— И все! — грозно повторил Герман Сергеевич.

— А вы на меня не кричите!

— Буду!

— Я сама на вас буду кричать!

Герман Сергеевич опять остановил машину. Вышел. Обошел машину кругом и распахнул дверцу.

— Высаживаете меня в глухом лесу? — спросила Зоя Павловна.

— Да!

И тут Зоя Павловна рассмеялась.

— А вам не кажется, что мы на самом деле жених и невеста — все время ругаемся. Вы же приходили ко мне на Чехова: «Воловьи Лужки мои!»

— Нет, мои Воловьи Лужки! — вдруг сказал Герман Сергеевич.

Зоя Павловна выскочила из машины.

— Да поймите, вашего Угадая подстрелить пора, а вы сравниваете его с моим Откатаем!

— А что вы в собаках понимаете! — понес отсебятину Герман Сергеевич.

— Мои Воловьи Лужки! Мои собаки лучше! — завопила Зоя Павловна и вцепилась в куртку Германа Сергеевича.

— Мои! Ну! — закричал в ответ Герман Сергеевич. И тут возле них возник милиционер. Молоденький.

— Что происходит? В ваши годы — драться, на виду у проходящего транспорта!

— Репетируем! — объяснила Зоя Павловна. — Чехова. Вы читали Чехова?

— В школе, — сознался милиционер.

— Перечитайте водевиль «Предложение». Вы сорвали нам репетицию!

— Ну!.. — поддержал Герман Сергеевич.

Потом снова ехали в машине, снова поначалу молчали. Потом Герман Сергеевич вдруг заговорил первым:

— Про меня все путем… нормально. В отставке по выслуге лет. Работаю директором катка. Я, между прочим, не только в футбол, но и в хоккей играл. И лед тоже, между прочим, сам варю!

— Как это, варю? — не поняла Зоя Павловна.

— Быстрый лед сварить — это, знаете, тоже театр. Прибыли мы. Вы обождите в машине!

Стадион был неказистый, старенький. Трибуны осели в землю, частью погнили и потрескались.

Герман Сергеевич осторожно присел на щербатую скамью в самом первом ряду и стал глядеть, как тренируются футболисты в полосатых майках.

Тренер заметил Германа Сергеевича, подошел, удивился.

— Вы? Зачем пожаловали?

— Давно вернулись? — уклончиво вступил в разговор Герман Сергеевич. — На юге вы неплохо сыграли.

— На юге неплохо, — согласился тренер и не удержался: — Благо, судьи нам не мешали!

Усилием воли Герман Сергеевич заставил себя взглянуть тренеру в лицо:

— Значит, так… Ошибся я… Сам не знаю, что на меня накатило…

Тренер не понял происходящего.

— Вы что же это, извиняться приехали?

— Ну!.. — подтвердил Герман Сергеевич.

— А что мне с вашими извинениями… делать — зубы чистить?

Раздался смех. Это смеялись подошедшие футболисты.

— Прощения просит… — заметил один из них.

— Совестливый! — продолжил второй.

— Только вы его не бейте, ребята! — ехидничал третий. — Он больше не будет!

Теперь смеялись все во главе с тренером. Герман Сергеевич поднялся.

— Отбой! — потребовал тренер. — Не надо над ним смеяться! Человек пришел по зову сердца! В знак дружбы с нашей командой… по старой футбольной традиции. Мы ему наши майки, а он нам — свою рубашку, которая близка его телу!

Несколько футболистов тотчас стащили с себя полосатые майки.

Герман Сергеевич круто повернулся и ушел.

Все снова захохотали — и футболисты, и тренер.

Герман Сергеевич обогнул трибуны стадиона, вернее, то, что от них осталось, и… увидел Зою Павловну. Она прислонилась лицом к бетонному столбу, служившему когда-то опорой для трибун, и беззвучно плакала. Спина и плечи Зои Павловны вздрагивали, будто их бил озноб. Герман Сергеевич растерялся. Он не знал, почему плачет Зоя Павловна, не знал, как поступают с плачущими женщинами. Он осторожно дотронулся до плеча, плечо протестующе дернулось. Тогда он еще раз робко положил на плечо руку. Но Зоя Павловна сбросила его руку. Тогда Герман Сергеевич прекратил дотрагиваться до Зои Павловны и присел рядом на груду досок.

— Сейчас я отплачусь, — пообещала сквозь слезы Зоя Павловна, — этот стадион дырявый, все насквозь видно и слышно… сейчас я пойду к ним, и я им покажу!

Герман Сергеевич вскочил как ужаленный.

— Нет!

— Пойду!

— Нет! — И для страховки обхватил Зою Павловну обеими руками.

Наступила некоторая пауза. Потом Зоя Павловна определила:

— По-моему, вы меня обнимаете! — в ее голосе уже не было слез.

— Нет!

— Вы меня обнимаете, а мы уже немолодые люди!

— Нет! — повторил Герман Сергеевич.

— Что — нет? — не поняла Зоя Павловна. — Что обнимаете или что мы немолодые?

— И то и другое! — сказал Герман Сергеевич.

— Отпустите меня! — потребовала Зоя Павловна.

— Нет! — в очередной раз произнес Герман Сергеевич. — Вы уже у меня во дворе дрались. Хватит!

— Да, я драчливая! — с гордостью произнесла Зоя Павловна. — Я по профессии режиссер все-таки. Вы правильно к ним приехали, хотя они вас и обидели!

— Нет! — сегодня это было любимым словечком Германа Сергеевича.

— Да! Для правды можно и авторитет ронять. Даже судье. Хотя какое он имеет значение, авторитет?

— Никакого! — согласился Герман Сергеевич. — Хотя, конечно, коллеги меня за это покаяние не погладят…

— Кстати, мы уже час стоим обнявшись, — заметила Зоя Павловна.

— Меньше! — заспорил Герман Сергеевич.

— Значит, не показывать им, где раки зимуют?

— Не поймут! — И тут Герман Сергеевич спросил главное: — Значит, вы из-за меня это… ну, в слезы?…

Зоя Павловна решительно высвободилась.

— Давно столько не обнималась. Отвезите меня, пожалуйста, адрес я скажу… Меня сын из Арктики вызывает для радиоразговора.

Герман Сергеевич внимательно, долго смотрел на Зою Павловну.

— Что вы на меня так смотрите?… Не надо. От слез женщины стареют!

— Нет и нет! — убежденно сказал Герман Сергеевич и зашагал к машине. — Все путем…

Теперь оба вдруг почему-то почувствовали себя неловко. И в машине молчали, стараясь не смотреть друг на друга. Герман Сергеевич долго возился, пристегивая ремень безопасности, а Зоя Павловна изучала собственные ногти.

Как-то мимолетно Герман Сергеевич все-таки взглянул на Зою Павловну, и та в ответ виновато улыбнулась и так же виновато пожала плечами.

Вдруг кто-то снаружи подергал дверцу машины. Женщина, совсем молодая, в кожаном пиджачке — сегодняшний признак материального благополучия, — нараспев попросила:

— До города подбросите, владелец?

Герман Сергеевич обрадовался — сейчас пассажир был бы спасительным выходом.

— Садитесь!

Женщина полезла в машину и, как села, сразу заговорила без умолку, сейчас это тоже было кстати.

— Прямо-таки не выношу общественный транспорт. Конечно, ваш передвижной шалаш — не мой уровень, но все же получше, чем в рейсовом автобусе дышать чужой одеждой!

— А какой ваш уровень? — Герман Сергеевич обиделся за своего друга. «Москвич» несся по шоссе с хорошей скоростью. Но женщина болтала больше для себя, чем для других.

— Вот сапожки на мне, финские, сто десять плюс двадцатка за сервис, ну, за доставку на дом! А у меня зарплата как раз сто тридцать. Значит, купила сапожки и на месяц завернулась в блин?

Зоя Павловна улыбнулась.

— У вас, наверно, муж… с заработками на уровне!

— Я по обмену ездила! — небрежно сообщила пассажирка.

— Переезжаете за город? — удивился Герман Сергеевич. — Может, теперь мода такая?

— Нет, там у меня в сельпо приятельница работает. Мы с ней детали оговаривали. Детали обмена. Мы мужьями меняемся!

— Чем меняемся? — ахнула Зоя Павловна.

— Не чем, а кем! — поправила женщина. — Мужьями!

Теперь захохотали оба — и Зоя Павловна, и Герман Сергеевич.

— Остановите ваш драндулет! — возмутилась женщина. — А то вы от вашего глупого смеха еще во что-нибудь врежетесь!

— Как это, мужьями? — не унимался Герман Сергеевич, но все-таки притормозил.

— Честнее меняться, чем изменять, — отрезала женщина. — Темные вы люди! И рубль возьмите, я задаром не езжу!