поняв, сколь мало тут от него зависит, захлебнулся волной страха, который постоянно отгонял от себя,